13 (1/2)

13

Альфа стоял у окна и смотрел на ночной спящий город. Между пальцев тлела сигарета, система вентилирования высасывала табачный дым. Апория, сморенный, спал на кровати, все ещё часто и беспорядочно дыша. Он кончил трижды под Бьянконэ, а когда в члене больше не осталось ни капли спермы, он отключился, сметенный ураганом под названием сухой оргазм.

Бьянконэ изредка поглядывал на накрытое простыней тело, что продолжало метаться на постели, думал о ребёнке в одной из комнат под присмотром Энлиля и курил, выдыхая с удовольствием серый дым. Взяв в руки камеру, Бьянконэ направил объектив на прокурора. «Щелк», «Щелк», «Щелк».

Корпорации «I.D. Zen» принадлежал крупный госпиталь в самом сердце Идзина — «GLEN». Во время учебы на медицинском, куда молодой Д’Аккуза пошел сам, потому что точно знал, что ищет, он был частым гостем анатомического театра.

А впоследствии двери их госпиталя «GLEN» открылись юноше именно там, где было необходимо — в хосписе. Он приходил туда практически каждый день и подолгу наблюдал, как умирают люди. Молодые, зрелые, старые… В муках или тихо… Какое это имеет значение? Главное, что тут было царство ангела Азраэля, ежеминутно уводящего за собой смертные потухшие искры.

Бьянконэ фотографировал Смерть: ее последние проявления, отметины. Объектив камеры снимал эту вечную застывшую в неподвижном оцепенении красоту. Альфа искал способ утолить свой голод. Голод, что с годами становился все сильнее, глубже и требовательнее.

Он понял необходимость подавления жажды довольно рано, потому что из пяти-, восьми-, двенадцатилетнего парня рос монстр. Ему было страшно от самого себя. Но удовольствие от просмотра фотографий и видео с реальными смертями было упоительным. Бьянконэ уже подростком прекрасно понимал одну вещь: оступись он — и жизнь пойдет под откос, как внезапно сошедший с рельсов поезд. Ведь страх в глазах отца-омеги тоже не иссяк. Родитель принял его таким, понимая, что другого сына у него не будет, но опасаться не перестал. У него нет права на ошибку, так как гнить в тюрьме из-за одной лишь слабости Бьянконэ не собирался.

Но что же в тебе такого, Тайсун? Идеальный муж и отец, справедливый прокурор, не успевший захлебнуться ложью, сгнить в тяжелых кандалах Идзина. Попав впервые в объектив камер папарацци у черного лакированного гроба со слезами на глазах, ты оказался проклят. Мыслей было много. Отсутствие эмпатии и эмоций открывали колоссальные возможности мышлению, ставя рациональное во главу стола. В объективе камеры Тайсун дернулся, схватился руками за грудь, горло, словно в попытке вылезти из кожи. Он был без сознания. Бьянконэ отложил камеру, нажал пальцами у шеи и вслушался в пульс. Беспорядочный. Предположительно суправантрикулярная тахикардия, следом будет остановка сердца.

Д’Аккуза выдвинул ящик, выудив оттуда шприц с адреналином, и вывернул руку альфы внутренней стороной наружу, наступил коленом выше локтя, прижимая к кровати, пережимая, чтобы быстро найти вену. У Тайсуна были отличные вены, и Бьянконэ, сдернув колпачок со шприца, пропальпировал одну и, приставив иглу, ввёл, впрыскивая адреналин. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Дыхание с хрипами, как и сердечный ритм, замедлялись, успокаиваясь. Холодный пот, в который бросило мужчину прошёл, Апория затих, наконец избавившись от пожирающего его жара.

Бьянконэ в свободном халате на голое тело стоял, прислонившись плечом к дверному проему, рассматривая Апорию. Три года обучения в медицинском, на факультете патологической анатомии, не прошли даром. Некоторые навыки остались, многие нужные ему навыки. Как бы там ни было, ему было велено принять управление корпорацией, и в соответствии с этим обучение было откорректировано. А жаль, ему нравилось препарировать трупы.

— Энлиль, — обратился альфа к секретарю. — Маячок поставлен?

— Как вы и распорядились: в часах прокурора. Также я получил отчёт по квартире: найдена скрытая камера в гостиной и спальне. Мы их не трогали до вашего распоряжения.

— Хорошо. Установите владельца.

***</p>

Утро прокралось в помещение яркими лучами солнца, потревожив сон Тайсуна. Мужчина открыл глаза и застонал, голова раскалывалась. Он поднес руку к лицу — пластырь. Точно… Он разбил вчера машину и рассек лицо. Дом Д’Аккуза. «Блядство». Он закрыл лицо ладонями. Испанский стыд. Поясницу ломило так, что хотелось повесится. Он предпочел не думать о том, сколько раз они сделали это вчера, о том, как жалобно он стонал и цеплялся за Бьянконэ. Этот ублюдок его чем-то накачал, а потом…

— Папа! — в комнату влетел ребёнок и прыгнул на кровать к отцу, приземлившись точно на полуэрегированный с утра член.

— Уггх, — простонал альфа, выдавливая улыбку и сдвигая сына в сторону. — Утро, малыш.

— Сильно болит? — ручка коснулась пластыря.

Тайсун тепло улыбнулся: его жалели.

— Не сильно…

Взгляд альфы зацепился за фигуру в дверном проёме: Бьянконэ Д’Аккуза. Мужчина выглядел расслабленным, прислонившись к дверному косяку. Его пронизывающий опасный взгляд заставлял внутренне содрогаться.

Эмпатия. Это то, что сейчас наблюдал Бьянконэ между ребёнком и Тайсуном. Слово, которое он знал, но значение которого он не понимал в силу того, что не чувствовал, но умело имитировал. Разве эмпатия это так важно?

— Завтрак внизу, Тайсун. Подвезти на работу?

— Который час?! — встрепенулся Апория. Закутываясь в простыню, он сполз с кровати, на которой развалился его сын. — Черт, — боль пронзила спину.

— Девять утра.

— Что?! Я опаздываю! — Тайсун оглянулся в поисках ванной, не представляя, где спрятаться.

— Дверь справа. Дихар, пойди найди Энлиля. Попроси у него чего-нибудь.

Ребёнок подскочил и выбежал из комнаты. Апория замер, пораженный.

— Когда это вы успели стать друзьями? — с сомнением.

— Я вообще-то очень дружелюбный.

— Не приближайся к моему сыну, — бросил мужчина и скрылся в ванной.

Дверь в ванную комнату не успела закрыться, и Тайсун оказался прижат к груди альфы, что нагло сдирал обмотанную вокруг бёдер простыню.

— Тайсун, — альфа тщетно пытался удержать белое полотно в пальцах, — не разговаривай со мной в таком тоне, — простыня наконец оказалась содранной, и Бьянконэ отшвырнул её в сторону. — Ты меня расстраиваешь, — ладонь сдавила шею сзади, наклоняя мужчину над раковиной. — А я в таком настроении очень непредсказуем, — пальцы сжались сильнее.

Прокурор смотрел в зеркало перед собой и не видел в нем человека. За его спиной стоял монстр с жёлтыми глазами, что все о нем знал. Внезапно волна феромонов ударила в грудь, вытравливая воздух из помещения.

— Поблагодари меня, прокурор. У тебя сердце едва не сошло с ума, я его перезапустил. Ну же, Тайсун. Иначе быть твоему сыну сиротой.

Бьянконэ ощутил, как Апория напрягся.

«Сатана или все же Спаситель?» Тайсун сцепил зубы, что было мочи, чувствуя себя в ловушке, только прутьев стальных было не видать. Мужчина уронил обречённо голову, опираясь руками в края раковины, чувствуя чужой член, прижимающийся к заднице.

Д’Аккуза правильно расценил этот молчаливый вынужденный жест, и звук расстёгивающихся брюк взорвал небольшое помещение. «Какого дьявола…» Тайсун слишком часто стал чувствовать свою ничтожность в последнее время, особенно рядом с Д’Аккуза. «Что тебе от меня нужно?!» хотелось закричать в исступлении. «Что ещё помимо моего унижения?!»

Толстая головка надавила на вход, раскрывая стенки мышц. Апория застонал, вцепившись до боли в края раковины пальцами.

— Ах, блять…