Луч солнца золотого (1/2)

ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

НЕ ОТКРЫВАТЬ, ЕСЛИ ХОТЯ БЫ КОМУ-ТО ИЗ ВАС НЕТ ДВАДЦАТИ ОДНОГО ГОДА!

Моим дорогим Осаму и Рюноскэ или Рюноскэ и Осаму, если кто-то из вас хочет быть на первом месте в обращении.

P.S. Я надеюсь, что хоть раз в жизни вы послушаете своего единственного отца, а также — что эта книжка не будет найдена ни одним из вас никогда, но даже если вы её нашли — окститесь и положите туда, откуда взяли. Переворачивать на следующие страницы можно только под страхом смерти, депрессии и отчаяния в жизни. Я вас предупредил.

P.P.S. Люблю вас обоих одинаково. </p>

Здесь я пишу только для себя без поправок на то, что эта записная книжка обнаружится кем-то до моей смерти, поэтому… пишется как есть. Адресую своим сыновьям только с расчётом на то, что к тому времени я уже сойду с поста или уйду из жизни. Или, возможно, на тот случай, когда им (вам!) станет жутко интересно, где их мать. Отвечая на ваш же, дети мои, вопрос — понятия не имею. Уверен, вам хватало и меня. Но также боюсь, что вы могли подумать, что я недостаточно проявлял свою любовь к вам обоим, потому читайте и наслаждайтесь. Вся ваша хроника. Иногда без деталей — вы либо уже это знаете, либо вам не нужно этого знать.

Ты… был совсем маленьким, когда я нашёл тебя. Да, ты не ослышался. По крайней мере, я называю это так — нашёл, и обойдёмся без… подробностей, которые ни тебе, ни твоему брату ни к чему. И первой же моей мыслью была та, что я понятия не имею, что мне с тобой делать.

У Артура, среди нас троих ставшего «первым», был Поль. В конце концов, у него же в силу его характера были предпосылки привязаться к новообретённому чаду. Всё-таки это было его решением спасти мальчика, хоть он и был предупреждён, что парень непростой в плане способности. Подумать только: врождённая! Интересно было, какого уровня? Знать бы, что мальчишка в буквальном смысле не простой, а золотой — ему бы цены не было изначально. Спасти парню жизнь ценой… да, по сути, всего, что у него было, и после этого ещё несколько лет находиться в федеральном розыске вместе со своим наёмничком. Должно быть, у Тюи — Сердца Спокойствия (иронично!) — были чертовски ангельские глаза, если Артур, увидев его, подумал, что, в принципе, ему важнее спасти пацана, нежели всё то, что он своим честным трудом получал от жизни. <s>Спасти парню жизнь ценой отнятия у собственных родителей… Порой мне даже любопытно, что случилось бы, узнай все четверо, что мы им- ха-ха, нет, я ни за что не напишу об этом вручную. Всё, что где либо сказано или написано, всё равно когда-нибудь кем-нибудь узнается, а они пусть додумывают сами, взрослые уже.</s> [перечёркнуто несколькими жирными линиями — не разобрать написанного] Ну да ладно. Я более чем уверен был, что Артур прекрасно справится. Он чувственный, он воспитает пацана как надо. Думаю, он считает, что появление Тюи было самым верным решением в его жизни. Если тебе, мой Старший, интересно, почему, начав писать о тебе, я расписываю о твоём лучшем друге, вот тебе мой ответ — хронология. Если уж ты — или вы оба — читаете это, у вас явно полным-полно времени. Имейте совесть не перескакивать абзацы! Я всё-таки старался всё для вас разжевать. Но вернёмся.

Это всё звучит так… странно, на самом деле. У обычных людей дети рождаются, на край — берутся из приютов, а у нас что? Нашлись. Пусть для вас, горе-чтецов, это будет интригой. О вашем происхождении вы услышите от меня только на смертном одре, ясно? Ладно, это всё рассуждения на потом. В любом случае вы оба — самые настоящие люди, вне всякого сомнения, а ты, Осаму, достался мне первым, и тогда я был в полнейшем ужасе — что мне с тобой делать?

Ты был очень беспокойным. Мне кажется, я даже не знал, что дети могут причинять настолько много хлопот. Думал, признаю, что у детей есть зачатки разума и благодарности: всё-таки я тебя подобрал, не дал погибнуть, обогрел, накормил… А ты заехал рукой мне в глаз. Понимаю, не специально, но мне было немного обидно. Если раньше днём я отсыпался, а ночью работал, то ты решил, что тебе не нравится мой распорядок дня, поэтому днём ты не давал мне делать абсолютно ничего, даже спать, а ночью просыпался каждый час, как по будильнику. Представлял ли я в эти моменты, что было бы, оставь я тебя, не притронься бы я к тебе? Представлял. Это были бы длинные дни и спокойные ночи. Но простил бы я себе это в будущем? Не думаю. Даже не зная, каким ты вырастешь и что тебя ждёт… Не думаю.

По ночам ты смотрел на меня. Это было жутко. Я не понимал, что происходит, когда ты начинал вякать, как щенок под забором, и то ли звал меня, то ли наоборот, хотел поиздеваться надо мной, потому что ты замолкал каждый раз, когда я подходил к твоему подобию колыбели. Ты сжимал свои маленькие, словно лягушачьи, руки в кулачки и смотрел на меня, мол, я забыл, как ты выглядишь, снова, поэтому позвал тебя, чтобы на тебя посмотреть. И я склонялся над тобой с красными глазами и тёмными тенями под ними, злой, уставший и дёрганый. И тоже на тебя смотрел. Потом я стал задумываться, что ты уже тогда будто изучал меня. Присматривался, тот ли человек тебя подобрал. Оценивал, выдержу ли я испытание под твоим гордым именем! Я не называю твоего имени здесь, ведь ты прекрасно понимаешь, что говорю я покамест только об одном тебе. Когда пойдёт разделение, вы оба поймёте, где кто. Не ошибётесь.

Ты думаешь наверняка, что ты дурак. Нет, не так: что у тебя специфические вкусы на атмосферу. Тебя привлекает всякое… такое, вроде СМЕРТИ, или БОЛЕЗНЕЙ, или УБИЙСТВ, или простых шприцов и режущих предметов. Так вот, знай: я не мог разорваться между тобой и моими обязанностями, поэтому периодически ты путешествовал со мной по клиникам и даже моргу. Я, конечно, старался, чтобы ты ничего не видел, даже кутал тебя теплее, но ты, во-первых, не болел, сколько бы ни находился на холоде, а во-вторых, лучше засыпал на нём. Зимы у нас не круглый год, к сожалению, а вот в морге прохлада всегда. Кривить душой не буду, но пахнет от детей не то чтобы приятно, но просто все эти запахи молока или смесей для кормления, детских уходовых средств, всего остального нелицеприятного — это явно не моё. Ты много раз щёлкал меня по лицу медицинскими масками, оттягивая и пытаясь стянуть их с меня. А вот после нескольких хождений со мной ты стал пахнуть привычно — больницей и антисептиками. «Наконец-то», — лицемерно тогда думал я. Нет, я не чувствую вины. В общем… Я занимался своими делами, а ты спал. Юкичи ругал меня, что я таскаю ребёнка по максимально непотребным местам, но я отвечал, что у меня нет выбора, и он забирал тебя с собой. Вряд ли ты его, конечно, помнишь, но он всех вас помнит отлично. Наверное, даже хорошо, что вы понятия не имеете, что ваш директор таскался со всеми вами, пока вы даже не ходили. Тот самый строгий и седой директор с волчьим взглядом. Вы об этом узнаете, когда получите дипломы. Весьма интригующая история, знаете ли… но, если эти записи найдутся раньше, знайте: во-первых, вы практически и есть та причина, по которой Юкичи ушёл от нас в другую сферу, где мог бы приглядывать за вами; во-вторых, верните этот дневник на место так, чтобы я даже подумать не мог, что вы его трогали. Оба.

Я знал, что с детьми нужно разговаривать. Не думаю, что ты в принципе понимал хоть одно слово, но, когда ты внимательно следил за мной, будь я в кабинете, или в морге, или в клинике, или где-нибудь за работой ещё, я рассказывал тебе всё, что приходило в голову: параграфы анатомических учебников, мой личный опыт, про менингококцемию, про эссенциальную гипертензию и даже про ренинангиотензинальдостероновую систему из разделов высокого артериального давления. Потом спрашивал, мол, какова скорая медицинская помощь при коллапсе и синкопе при острой сосудистой недостаточности? А ты смотрел на меня в своей коляске, хмурился и с умным видом бросал погремушку на пол. Я от такого жеста чувствовал себя будто на экзамене и будто принимающий недоволен моим ответом. Возможно, ты просто был голодным. Признаю: думал, что от моих лекций ты наверняка станешь медиком. Медиком, как видишь, ты не стал. Оно и к лучшему: два медика на квадратный метр явно не к добру.

Не знаю, как ты это сделал, но у тебя не было совершенно никаких аллергических реакций на новые продукты. Да, знаешь, я не пальцем деланный, всё-таки, разбираюсь немного в детских прикормах и симптомах непринятия ребёнком продуктов, но тебе будто было всё равно — ты ел абсолютно всё. До сих пор помню, как ты морщился, когда сливовое пюре оказалось чрезвычайно кислым для тебя, но ты ел и не противился. Ладно, с «абсолютно всем» я утрировал — ты не признавал овощные пюре от слова совсем. Фруктовые — пожалуйста, а на овощные держал рот на замке. Я и через «самолётик» пробовал, и через «паровозик», но ты смотрел на меня взглядом, спрашивающим, не дурак ли твой отец, называющий ложку разным транспортом, и я быстро отринул эту затею. Должен сказать, что был благодарен тебе за ненадобностью с тобой сюсюкаться. Когда это делала Коё, ты даже ей что-то отвечал, будто подыгрывал, и мне казалось, что ты это делаешь чисто из джентльменских порывов. Юкичи отказался пытаться тебя накормить, когда ты взмахом своей лёгкой руки опрокинул на него всё, что было твоим ужином. Я завидовал ему, что я не мог также отказаться от идеи давать тебе еду и отдать эту обязанность кому-нибудь другому. Выяснилось, что если ты — отец ребёнка, вот так вот просто вообще нельзя сделать вид, что этот ребёнок — не твой.

Мне приходилось ходить с тобой на собрания. В плане, не участником, ты понимаешь. Чаще всего я просто отдавал тебя кому-нибудь на попечение: Коё, например, или Юкичи, и отправлял их подальше. Иногда под руку попадались Рандо или Тацухико. Одним больше, одним меньше — какая разница? Да и не жаловался на тебя никто. Ты будто только надо мной издеваться любил, ведь для всех остальных ты был лапочкой и лишь для меня — монстром. Волосы у тебя расти начали рано. Такой пушистый ангел… ангел смерти, вернее. Я боялся, что у тебя в какой-то момент вырастут рога, как у демона, но обошлось, этим ты меня порадовал. Иногда ты даже казался мне милым, когда твои каштановые волосы стали виться. Но, возвращаясь к самому началу, иногда нужно было собирать в зале всех, и я, плюя на свой уставший и загнанный внешний вид, весь в крови (не своей! но порой была и своя), грязи и непонятных человеческих останках (потому что времени на душ с тобой просто не оставалось), брал тебя на собрания и садил на свой стул. Почему? Я за весь свой краткий монолог ни разу не присаживался, а взгляды окружающих были так и так прикованы к центру, то есть, к тебе. Ты так внимательно слушал, не представляешь! Не ушла бы от тебя эта внимательность — цены бы тебе не было. Я словно тебе всё и рассказывал, а остальные так, для антуража собирались. Кто-то из штата меня как-то спросил: «Нам как к нему обращаться — замначальника?» И я посмотрел на тебя. Да, вроде как и шутка, но… Тогда я впервые увидел в тебе что-то, что может продолжиться в тебе от меня. Ребёнок ребёнком, но именно в тот момент я подумал, что, возможно, я тогда не зря сделал выбор в твою пользу. И иногда я думал повесить табличку на твою коляску с перечёркнутой собакой и подписанным от руки: «Осторожно! Злой будущий наследник Мафии». Утрирую, но хотелось. По штату также ходили в это время шутки, что у тебя в погремушках не обычные пластиковые шарики, а беличьи кадыки. Сурово, вслед моему воспитанию, так сказать.

Великий Руководитель Мира, Осаму Дазай — вот значение твоего имени. Возможно, я обрёк тебя на большую ответственность своим самолюбием, зато в будущем можешь похвастаться пророческим видением твоего отца. Обращайся! О твоём детстве уже твои подчинённые знать не будут. Почти.

Ты уверенно заползал во все самые пыльные углы. В те места, про которые я думал, что ты туда сроду не сунешься, ты совался. У тебя было очень недовольное лицо, когда я вынимал тебя оттуда. «Что тебе там нужно?» — спрашивал я, вытирая твоё лицо от пыли. И ты что-то мне отвечал на своём… ну, детском. Возможно, ты меня даже материл, но я давно растерял навык понимать детскую речь. Коё говорила, что я не очень умею обращаться с детьми, на что я отвечал, что это ты не умеешь обращаться во взрослыми. Я помню, ты вырвал мне клок волос и разбил очки, стянув их с лица, когда мои руки были заняты. Я злился, ты смеялся. Натуральный демон! После таких проделок я старался реже брать тебя на руки. А ты, как кот, словно нарочно путался в ногах. Будто ждал, что я споткнусь об тебя и упаду, а ты снова будешь смеяться. У меня дома никогда так чисто не было, как тогда, когда ты начал ползать и собирать всюду пыль. Коё ругала меня, что я не слежу за тобой, а я отвечал, что это для того, чтобы ты не следил за мной, маленький демон. Ты удивительно не плакал, когда впервые всадил занозу себе в ладонь и когда я вытаскивал её из тебя. Ты корчил своё лицо, хмурился, но держался. Потом я попытался замотать твою ладонь бинтами, но ты их стянул и долго с ними играл, как с плюшевой змеёй. Пророчески весьма, не находишь? Не знаю причины, честно. Ты будто с детства был особенным. И даже когда я обнял тебя в тот раз, чтобы пожалеть, ты неожиданно обнял меня в ответ. Не так, как хватаются дети за взрослых в попытке удержаться, а именно обнял. Твоё сердце билось, как у маленькой птицы. Не знаю, почему я запомнил именно этот момент. Но в тот момент я понял, что… что всё не зря.

Я часто задерживался допоздна. Это вам взрослым объяснить можно, что отец работает и занят, а вот маленький ты не понимал, где я пропадаю. С тобой сидели периодически все, но ты неизменно каждый раз смотрел на меня с осуждением. Не знаю, как дети умеют так, но ты как-то мог. Я даже извинялся перед тобой, качая твою люльку, а ты смотрел и смотрел, словно дыру во мне прожигал. Игрушки отпихивал, погремушки были тебе не нужны, зато хватал мою руку и засыпал с ней на всю ночь. И я сидел, положив голову на краю твоей колыбели. Спал. Ждал, когда проснёшься и отпустишь мою онемевшую конечность. Искусство мести ты постиг ещё до года, будь уверен.

Тот день мне тоже запомнился. Я тогда вернулся точно также поздно, и тогда с тобой сидела Озаки. Она тогда за вечер позвонила мне раза три, прося прийти побыстрее, и я нервничал. Быть может, что-то произошло с тобой? Или что-то произошло в принципе, что представляет опасность для всего моего штата. Я тогда остановился на пороге, с непониманием смотря на вышедшую ко мне Коё с тобой на руках, но, вместо того чтобы отдать тебя мне, она опустила тебя на пол. Ты что-то невнятно крякнул, поднялся на свои несуразные детские ноги, упираясь ладонями в ковёр, и… пошёл. Мой мир перевернулся в ту секунду. Неуверенно, держась за стену, но пошёл. Перебирал ступнями, будто они не были твои, но оно и понятно — ты привыкал к прямохождению, становился человеком, так сказать. И шёл, шёл. Хмурился, дул губы, будто производил интегральные вычисления в уме, и только один раз посмотрел на меня, потянув ко мне одну руку. Потянув ко мне руку… впервые. Конечно, ты вряд ли понимаешь, что я чувствовал, и я не осуждаю тебя. Просто я всю жизнь был человеком, к которому вот так, искренне и незамутнённо, не тянулся никто и никогда. И я сел на колено, обтерев руки об халат и протянув их уже к тебе навстречу. Помню, как ты с недоверием покосился на стену, мол, смотри, не подведи меня, и оттолкнулся от неё, сделав шаг ко мне. Доверился. Потянулся. Смотрел мне прямо в глаза без страха, боли, отчаяния и всего того, с чем привыкли смотреть на меня окружающие люди. И я поймал тебя. Поймал, приподнял, погладил по голове. Твои кудрявые вихры на голове казались необыкновенно мягкими. И запах у тебя стал полностью мой. Не знаю, как ты это сделал, но такой любви человека к человеку я не чувствовал до этого момента ни разу. Пока ты был у меня один, я любил тебя одного. Именно в тот момент я понял — я убью за тебя любого. Сделаю всё, чтобы бы вырос и стал не тем, кем должен был по замыслу других, а тем, кем захочешь ты сам. И я тебе, конечно, в этом помогу, мой любимый сын. Будь добр простить лишь за одно: что я так скуп на чувства. Я старался исправиться.

Ты очень быстро заговорил. В какой-то момент все твои несуразные детские звуки, больше похожие на звуки пищащих игрушек и сигнализаций машин, стали чёткими слогами. Или это моё растаявшее сердце стало лучше тебя понимать?.. Мы были дома одни, и я укладывал тебя спать. В принципе, я мог бы и не держать тебя, но в тот вечер я укачивал тебя одной рукой — вторая была занята то ли книгой, то ли какими-то бумагами, которые я читал. Ты лежал на моём плече, что-то мурлыкал. Я напевал единственную колыбельную, которую, каюсь, выучил лишь с твоим появлением в моей жизни — про солнечный луч. Может, ты мне подпевал, а может, болтал о чём-то своём с кем-то невидимым за моей спиной. Помню, сумерки, я уже погасил свет, оставив лишь ночник; помню, как опустил тебя в твою постель, мечтая лишь о том, как упаду на свою кровать и усну, надеясь, что ты не проснёшься до утра; и помню, как ты, осознанно взглянув на меня перед сном, протянул ко мне руку и чётко сказал: «Папа». Представляешь? Вот так просто. И знаешь, что я осознал в тот момент? Что я ещё ни разу не называл тебя сыном вслух. Звал по имени, называл кучей синонимов, моим замом и просто ребёнком, но сыном — никогда. И мне так перед тобой стало… стыдно, Осаму. Стыдно, что ты опередил меня. Словно это ты всё за меня решил, а не я, взрослый и здравомыслящий человек. Не знаю, что в тот момент было у меня на лице, но ты улыбнулся и снова потянулся ко мне уже обеими ручонками. Я, кстати, с появлением тебя в моей жизни старался убирать щетину гораздо чаще, чем делал это раньше, то есть, когда вспоминал об этом. Мне казалось, твоей нежной детской коже будет неприятно, хотя… учитывая твои нынешние интересы, кто тебя знает. Но в любом случае: ты снова сказал это заветное слово, от которого моё сердце совершило второй кульбит, а я так и стоял, согнувшись над твоей колыбелью в три погибели. Тогда-то я и сказал, что ты — мой единственный и любимый сын, мой луч солнца. Не кривись, пока это читаешь! Вы оба не кривитесь. Вам меня не понять, и слава богу, как говорится.

Казалось бы, я свыкся с ролью отца-одиночки. За этим словосочетанием кроется всё что угодно: смерть жены, её уход, её отказ от ребёнка и все такое. Всё печальное за этим кроется, но никак не моя предыстория. Вернее, предыстория всех нас троих. И с твоим поведением я тоже свыкся. Я почувствовал наконец, что полюбил тебя. Не осуждай меня, ты сам бы попробовал воспитать кого-то подобного! И я готов был положить к твоим ногам весь мир. Я думаю, Рандо и Тацухикка чувствовали себя точно также. :) Но, естественно, всё <s>хорошее</s> лёгкое когда-нибудь кончается. Ты был июньским, летним. А потом наступил март — месяц дракона, день дракона и час дракона. И в мою — нашу — жизнь пришёл тот, кого ты называешь своим братом — Рюноскэ Акутагава. Дракон Чёрной Реки, мой второй любимый сын и моё второе в жизни вечное беспокойство после Великого Руководителя. <s>(Иногда мне кажется, что с именами я погорячился, но да ладно.)</s>

Знаешь, если бы я был простым офисным клерком или врачом, я бы не раздумывая нанял сиделку. Но, как вы понимаете, всё моё естество далеко от слова «просто», как и ваше, потому хоть и получалось периодически отдать вам на растерзание кого-то из Рандо, или Тацухико, или Юкичи, или Коё, или в принципе всему штату, заручившись премией каждому, если никто из вас ни писка не издаст, но в основном сидел с вами я. И если с одним тобой, Осаму, я ещё мог периодически вздремнуть, то с вами двумя… Ха, я не знал, что жил в раю до этого времени. Больничном, кровавом, но всё-таки раю.

Мне было тяжело. Я даже не скрываю этого от вас. Я впервые начал подряжать Элис, чтобы она сидела с кем-то из вас, пока я занят вторым. Честно, я не знал, что мне делать, всё-таки вас стало двое… И стало вас двое слишком неожиданно. Помню, Рандо тогда с Тюей на руках выглядел так плохо, что я даже не думал и заговаривать с ним. Он выбыл из списка: его также сильно подкосило резкое исчезновение Поля из его жизни. Тацухико? Он был хоть и ответственным, и тем, в ком я не сомневался, но всё же Драконом, и его методы воспитания и заботы всё же больше подходили для такого же зверя (вроде Тигра — как выяснится двумя месяцами позже), нежели человеческого детёныша (хотя, зная, какая в итоге способность <s>достанется</s> [перечёркнуто] появится у Рюноскэ, это иронично вдвойне). И остался я один. Я смотрел на тебя, безымянного мальчика, на своих руках, и в моей голове была лишь пустота. Думал ли я о чём-то? Я не уверен. Не помню. Я сидел, кажется, на кресле или на диване. И смотрел на тебя. Бледный, замёрзший. В голове не было ни одной мысли, лишь ужасающие меня яркие образы. Что из вас двоих получится, с таким-то отцом? Кто из вас вырастет? Да, в ваших тогдашних глазах я был обыкновенным человеком. Да, самым близким. Но вы просто не понимали, кто я есть на самом деле. А я понимал. И я понятия не имел, что мне делать с вами обоими теперь. Ты, Осаму, мысленно называемый с той поры старшим, уже называл меня папой, не осознавая, что вкладываешь в это слово и что оно значит для тебя. Что оно значит для меня — это уже в последнюю очередь. Ты даже не знал, на что себя обрёк, сказав это слово не кому-то другому, а мне! Интересно, Артур и Тацухико думали также? У Шибусавы, конечно, несколько иная биография, но Артур-то наверняка со мной солидарен в этом. Не спрашивал. Знали ли вы, все четверо (покамест трое), что с вами будет, если мы являемся вашими отцами? А мы знали. И это страшно.

Решение принять тебя вторым в нашу скромную с Осаму семью далось мне трудно, буду честным. И не буду врать, что в этом не мешало моё себялюбие. Я просто не знал, смогу ли продолжать держать свой пост с прежней силой, когда на моих руках будете вы оба. Да, вы подрастёте, но ведь это сколько времени нужно! И я также не был уверен, что смогу воспитать вас своими достойными преемниками. А если и воспитаю, не убьёте ли вы друг друга в борьбе за пост наследника? Этого я тоже не мог спрогнозировать. Одно дело — потерять подчинённого или «правую руку». Другое — ребёнка. Здесь во мне взыграли какие-то высокие родительские чувства, и я чуть было в своих раздумьях совсем не опустил руки. Моя должность, моё место, моя работа — это вечная битва с другими такими же, как я, чтобы показать, что я всё ещё достоин занимать свой пост. Всё как у диких зверей — пока ты можешь защищать свой прайд и пока ты можешь загрызть своего брата за первенство в иерархии, ты имеешь право называться вожаком. Ни я, ни Артур, ни Тацухико ничем не отличаемся от диких животных, сбившихся в одну стаю. Буду ли я готов стравить вас обоих в ваше совершеннолетие, чтобы лишь один доказал свою силу, убив второго? Буду ли я готов принять вызов от победителя в лице собственного воспитанника, в котором души не чаю? Вот только мы втроём — Дракон, француз да я — как-то смогли остаться друг другу преданными и без моего смертоубийства. Да, согласен, приоритеты и всё такое… Всё-таки мой пост — это также большая ответственность. Рандо неоднократно говорил в юности, что ему нужна свобода, а не бытие привязанным к одному месту, зато с привилегиями. Шибусава вообще не от мира сего в буквальном смысле, у него есть другая власть. И знаете что? Именно в этот момент у меня возникла идея, ставшая моей целью: вырастить наследников так, чтобы они видели друг в друге верного соратника, а не соперника и претендента на престол. Разные и одновременно равные. Понимаю, пальцем в небо, но попытаться-то стоит!.. Если вы перестали читать этот абзац ещё на середине, потому что вам неинтересны мои отцовские изыскания и мысли, я крайне расстроен. Для кого я, мудрый и взвешивающий все свои решения отец, всё это расписываю?! Для вас, между прочим!

После того как ты, Рюноскэ, получил своё имя, назад дороги не было. Для меня, естественно. Учитывая детское зрение, для тебя я наверняка был просто размазанным пятном, которое укачивает на руках, кормит и периодически что-то непонятно говорит. Да и брат твой был таким же. Понимать друг друга вы начали явно раньше, чем понимать вас обоих начал я. Это, кстати, прослеживается до сих пор, хотя сейчас вы явно больше похожи на здравомыслящих людей, чем в прошлом.

Вы будто стали противоположностями друг друга с первого взгляда: ты, Осаму, в первые месяцы спал беспокойно, можно сказать, вообще не спал, но ты и не болел за первый год жизни ни разу, — не знаю, говорю же, как тебе это удавалось! — лез во все углы и разбрасывался погремушками направо и налево; а ты, Рюноскэ, был таким тихим, что я порой склонялся к тебе и проверял, дышишь ты вообще или нет. Я более чем уверен, что на твою болезненность повлиял проклятый холодный март, который и стал твоим месяцем рождения, ведь если Дазай спокойно дремал в распашонке без одеяла, то ты простывал от малейшего дуновения ветра из окна. Летом. Не знаю, как ты это делал. Не знаю, как вы оба это делали. Но, когда Рюноскэ болел и я в панике с тобой, Рюноскэ, бегал по аптекам, ты, Осаму, смотрел на меня как на предателя. Я тебя не виню. Взрослый, который целиком и полностью принадлежал только тебе, внезапно стал уделять время ещё и кому-то другому. Ты, Осаму, был совсем маленьким, но мне кажется, что ты уже тогда всё понимал. Никто и никогда не сомневался в твоём интеллекте. У тебя был слишком осознанный взгляд для ребёнка.

Помню как сейчас: май, тепло. Я с вами обоими на руках — вернее, на руке был только Рюноскэ, Осаму сидел в коляске, — у Артура Тюя вовсю разговаривает на вполне себе человеческом вперемешку непонятным детским лепетом. (Рандо уже тогда познал тяжесть бытия с ребёнком, который летает и ползает по потолку лучше, чем ходит по полу!) И… Да. В завершение вашей тетралогии появляется Оплот Чистосердечности, лучший друг для Осаму и Тюи и не менее лучший друг для Рюноскэ, то есть — Атсуши. Уверен, что вы можете сохранить в секрете то, что по нашим каналам тогда прошла волна оповещения о скоплении одарённой энергии, на которую, кстати, наш Дракон отреагировал раньше наших же информаторов. К чему я распинаюсь? К тому, что Шибусава-доно, он же оборотень, почувствовал близкую к себе энергию быстрее, чем о ней узнали источники. Он всего лишь был послан на местонахождение ещё одного духа-оборотня разведать ситуацию, а вернулся с ребёнком. Думаю, более подробно об это вам может рассказать сам Тацухико, вот и спросите у него как-нибудь сами. Лучше, конечно, чтобы ваша Чистосердечность (и Совесть всей вашей компании!) уже была в курсе происхождения, возьмите на заметку. Было бы иронично, окажись Тигр Тигрицей, хоть кто-то разбавил бы чистую мужскую компанию, но не судьба, видать. К слову, мои ветеринарные потуги оказались весьма кстати, хоть я и сам не ожидал, что ветеринария понадобится мне больше знаний в педиатрии. Забавно было видеть, как огромный и рогатый зверь с зубами наружу удивительным образом преображается в заботливого отца с корзиной на руках. Да, корзиной, а вы как думали? Это Артур своего носил в свёртке, потому что ему достался обыкновенный человеческий ребёнок. А звериных детёнышей носить удобнее в корзинах. Занимаешься своими делами и качаешь корзину на хвосте, как колыбель. Порой мне кажется, что, знай Шибусава ранее, на что он подпишется, покинув свою Башню, он ни за что и шагу не ступил наружу. Ни разу не спрашивал у него, жалеет ли он, но, думаю, сейчас это уже неактуально. Судя по тому, как вздорного характера полузверь изменился в более спокойную и лучшую версию себя, Атсуши повлиял на него более чем положительно. Да, представляете, ваши отцы тоже проходили арку просветления, как у вас модно нынче говорить! В юности — в ваших летах — мы тоже были несколькими иными версиями себя сегодняшних. И вы тоже (очень надеюсь) изменитесь, когда повзрослеете. Хотя, может, и нет. Посмотрим.

Не знаю, как вы это сделали, но в совершенно разных моментах вы стали моей копией. Внешность, поведение, манеры, слова. Я даже не старался учить вас этому! Если кто-то посмеет сказать, что на нашей скромной фотографии втроём кто-то из вас не похож на меня, я застрелю его лично.

Тюя к этому времени полностью зарекомендовал себя повелителем гравитации. Атсуши хоть и был самым младшим из вас, а Зверь у него был разве что котёнком, но по нему уже было ясно — воспитание Оборотня Шибусава-доно преподнесёт ему сполна. А вот вы оба были без всего. <s>Удалось вас забрать на ранней стадии, ничего вам ввести не успели.</s> [перечёркнуто несколькими жирными линиями — не разобрать написанного] И не то чтобы я переживал по этому поводу слишком сильно, но… Не поймите меня неправильно — меня воспитывали так, что человек без способности чисто физически неспособен держать пост Босса, который мне передался по наследству (почти ;)), учитывая, что заправлять также придётся одарёнными людьми. Потому червь сомнений во мне хоть и был, но совсем маленьким. Пока… Пока в своей, скажем, лаборатории при морге, где были мои вещи, я не обнаружил парочку вещей, которые несколько лет назад совершенно случайно позаимствовал у Тацухико — тогда ещё безымянного для нас с Юкичи-доно духа Дракона. (Надеюсь, к этому моменту вы уже в курсе нашего знакомства.) И если тогда я понятия не имел, как способность Шибусавы работает, то к моменту обнаружения позаимствованных у него вещей я примерно знал этот «механизм». Я решался на эксперимент довольно долго, но в основном потому, что был крайне занят и забывал об этом. И всё же одной ночью, пока вы оба спали, я это сделал. Я знаю, что вы ничего не помните. Я более чем уверен, что вы ничего не чувствовали.

Я разломил кристаллы чужих способностей над собственными детьми, наблюдая, что из этого выйдет и выйдет ли что-то вообще.

Если бы я знал, ЧТО из этого выйдет, мой дорогой Осаму, я бы НИКОГДА на это не пошёл. Это Я обрёк тебя на то, с чем ты мучился, пока взрослел. Если когда-нибудь ты сможешь меня простить, то будь добр это сделал. </p>

Для начала, дети мои, напомню вам обоим, что вы являетесь моими прямыми продолжателями, следовательно, и с базами данных разбираться предстоит вам. Держите полезную памятку, она упростит вам жизнь:

1) А — способности не обнаружено. Обычно с уровнем А принимают в наш штат сотрудников.

2) В — способность (контролируемая носителем) обнаружена*. Может иметь собственный разум.

В+ — сила направлена на атаку. В- — сила направлена на защиту. Вb — сила универсальна (атака + защита).

b+ — способности нет, но определённые навыки представляют опасность.

3) С — способность (чаще всего НЕ контролируемая носителем и чаще всего опасная для него самого) обнаружена. С+ — сила смертоносна для контактирующих. С- — при нашей работе мы ещё не обнаруживали никого, кого можно было бы записать в эту категорию, так что и описание неизвестно.</p>