Весы Анубиса (2/2)

— А-а-а, ну понятно всё, — Дазай закинул руки за голову, но даже если он и хотел что-то сказать дальше, то брат его перебивает:

— Он помнит тебя? — Рюноскэ нахмурился.

— Как выяснилось, — Тюя пожимает плечами. — Он даже фотографию, упомянутую мной, вспомнил, хотя я её не описал толком. Он ещё так говорит забавно: «Накахахха».

Дазай прыснул со смеху. Накахара рыкнул.

— Да нет! Что ты смеёшься, придурок? Я не умею картавить, как настоящие французы! — Тюя трясёт хихикающего Осаму за грудки, пока тот не сопротивляется. — Атсуши! — Тюя повернулся к оборотню, и Накаджима робко указал пальцем на себя, немо переспрашивая, в надежде, что это окажется не он. — Рычи Р, как умеешь! Покажи мне Зверя, чтобы эта придурь услышала!

Атсуши замешкался, не зная, как начать, и его хвост нервно раскачивается из стороны в сторону, появившись из-под длинной белой рубашки с коротким рукавом против его воли. Рюноскэ только головой качает, глубоко в душе радуясь, что не втянув в конфликт, а вот Расёмон прекрасно слышал просьбу Тюи, как и то, как Атсуши мямлит и не решается показать свой настоящий голос. Аккуратно появляясь из длинного рукава чёрной рубашки хозяина, он подполз, как большой аспид, к Тигру и, раскрыв пасть, как капкан, схватил его за хвост зубами.

В коридоре воцарилась тишина, когда школу огласил настоящий звериный рёв. Сложилось ощущение, что под зданием разверзся ад, когда рык отразился от стен гулким эхом. Накахара выронил из хватки Дазая, который даже не рискнул встать, Акутагава отшатнулся к противоположной стене, младшие классы как ветром сдуло в кабинеты, в средние и старшие замерли на своих местах, с ужасом оглядываясь. Кажется, из кабинетов повыглядывали преподаватели, скрипя дверьми, и со звонком в идеальной тишине коридоры опустели.

У Атсуши голова и лицо были наполовину звериными. Признать честно, никто из тройки ещё ни разу не видел, каким гибридным может стать лицо оборотня. Лапы — да, тело — допустим, но голова?.. Видение быстро сошло, остались лишь клыки во рту, из-за которых Накаджима не мог сомкнуть челюсти, потому с испугом закрыл клыки руками. Тюя с Осаму переглянулись, и второй, поднявшись с пола, аккуратно дотронулся до оборотня, смахивая морок. Все трое обернулись на Рюноскэ, со злостью стукнувшего Расёмона аккурат по черепушке или тому, что было вместо него в чёрной голове аспида с красными глазами, и тот, изображая оглушённые спирали вместо глаз, скрылся в одежде хозяина. Весь вид глянувшего на товарищей Акутагавы говорил о том, что он сам перепугался и ни коим разом не приказывал своей способности такое делать.

— Если это и есть французская Р, — как-то отрешённо говорит Осаму полушёпотом, когда все четверо в абсолютной тишине заходят в кабинет, — то я бы на твоём месте очень боялся твоего нового знакомого.

Тюя ничего не ответил. Это было… не так, как он хотел.

К концу дня случай уж позабылся, правда, Накаджима прятался от замдиректора и самого Фукудзавы-доно, будто чуя, что сопоставить одно с другим ему было не сложно и что обладателя второй кошачьей личности могут попросить на ковёр для разъяснительной беседы. Физкультура пролетела незаметно, и это было тем редким уроком, когда одарённая четвёрка — тройка, если быть точным — не использовала свои силы у всех на виду. На всякий случай!

А по окончании уроков по дороге домой пешком Накахара достал телефон и, проверив, появится ли новый знакомый в мессенджере, написал ему примерные рамки своей учёбы, чтобы не случалось такого, как на сегодняшней биологии. Если папа узнает, что его горячо любимый сынок-умничка так внаглую списал на контрольной, будто совсем страх потерял перед канализациями и заброшенными заводами, в которых нужно искать скелеты голубей, то его удар хватит!

Тюя рассудил, что называть контакт полным именем или — ещё хуже — фамилией будет слишком изобличающе, потому что отец может увидеть, потому звонок от контакта «Мистер Умница» не заставил себя долго ждать, раздавшись под вечер. Накахара бездумно переключал каналы на телевизоре, наспех сделав пару письменных предметов на завтра, а сейчас растянувшись на диване; за телефоном пришлось вытянуться вдоль всего дивана и кончиками пальцев подтянуть телефон поближе.

— Да? — Тюя зевает, прикрывая рот рукой.

— Да-да-да, снова я, — привычный звонкий голос звучал бодро, и из этого напрашивалось два варианта насчёт Верлена: либо он выспался за это время, либо он был вампиром и не спал никогда, просто выжидал время для создания иллюзии отдыха. Нет, ну, а что? Вполне рабочая версия! «Мой отец и его друг — тысячелетний вампир» — хоть бестселлер пиши. — У меня снова несколько вопросов. Чисто из детского любопытства, но ты должен понимать.

— Я весь во внимании, — Тюя покачал головой, поднимаясь на диване и садясь, немного ссутулившись.

— Ну, несколько вопросов, если, конечно, ты будешь не против на них ответить, — Поль выжидает паузу, но Тюя молчит, а молчание — знак согласия. — Как вы с папой живёте? Хорошо?

— Ну… да? — вопрос очень пространный. Что Верлен имеет в виду?

— Своя квартира, да, никто не беспокоит? Ты учишься, он работает?

— Ну да, — Тюя думает о том, как же много — от провокационных сочинений и вызовов к директору до проникновения в вооружённую осаду высотного здания и помутнений рассудка от Порчи — входит в это скромное «да». Он учится. Необязательно ведь конкретно в школе.

— Хорошо учишься?

— Сойдёт. Даже похвалили, что золотую медаль смогу получить.

— Умница, — Поль, кажется, искренен. — А вот, сейчас… Огай? И Татсухико? Должен же их знать, да?

— Естественно, — Тюя даже фыркнул. — Мори-сан и Шибусава-сан — отцы моих лучших друзей.

— Да-да, помню… Два тёмных близнеца и детёныш бенгальского тигра? У одного из близнецов ещё способность интересная, обнуляющая силы всех вокруг, когда как у второго что-то с атакующей материей. Я прав?

Так. Стало быть, Поль в курсе про одарённость всей четвёрки. Значит, здесь можно не скрываться особо.

— Тигр — да. Силы братьев — ты прав, да, но не близнецы они вовсе. Абсолютно разные. Во всём. Сходятся только в том, что, по-моему, ненавидят друг друга и пытаются друг друга убить.

— Очаровательная семья, — Верлен усмехнулся на том конце провода. — Это хорошо, что у вас всё в порядке. Тогда другой вопрос, не против? В последний раз я видел тебя очень маленьким, и всё, что тебе нравилось — это ни в коем случае не сидеть на месте, разбирать игрушки на несобираемые детали и периодически дёргать отца за волосы, потому что тебе было два года. Вряд ли тебе это нравится сейчас?

— Э-э-э, ну… — слушать об этом было странно и некомфортно. А что ещё нравится маленьким детям? Таскать друзей-оборотней за хвосты и высыпать на головы товарищам песок из пластикового совочка? — Это ты клонишь к тому, чем я увлекаюсь сейчас?

— Именно, — Накахара готов поспорить, что Поль на том конце хитро лыбится. — Может, коллекционирование чего-либо? Книги, комиксы? Одежда? Гастрономические предпочтения?

— Стоп-стоп, — Тюя отрицательно качает головой. — К чему тебе это знать?

— Просто интересно, чем интересуется сейчас мой взрослый- взрослый сын моего лучшего друга, — эта оговорочка по Фрейду Тюе не понравилась, но и заострять на ней внимание не хочется — это что-то из области фантастики, если додумать. — Музыкальные инструменты? Парни твоего возраста увлекаются гитарами или ударными установками.

— Если бы я увлекался барабанными установками, у папы давно бы лопнули барабанные перепонки.

— А это верно подмечено, я и не подумал об этом. Артюр за повышение децибел в его присутствии всегда готов был стереть в порошок.

— Ну, мою музыку он одно время терпел.

— Какую музыку?

— Нет, никакую, забудь. Это никак не связано с тем, что мне нравится.

— Так что же тебе нравится, Тюя?

В голове мелькает постыдная мысль с одним-единственным именем, из-за чего Накахара немо усмехается, благо что Верлен спросил про «что» нравится, а не как-то по-другому. Если серьёзно, то Тюя понятия не имеет, что ему нравится. Это как спросить в лоб о любимых фильмах или книгах, а в голове сразу перекати-поле.

А вместе с этим следующей мыслью проносится гениальная идея, и Тюя, поняв это, медленно растянул губы в улыбке, уставившись вперёд себя. Будь он персонажем мультфильма — над его головой зажглась бы лампочка.

— Ладно, на самом деле, есть парочка вещей, которые мне нравятся. Мне нравится носить повязки на руки, ну, знаешь, от кистей до локтей. Бинтовые повязки неудобны просто, — в голове при произнесении этого предпочтения появляется образ одного человека, широко улыбающегося и шутящего про смерть, — а ещё мне нравятся чёрные толстовки и чёрная одежда. Футболки, брюки, лаки, карандаши для глаз. Если это будет ещё и с символикой дракона — вообще блеск, — теперь в голове — другой человек, вечная тучка, за ненавистью ко всему живому скрывающая стремление помочь друзьям. — О, а ещё страсть как люблю собирать фигурки и мерч нашей отечественной киноиндустрии. Ну, ты понимаешь, о чём я, вслух это произносить у нас стыдно, но вот нравится мне, что поделать, — и теперь очередь образа третьего человека, мурлыкающего, как большой пушистый котохлеб. Просто вот с их интересами всё более-менее ясно, а со своими не разберёшься. Не про сигареты же говорить?

Поль на том конце молчит. А что ты хотел, друг? Так быстро тебе всё выложить? Ага.

— Необычные предпочтения, — произносит Верлен спустя некоторое время обдумывания. — Хорошо, мне было интересно послушать тебя. А теперь — второй вопрос.

Ну-ну, давай, жги. Что нравится Артюру?

— Вот, скажем, понадобится Рэмбо неожиданно взять отпуск. На выходных или среди недели. Сможет ли он?

Тюя от такого вопроса как-то даже улыбаться перестал, нахмурившись. Это что такое получается-

— Так, Поль, подожди, — у юноши голос понизился, — зачем тебе это знать?

— Я думал, ты умный мальчик и догадаешься сам, к чему я клоню.

— Это слишком быстро-

Услышать далее сказанное Тюя не сумел. Ключ в двери повернулся, оповещая, что отец вот-вот ступит на порог, а потом парень бросает в трубку «Потом поговорим» и отключается.

Юноша ничего не знает о причине, по которой Рэмбо ничего ему не говорит, а Верлен ссылается на «не телефонный разговор». Юноша ничего не знает о настоящих отношениях Артюра с Полем и о настоящих чувствах отца насчёт этого… Мистера Умницы. Юноша также не знает очевидного — кто этот Верлен такой. Нет, базу он знает — наёмный ассасин из Франции, когда-то работавший на Мори-сана и хорошо знавший Артюра, а также неравнодушный к самому Тюе. Но этого ведь мало!

Нехорошее ощущение свербит в груди, крутит и колет, намекая, что от решения парня зависит если не всё, то практически всё, если под этим «всё» иметь в виду и его собственную жизнь, и жизнь отца. Станет ли она от этого лучше или…? Тюя-то переживёт, ему Верлен — никто, а папа? Накахара нервно сглатывает, думая, стоит ли ему наконец через себя перешагнуть и задать вопрос прямо или свернуть всю эту лавочку, делая вид, что ничего за эти дни не происходило.

А вдруг Поль — предатель? Вдруг его нанимали убивать своих? Тюя всё-таки незнаком с кодексами ассасинов. Мало ли, у них деньги превыше чести? Вдруг он… просто враг?

Накахара всей душой, всей своей подростковой душой маленького человека с огромными разрушительными силами в своих руках ненавидел сворачивать на полпути и оставлять дела недоделанными. Он это всё начал — ему и заканчивать, несмотря на жертвы.

Извини, пап.

Уже было полдвенадцатого, когда Тюя наконец решился. Отец полулежал на диване с книгой в руках, прежде чем Накахара, стоя за его спиной, глубоко вдохнул, борясь с оглушительным сердцебиением, и спросил:

— Пап, — Рандо даже не успел повернуть к сыну голову, — скажи мне, кто такой Поль Верлен и что между вами случилось?

Рэмбо как сидел, так и замер. Единственное, что произошло — он выронил книгу из рук, и та с глухим стуком приземлилась на пол, а Тюя так и продолжал стоять, сжав руки в кулаки. Он уже был согласен на то, что Верлен — жестокий мясник и маньяк, от которого отец много лет бежит, лишь бы не растягивать этот разговор.

— откуда… откуда ты знаешь его имя? — у Артюра тихий, севший голос, когда он медленно поднимается и садится, спустив ноги с дивана на пол. Плед упал с его плеч. Тюя боялся смотреть в лицо отца, но сейчас это было уже атавизмом — и боялся он потому, что на лице Рэмбо была смесь ужаса, отчаяния и печали, запечатанной глубоко в душе много лет назад. Вот эти эмоции сопровождали его каждый раз, когда сын упоминал о французских связях в прошлом?

— Пап, — Накахара вдохнул глубже. Всё-таки задавать первый вопрос было страшнее, чем развивать эту тему. — Знаю. Просто знаю, неважно откуда. Если захочешь, расскажу, но только после того, как расскажешь мне ты. Мне важно знать.

Рэмбо молчит, переведя взгляд вперёд себя, вниз, в пол. Он приоткрыл рот, дыша, казалось, через него, и сухие губы подрагивают, будто он собирается что-то сказать, но не решается. Тюя опустил глаза, подумав, и тихо прошёл ближе, садясь на другой край дивана. Он ещё тёплый.

— Извини, если ты не хочешь об этом рассказывать, но если так, то я узнаю сам, — юноша хмурит брови и смотрит в сторону. Он никогда так раньше не разговаривал с отцом, но теперь обстоятельства требовали. — Пожалуйста. Я должен знать.

…Артюр кусает щёки изнутри, чувствуя, как в горле пересохло от одного-единственного вопроса. Он так… долго об этом не вспоминал. Не думал. Сколько лет прошло, спустя сколько времени он слышит это имя снова? События тех лет проносятся перед глазами, словно вся жизнь, когда ты умираешь. События, о которых он ни за что, ни за что не сможет рассказать. У него просто не хватит смелости. Да, у него — человека, не раз отнимавшего жизни других, просто потому что у него такая работа.

Но перед ним — его сын, и рассказывать ему, что его сердце просто один раз не выдержало, он не может. Это проклятое прошлое с работой на правительство… Та ужасная идея насчёт экспериментов над людьми, уже рождёнными со способностями, чтобы узнать истинную природу этой аномалии. Взрослые, матёрые одарённые уже не были пригодны, да и попробуй отловить человека, который одним взглядом может заставить твоё сердце остановиться или который может выпустить на тебя стаю эфемерных адских гончих. Тот ужасный день, когда Рэмбо стал свидетелем выбора этих вершителей судеб, и то… решение, которое перевернуло его жизнь. Хладнокровно устраняющий людей человек не выдержал проекта, в котором ничего не подозревающий ребёнок должен был стать подопытной крысой. То решение, из-за которого он ходил сам не свой, хотя крутой нрав горячей крови молодого мафиозо никогда раньше не давал сбоев. То решение, которое поддержал 他最一爱过和信任的人。

«c'est… je comprends, c'est de la folie totale, de l'absurdité totale, mais-»

«Et voici, — отвечали ему с улыбкой. — Mais si vous plongez dans cette folie avec ta tête, alors je suis avec toi».</p>

Рандо выкрал данные о местоположении будущей цели, пока Верлен, наёмник вместе со своим консорциумом, уничтожал его, Артюра, собственные данные из баз, чтобы хотя бы на несколько дней дать себе время сбежать.

Рандо выкрал с окраины французского городка у ничего не подозревающих людей их маленького ребёнка под покровом ночи, пока Верлен прикрывал его спину, и в тот же день бежал через границу, пока Верлен был рядом. Рандо прекрасно знал, что это за ребёнок и что у него за сила — из-за генетического сбоя от связи обычного мужчины и женщины-эспера его способность была сравнима с бомбой замедленного действия. Рандо будто не понимал, что творит, и одновременно прекрасно отдавал себе отчёт, что на этом его карьера в правительстве завершена. Рандо прекрасно понимал, что это миниатюрное «солнце» с яркими голубыми глазами в его руках, завёрнутое в его шарф, имеет самую туманную судьбу. Он просто вытянул счастливый билет, столкнувшись с безжалостным человеком, безжалостность которого не распространяется на невиновных. Не виновных ни в чём.

Верлен постарался, уничтожая отдел, в который поступил приказ об идее таких экспериментов. Верлен, который ничем не был обязан Рэмбо, чтобы идти на такой шаг и рисковать собственной жизнью. Артюр просто попросил о помощи, когда начал бледнеть с каждым днём, и Поль не отказал просто потому, что Артюр 是他的一切. Ассасин не имеет права называться ассасином, если когда-нибудь тронул того, кто неравен ему силами. Ассасин не имеет права быть им, если однажды по доброй воле убил ребёнка. Кодекс чести!

…Сможет ли Рэмбо рассказать об этом? Ему проще умереть, чем сказать об этом вслух ему — солнцу с огненно-рыжими волосами и яркими голубыми глазами, которое хорошо учится в школе, дружит, общается, совершает ошибки и достигает успехов, считает Артюра хорошим отцом и прямо сейчас сидит рядом и спрашивает, кто такой Поль Верлен. Поль Верлен, пожертвовавший всем своим синдикатом, чтобы уничтожить все следы зарождавшейся конторы по контролю способностей у одарённых людей, будучи при этом совершенно обыкновенным человеком без особых сил.

Но для Рэмбо он вовсе не обыкновенный человек. Этот человек 是他的一切.

Нет. Рэмбо никогда не расскажет предысторию.

— понимаешь, — Рандо настолько долго молчал, что даже Тюя вздрогнул, уже готовый переспросить. Отец глубоко вдохнул, выдохнул и нервно сглотнул, отвернувшись. — Поль был моим… лучшим другом. он жив, не подумай, хорошо? по крайней мере, должен, — на этой фразе Артюр пересилил себя и встретился взглядом с яркими голубыми глазами напротив. — мы впервые познакомились в Париже, когда я был в твоём возрасте. не сказать, что мы работали в одном месте, но… это не помешало нашему общению, — на этом моменте Артюр, посмотрев в сторону, слегка улыбнулся, и Накахара не смел перебивать, когда отец придвинулся ближе и погладил по голове. — даже когда у меня появился ты.

Когда Рэмбо обнимает юношу, Тюе даже как-то неловко, но не не двигается. Отец гладит его по плечу, почти касаясь подбородком его рыжей макушки. «Даже когда я у тебя появился… — проносится в голове. — А подробностей не будет, нет? Ну, в смысле… да боже, и так понятно».

— он очень любил тебя, — Накахара даже как-то втянул голову в плечи, смотря вбок. — ты был, конечно, тем ещё… détonateur miniature. когда он мог, а я уже совсем не мог, он даже брал тебя на руки, не боясь, что ты вырвешь клок его волос или внезапно решишь утащить его на потолок, — на этом Артюр усмехнулся, и Тюя чувствует, что пока не так уж всё и плохо. Но это только пока. — он не всегда был рядом, но приходил, когда мог. ты не помнишь, но ты очаровательно тянулся к нему.

…Рэмбо искренне старается выбирать слова. Он понимает, что говорит максимально общими фразами, ничего не уточняя и в душе благодаря сына, что не перебивает вопросами. Он не может рассказать, что все два года Рэмбо прятался под выдуманными именами сначала в своей стране, потом — в других, и всегда Верлен следовал за ним. Именитый в своих кругах наёмник нужен везде, а Артюр со связями в мафии пользовался положением. Он не представлял, что ему делать с ребёнком, но Поль помогал прийти в себя, когда Рэмбо казалось, что он не справится и всё затеял зря. Когда ребёнок плакал, Артюр не находил себе места, не понимая, что делает, боясь прикоснуться к «солнцу». Со временем это, конечно, прошло.

— но ты прекрасно понимаешь, что мы с тобой — не просто люди, — интонация голоса отца изменилась, и его рука замерла на плече Тюи. — тебе было два года, когда нас обнаружила очень… нехорошая организация. скажем, моя прежняя работа, думающая, что все одарённые должны работать на них. Поль очень некстати оказался именно с нами, а не у себя, в тот день.

Тюя напрягается, чувствуя, как голос отца… дрожит? Юноша даже голову приподнял, взявшись за руку Рэмбо.

— Пап?

— нет, всё в порядке, — Артюр выпрямляется и отодвигается, втянув носом воздух. Смотрит в сторону, сжимая свои руки и впиваясь ногтями в ладони. — если коротко, то он очень сильно пострадал. я думал, он погибнет. я потерял много крови, но если меня можно было зашить, то у него под вопросом был завтрашний день.

Когда губы у отца задрожали, Тюя резко поднялся на ноги, но Артюр выставил вперёд руку, опустив голову и хмурясь, зажмурив глаза.

— нет, я дорасскажу, — он борется с комом в горле, и Накахара теряется. Он был готов для жертв, но… таких? — он выжил. выкарабкался, хотя был очень тяжёлым. ещё в больнице меня вместе с тобой забрали Огай и Татсухико. если бы Поль оставался рядом со мной и дальше, в следующий раз осколки его бы не пощадили. если бы Поль продолжал поддерживать с нами связь, он бы… он бы мог…

— Пап, ну что ты? — Тюя замер, растерявшись окончательно и не зная, что ему делать.

Рэмбо сидел, закрыв лицо руками, и не издавал ни звука. Накахара видел только, как по его бледным скуластым щекам вниз стекают едва поблёскивающие в свете жёлтой лампы дорожки слёз. Твою мать, твою мать, твою мать! Лучше бы они ни о чём не спрашивал, чем так!

— Пап, ну ты чего? В-всё хорошо, — Накахара не знал, как и подступиться, но сердце билось так, что заглушало почти половину звуков вокруг, а руки мелко дрожали. Что делать?! Артюр низко склонил голову, и его длинные тёмные волосы свисали почти до пола. — Пап, ну… Я не хотел, чтобы ты так… Пап, всё в порядке.

Накахара, тяжко сглотнув, осторожно обнимал отца сбоку, взявшись одной рукой за его запястье и потянув в сторону, чтобы тот на него посмотрел.

…Мог ли Артюр подумать тогда, шестнадцать лет назад, что «солнце» на его руках, смотрящее на него своими яркими голубыми и искренними глазами, не понимающее, от какой судьбы его спас совершенно чужой человек, понятия не имеющий, что ему делать дальше… Мог ли Артюр подумать, что маленький Тюя через шестнадцать лет будет называть его отцом, не зная ничего? Рэмбо не может себе простить.

Как и рассказать всей правды он тоже не может. Он слишком трус для этого.

Зато Накахара понял одну простую вещь. Да, в истории отца много недосказанности, но…

Верлена нужно срочно возвращать.</p>

***</p>

Во время звонка голос на том конце казался разбуженным и сонным, но Накахару это не волновало. Он остановился на красный, сидя на своём мотоцикле и спустив одну ногу к земле, будучи без шлема. Он часто им брезговал, за что Рандо его ругал. Ничего, отец не узнает. Не узнает так же, как и то, что его пунктуальный сын опаздывает, потому в срочном порядке оседлал своего скоростного коня по кличке Дукати. Он заявлялся так в школу всего несколько раз и не особо любил это делать из-за обильного внимания, но сегодня выхода не было.

— Да, слушаю?.. — голос Верлена казался даже несколько растерянным. Всё-таки ему впервые позвонил Тюя.

— Я не знаю тебя лично и тем более понятия не имею, что ты за человек, — Тюя хмурится, держась одной рукой за руль, — но папа всё мне рассказал про тебя.

На том конце поперхнулись.

— В-всё?

— Э… нет, в смысле, основное, — Накахара, задумавшись над тем, что сказал, невольно встряхнул головой, спеша исправиться. Вокруг гудели машины. — В общем, не знаю, где ты и кем сейчас работаешь, но если ты не явишься сюда в ближайшие дни, то я сам тебя найду.

На том конце — тишина. Верлен, видимо, осознаёт то, что ему так смело вывалили. Интересно, рассказал ли ему Артюр, кто Поль на самом деле? Ну, вернее, что он не какой-то офисный клерк или правительственный парламентёр.

— Как радикально, — голос Поля уже не кажется уставшим. — Хорошо, маленький солдат, я тебя услышал. Ну так что, скажем, на выходных он свободен?

— Будет, — Тюя даже не думает о том, как будет это делать. — Заставлю. Но ты тоже не обмани, хорошо?

Такая просьба от юноши звучит неожиданно. Вроде всегда такой уверенный и бойкий, а тут — просьба. Даже не откажешь.

— Тюя, когда-то давно я пообещал твоему отцу, что мы встретимся снова. Думаешь, я нарушу собственное обещание?

— Нет, я верю. До связи, — на табло светофора оставалось десять секунд до зелёного, и мотоцикл Тюи был готов разогнаться, взревев, как дикий зверь. — Не подведи.

Юноша уже не слышал, что ответил Верлен, убирая телефон в карман брюк.

Хорошо, что он притормозил прямо перед воротами, сбавляя скорость, потому что ему под колёса бросился Дазай. Почему? Да просто. Увидел любимого друга и с распростёртыми объятиями и криком «Принц на девчачьем розовом коне!» бросился навстречу, блядь. Рюноскэ даже среагировать не успел, потому Накахара, вдавив в тормоза с космической скоростью, вылетел прямиком с взбрыкнувшего мотоцикла ему в спину. Осаму остался недовольно лежать перед передним колесом малинового Дукати, подперев голову кулаком, а вторую сложив на согнутую в колене ногу; клубок из Акутагавы и Накахары кубарем прокатился метр по школьному газону и врезался в дерево. Видя это через окно кабинета на третьем этаже с грядущим первым уроком, Накаджима храбро выскочил прямо из него, приземляясь на все четыре и бросаясь на помощь. Если Тюя остался лежать на траве, тяжко приподнимаясь на руках и потирая ушибленную голову, то Рюноскэ чётко вписался затылком в ствол дерева. Нет, сознания Акутагава не потерял, но не менее оглушённый Расёмон выпал из рукава его толстовки, вновь изображая глаза-спирали, и от соприкосновения с травой начал зеленеть пятнами, как хамелеон, а вместе с этим начала зеленеть и толстовка хозяина. Он даже не заметил, как к нему подлетел Накаджима, обеспокоенно глядя ему в лицо и осторожно поднимая обеими руками, закидывая его руку себе на плечи. Накахара, поднявшись на ноги, с крайне озлобленным лицом захромал, подтягивая ушибленную ногу за собой, к раздражающему элементу его жизни, и спас Дазай от смерти лишь звонок. Звонок, свист, аплодисменты и смех одноклассников из окон кабинета, высунувшихся поглядеть, куда это решил катапультироваться их классный кот-переросток.

Естественно, никакой литературы по расписанию не вышло, потому что Рюноскэ еле волок ноги даже с опорой на оборотня и упорно видел перед собой двух Атсуши, двух Тюй и двух Осаму, а то и трёх, Накахара отказывался наступать на левую ногу, а Дазаю была нужна таблетка от аутизма — и-и-и привет-привет, медпункт!

Собственно, пока Накахара сидел с закатанной штаниной и ему латали разбитую коленку, Акутагава лежал на кушетке со льдом на голове и закрывая обеими руками глаза, чтоб свет их не резал, Накаджима сидел в его ногах, а Дазая усадили в самый конец кабинета подальше от двери, чтобы не сбежал, скользкий гад, Тюя и рассказал обо всём, чтоб занять время и чтоб поделиться тем, что понятия не имеет, как заманить отца в аэропорт. Ладно, если бы это был центр города, колесо обозрения или какой-то ресторан, но аэропорт? Нормально коммуницировать с ним мог только Атсуши, потому что за каждое пророненное слово в Осаму летели ручки, блокноты, термометры и журналы, а Рюноскэ не мог связать слова в предложения. Устроили несчастному перезагрузку, блядь.

Зато, когда Тюя в очередной раз замахнулся на Осаму собственным рюкзаком, тот прикрылся руками, но звонко затараторил:

— Нет-нет-нет, а ты соври, что к тебе прилетает друг, — Накахара уже готов был кинуть в его голову то, что попалось первым под руку, но остановился. Он что, дело говорит? Дазай глянул одним глазом из-под рук, убедился, что в безопасности, и немного расслабился. — Скажи, что тебе нужна машина, а он прилетает уже вот-вот, и нужно торопиться, срочно-срочно.

— И что… боится… чёртовых мотоциклов, — сквозь зубы и с паузами произнёс Рюноскэ.

Как бы Накахара не злился… Их ходячий мозговой центр дело говорит. По сути, насчёт «друга» Тюя даже не соврёт.

Оставалось дождаться.

Эти несколько дней прошли чересчур быстро. Верлен звонил ещё дважды, спрашивая о мелочах, а в третий раз он позвонил тогда, когда Артюр был дома, и Тюя перешёл в мессенджер, отписавшись, что не вовремя ты. Поль извинился и снова спросил, рассказал ли Тюя отцу об этой тени прошлого, обрётшей плоть и вернувшейся в его жизни, на что парень ответил отрицательно. После того вечера, когда отец еле пришёл в себя, Тюя не желал говорить об этом вслух. Верлен был прав насчёт того, что всё это — далеко не телефонный разговор.

Сообщение от: Мистер Умница

21.36. Подожди, юноша, а ты мне не хочешь сказать, как выглядишь? Я же не узнаю тебя.

21:37. Я же сказал, что сам тебя найду, не беспокойся)</p>

Как же Поль тянулся к Артюру, если практически в первый день принял решение приехать? Даже несмотря на то, что оба разошлись по разным уголкам планеты, чтобы вместе не погибнуть. Наверное, сейчас всё уже в порядке, учитывая, что Рэмбо не скрывается, а Верлен всё ещё жив.

Интересно, он выглядит так же, как на фотографии четырнадцатилетней давности?

В субботу Тюя вскочил ни свет ни заря, не в силах спать дольше. Проснулся, кажется, раньше отца, а отец сегодня работал. Неудобно, конечно, будет вырывать его с работы, но нужно будет состроить панику. Накахара есть-то не мог толком, чувствуя волнение весь день и беспрестанно глядя на часы, а Верлен не писал, значась в сети в последний раз за несколько минут до посадки в самолёт. Самым сложным было чётко рассчитать, когда с такой разницей времени он прибудет, но вроде как вечером, часов в семь. Значит, нужно одеться в четыре, выехать к отцу в пять, вытянуть его в аэропорт в половине, чтоб точно успеть… и чтоб успокоить свою душу, что не опаздываешь.

На всякий случай Тюя вышел полчетвёртого, прибыв к офисному зданию через сорок минут и понятия не имея, что ему тут делать так рано. Тогда он, не светясь особо рядом, чтоб не дай бог по камерам его не увидели, кружащим вокруг, как стервятник, начал небыстро, но бегать по близлежащим улицам, чтоб к нужному времени создать иллюзию, что запыхался и торопится, а дело не терпит отлагательств.

И без пятнадцати пять Накахара набирает отца, бросая в трубку: «Привет, да, нет, ничего не случилось… ну, вообще-то случилось, но немного, не страшно, но ты можешь выйти на улицу? Я тут рядом, я сейчас- нет, я в порядке». У Артюра волосы были убраны в хвост, а сам он был в белой рубашке с подтянутым под грудью серым корсетом. Тюя видел его из-за угла здания, а потом попрыгал на месте, чтоб дыхание перестало быть равномерным, и побежал навстречу. Нужно было найти точный баланс, чтобы и казаться обеспокоенным, и чтобы отец не начал беспокоиться больше нужного.

Не вышло.

Рэмбо, конечно, начал задавать вопросы, что за друг и откуда, на что Тюя смотрел куда угодно, но только не в глаза отцу, и отвечать пространно: «Да так… давно общаемся уже в интернете и по телефону… немного меня старше, да, не знаю точно страну, но говорит по-французски хорошо… нет, он хороший, нет, не маньяк… ну разве может быть маньяком человек, который боится мотоциклов? О, у него такая странная фобия, я бы и сам забрал его на мотоцикле, но поехали на машине? Ты же мне не разрешаешь садиться за руль своей, а моей у меня нет. Поехали? Можешь? Отлично, поехали». Тюя не церемонился, начав осторожно толкать Артюра в спину сначала обратно внутрь здания (здороваясь параллельно с девушкой на ресепшене), а затем через весь первый этаж к выходу на внутреннюю парковку, пока отец звонил по телефону и говорил, что ненадолго отлучится.

Мори, конечно, дал добро, прекрасно понимая, что сегодня произойдёт. Удивительно, что у них всё-таки получилось. Ну, что ж…

Чёрный, как сама ночь, и величественный Бугатти приветливо мигнул фарами, когда Артюр разблокировал спящего монстра на колёсах. Накахара нетерпеливо садится на переднее сидение, устроившись поудобнее и не спуская с отца глаз. Тот явно не слишком-то и хотел куда-то уезжать посреди рабочего дня, но раз сын просит (а просит он что-то раз в сто лет, если утрировать), то нужно выполнить. Правда, смотрит сын так испытующе, будто с Рэмбо что-то не так.

— у тебя точно всё в порядке? — интересуется он, покосившись на юношу, и тот охотно кивает, поглядывая на часы на панели.

— Да-да, всё путём. Поехали.

Рэмбо, если признать честно, впервые видел сына таким взвинченным. Он не прямо-таки крутился на месте, как пружинка, но постоянно вертелся, глядя в окна, в телефон, на часы, на дорогу назад. Может, действительно что-то беспокоит? Хотя, если там, в аэропорту, взаправду будет его друг, ничего удивительного в его взвинченности.

Не придала уверенности вечерняя пробка, благо что она была недолгой, всего минут двадцать.

Артюр едва припарковаться успел, когда юноша вылетел из машины и позвал отца за собой. Зачем? Рэмбо и внутри может подождать. Но нет, Тюя был настойчив, чуть ли не за руку вытягивая Артюра на улицу и зовя за собой в зал ожидания. Мужчина, конечно, понимал, что что-то не так, но кто этих подростков знает? Он вспоминал себя в его возрасте и прекрасно осознавал странное взбудораженное поведение. Накахара попросил отца встать где-нибудь скромно у стеночки, криво улыбнулся и убежал в толпу встречающих, к окну, чтоб следить за прибытием самолётов. Артюру даже честно интересно, что будет дальше.

Кто же знал, что спустя какое-то время его сердце замрёт, как и время?

Из толпы в ту минуту послышался знакомый звонкий голос, и в поле зрения появился его огонёчек, кому-то указывающий вперёд.

А затем Рэмбо поднял взгляд, и телефон выпал из ослабевших рук.

Тюя стоял в стороне, запустив руки в карманы и поглядывая на обоих. Верлена он узнал по длинным светлым волосам, убранным в небрежную косу. Светлые глаза, бледная кожа. Единственно, что Тюя выцепил из отличий — не было шляпы, а на виске, начиная от брови, была видна тонкая белая полоса шрама. Это к этому относилось упоминание отца об осколках? Накахара ещё там, в выходящих людях, хорошенько всматривался в каждого, а затем, заприметив, кажется, нужного, позвал: «Поль?» Судя по взгляду, Верлен, высокий и в чёрной рубашке, но белых брюках, был удивлён внешности Тюи не меньше, чем Тюя был удивлён тому, что внешность Верлена почти не изменилась. Накахара выжидающе глядел, пока Поль подходил к нему, и заговорил первым, схватив за руку и потянув за собой: «Шутки и комментарии про рост и всё остальное будут потом, — Поль даже не сопротивлялся, шагая следом. — И я делаю это ради папы, чтоб ты знал, не ради тебя или тем более себя».

Впечатление Тюя произвёл целеустремлённого, весьма упрямого и за словом в карман не лезущего. Сразу.

А теперь Тюя стоял в стороне, наблюдая, как отец в ужасе закрывает рукой в перчатке рот, прежде чем его глаза начинают слезиться. Поль оставил свой чемодан там, где стоял, прежде чем с улыбкой зашагал к старому другу. Ну да, конечно, Тюя же портье сюда устроился, посторожит… Когда Рэмбо осторожно протягивает к Верлену руку, слегка касаясь его плеча и будто не веря, что ему не кажется, Поль что-то негромко говорит ему, а затем Артюр, жмурясь и срываясь на тихие крупные слёзы, резко прижимается к нему. Верлен обнимает в ответ под руками, что-то заговорив на французском.

Дальше Тюя отвернулся, прикрыв лицо рукой. Тц, романтика.

Друзья они, ага…</p>