Парк аттракционов (1/2)

Рэмбо с ужасом смотрел на возвышающегося над своей головой монстра, чувствуя, как по спине ползут мурашки, а по виску катится капля холодного пота. Боже, нет, он не готов. Он готов на всё что угодно, даже прорешать начала математического анализа для одиннадцатого класса от и до без готовых домашних заданий и вставать по будильнику месяц, но только не на это. Монстр неумолимо приближается, а краска с лица всё спадает и спадает по мере приближения. Пожалуйста, нет…

— Пап, ну пойдём! — Тюя тянет за руку, упираясь ногами в землю и изо всех сил стараясь ускорить своего резко побледневшего отца. — Ты чего замер? Все уже впереди! Мы не успеем!

— успеем, успеем, — тихим и оборвавшимся голосом отвечал Артюр, не сводя глаз с этого проклятого чудовища и нервно сглатывая. — ты не торопись…

— Ну па-ап! — Накахара топнул ногой и потянул на себя с новой силой. — Ты что, боишься? Это же всего лишь американские горки!

Всего лишь американские горки.

Мори, нагруженный бинтами, пластырями и перекисью в карманах чёрного пальто, и Шибусава с огромным плюшевым тигром в руках, выигранным в тире, синхронно обернулись, заслышав голос сына их друга, и не смогли сдержать сочувствующей улыбки, хлопая по плечам с двух сторон. Рэмбо, еле-еле подтащенный к ним Тюей, скачущим подле отца в очереди и переключившимся уже на своих верных восьмилетних камрадов, бросил на мужчин такой полный безнадёжности взгляд, что можно подумать, что его тащат не на аттракцион, на который детей такого возраста одних не пускают, а на казнь на электрическом стуле. Хотя может показаться, что Артюр выберет второй вариант… Но выбора у него нет. За этот день отцы со своими беснующимися детьми обошли практически весь парк, заблаговременно договорившись о том, что будут максимально обходить горки стороной, но, как назло, дети о них всё же вспомнили, и именно в этот момент Рэмбо побледнел, будто услышал, сколько кредитов понавешали на его потерянный паспорт. Казалось, даже его тёмные волосы от страха посерели.

Накахаре, да и всем детям с хорошим вестибулярным аппаратом, не объяснить, как зверски укачивает Рэмбо на таких проклятых вещах, как американские, мать их, горки.

Накахара храбро занял место в самой первой вагонетке, ни капли не колеблясь в своём решении, и Дазай с пластырем на коленке и перебинтованной рукой тут же последовал за ним, уверенно усаживаясь рядом — не желал уступать. Атсуши, кажется, уже перед вагонетками понял, что не особо горит желанием взбираться на такую высоту и с такой же высоты стремительно падать, но Рюноскэ с пластырем крест-накрест на щеке схватил его за руку и подтолкнул сесть позади Рэмбо- и Мори-младших — Накаджима вцепился в поручень, как в последнюю надежду на спасение, но на провокаторский вопрос Акутагавы о том, боится ли «котёнок», тут же вздёрнул нос и гордо ответил, что ни капельки он не боится. Мори и Шибусава сели в следующую вагонетку с обречённым вздохом, готовые перетерпеть — Тацухико не боялся в принципе, Огай привык смотреть на город свысока из своего офиса с панорамными окнами, — и повернулись посмотреть на Рэмбо. Ох, бедный Рэмбо! Мсье Артюр на негнущихся ногах еле-еле подошёл к самым последним местам в хвосте, усаживаясь и пытаясь унять дрожь, вцепившись в поручень и низко склонив голову, наверняка повторяя себе под нос не смотреть вокруг. Казалось, он готов уверовать.

— Пап! — Тюя вдруг обернулся через плечо. — Ты готов?

Рэмбо тут же поднял голову, встретившись с сыном взглядом и кивнув, натужно улыбнувшись. Мальчик отвернулся, что-то дерзко сказав в сторону Осаму и пихнув его кулаком в плечо, а вот Шибусава прекрасно видит, как Артюр снова уронил голову и сжался.

Мальчишкам было здорово: Накахара довольно взвизгнул на резком спуске, Дазай всё смотрел вниз и размышлял о том, когда в теории можно спрыгнуть, Рюноскэ молчал, восхищаясь без слов, Атсуши периодически зажмуривался и опускал голову на падениях вниз. С отцами было сложнее: Мори, не смотря по сторонам, глядел только на макушки детей впереди и старался особо не дёргаться; Шибусава придерживал волосы одной рукой, жмурясь; хуже всех выглядел Рэмбо, вцепившись в поручень, как в последнюю надежду, игнорируя развевающиеся за своей спиной волосы и красный шарф и моля небеса, чтобы это адское устройство наконец угомонилось и он вышел. Его начало укачивать ещё на первом подъёме, но он стоически выдержал комок в горле и ткнулся лбом в поручень между рук. Сердце сначала билось быстро-быстро, а потом, когда машина внезапно остановилась, Артюр обманулся и приподнял голову. Зря.

Остановка на самой высокой точке ознаменовала лишь внезапный спуск вниз.

Все четверо восьмилеток спереди и два нормально себя чувствующих отца обернулись на неожиданный вскрик «oh mon dieu oh mon dieu oh mON DIEU-» позади: Рэмбо, казалось, готов был проклинать на этом свете всё, на чём стоит этот кошмарный аттракцион, но сдерживался только из-за детей — могут услышать. Его тёмные волосы больше напоминали развевающийся за спиной флаг, не иначе, или прекрасные сверкающие на солнце локоны в рекламе средств для ухода головы, а окончательно побелевшее лицо означало лишь то, что Артюр на грани использования способности, чтобы запечатать все эти вагонетки в куб и остановиться. Но Артюр терпит мужественно: сгибается пополам, прикрывает рот рукой, жмурится и задерживает дыхание, но не издаёт ни звука. Ветер свистит в ушах так, будто падаешь с самого высокого пика Ането в Пиренеях, и выворачивает желудок примерно так же. В какой-то момент ему стоит очень больших усилий не стошнить, глубоко вдохнув и крепко зажимая рот ладонями. Пытка, чёртова пытка! По крайней мере теперь, когда вагонетка, оказавшись на стартовой точке, медленно двинулась на второй круг — несомненно, для Рэмбо это самый настоящий круг ада, но… ради ребёнка.

Тацухико понял, что его немного потряхивает, ближе к последнему резкому спуску, и нервно вздохнул, понимая, что падение придётся перетерпеть. Огаю-то хорошо, он стоически выдерживает практически всё — гнилые трупы, кишки, содержимое вскрытых желудков, американские горки, пиццу с ананасами, томатный сок. Он всю поездку и сидел, упёршись локтем в дверцу и подперев щёку рукой, на первом круге глядя на макушки довольно визжащих пацанов впереди, а на втором уже вглядываясь в окружение. Мужчина и вышел из вагонетки единственным выжившим среди своих взрослых товарищей, отряхнувшись и проводив четвёрку мальчишек взглядом: Накахара от переизбытка эмоций перелез через Осаму на выход и поскакал на месте, хватая Дазая за руку и таща за собой: «Туда! пошли вон туда! давай скорей, что ты такой медленный?», но Дазай хватает за рукав футболки своего брата, вылезающего из вагонетки следом, а Рюноскэ от неожиданности цепляется за побледневшего Атсуши, понявшего, что такие развлечения немного не для него — цепочка сбегает с платформы и под руководством сына Рэмбо скрывается где-то впереди, благо пространство открытое и не особо людное.

А вот оставшиеся отцы вставали с мест уже не так бодро.

Шибусава сначала посидел с полминуты, приходя в себя, и кое-как-таки встал, слегка покачнувшись и чуть не выронив плюшевого тигра из рук, но постепенно очухавшись и наконец крепко стоя на ногах с проясняющимся взором. Мори на это усмехнулся.

— Как поездка? — Тацухико посмотрел Огаю в глаза после вопроса уничижительно и фыркнул, потирая глаза пальцами. — Не хочешь ещё разок?

— Я отдаю тебе эту возможность, господин Мори, — поморщился мужчина и встряхнул головой со вздыбившимися из-за ветра прядями. — Что-то мне подсказывает, — он кивает в сторону хвоста цепи вагонеток, — что в нашем полку убыло.

— Правильно подсказывает, — Огай, заложив руки за спину, со вздохом поглядел туда же, на буквально вросшего в сидение Рэмбо, уткнувшегося лбом в поручень. Никакой. — Помогай.

Дазай, сидя в тенёчке под деревом на лавке рядом с братом и затихнувшим Накаджимой и болтая ногами, игнорируя повисшего на дереве над ним буйного Накахару (потому что на скамейке сидеть скучно!), первым обращает внимание, как его отец и отец Атсуши вытаскивают с платформы и спускают на асфальт отца Тюи, больше напоминающего сейчас выжатую тряпку. Мсье Артюр еле-еле перебирает ногами, если вообще перебирает, а не безвольно тащится, низко опустив голову, словно раненым возвращается с поля боя, а не с детского аттракциона. Ладно, не совсем детского, но всё же аттракциона.

— Что-то твой папа не очень хорошо выглядит, — замечает Акутагава, когда Накахара внезапно свесился головой вниз над его головой, как игрунка в зоопарке — ветка низкая.

— Да он всегда такой, — Тюя виснет на ветке теперь на одних руках и шумно спрыгивает вниз, на ноги, сорвав листву и осыпая её на головы камрадам, сам отряхивая шорты. Атсуши чихнул от пролетевшего под носом зелёного листа. — Я спрашиваю у него каждый раз, всё ли в порядке, но он отвечает, что всё хорошо! Вернее, вообще не отвечает.

— Ага, и на похоронах его ты тоже спросишь, в порядке ли он, — язвительно заметил Осаму, улыбнувшись уголком губ, и тут же словил уничтожительный взгляд голубых глаз. Тюя, с минуту презрительно глядя на товарища, медленно начал закатывать рукава. Рукава футболки, правда, но всё же начал. Для эффективности. Дазай тоже для эффективности мгновенно вскочил на скамейке и перемахнул за её спинку от греха подальше.

— Что ты там про моего папу сказал? — злобно зыркнул рыжий, вскакивая на скамейку между Рюноскэ и Атсуши и перемахивая через спинку, убегая следом за ретировавшимся Осаму. — А ну стой, недобитый! Сам на свои похороны сейчас пойдёшь!

Пока Рэмбо-младший и Мори-младший носились где-то позади, Акутагава и Накаджима соскочили со скамьи, позволяя своим родителям, тащащим третьего, сесть: Огай закидывает ногу на ногу, чувствуя себя прекрасно, Тацухико же откинул голову назад, обмахиваясь игрушкой тигра. Жарко, а мсье Артюр бледный, как побелка на доме. Он сидит между Мори и Шибусавой, и создаётся ощущение, что его просто придерживают плечами с двух сторон, чтоб не рухнул лицом в асфальт. Когда к нему наконец подбегает его ребёнок, хватая за коленку, Рэмбо еле-еле приподнял голову, смотря Тюе в глаза.

— Я пить хочу, — мальчишка смотрит на отца, нахмурившись. — Ты плохо себя чувствуешь?

Артюр медленно моргнул, потерев глаза одной рукой и тяжко вздохнув. Голова кружилась, в горле стоял ком, но на свежем спокойном воздухе постепенно отпускало. Мужчина медленно пошарился в кармане, вынимая купюру и протягивая её сыну.

— я в порядке. лучше… беги купи себе что-нибудь, — его голос был тихим и с хрипотцой.

Возможно, Накахара бы что-то ответил, но вдруг Шибусава низко вскрикнул, мгновенно выпрямляясь: он не ожидал, сидя с закрытыми глазами, что в его ногу вцепится его восьмилетка.

— Пап, — Атсуши глядел полными печали глазами прямо на перепуганного отца, — я есть хочу.

— О боже, — Тацухико покачал головой, придя в себя и протягивая ребёнку купюру из кармана светлого плаща, — ты бы хоть предупреждал, когда бежишь ко мне.

Мори же даже вскрикнуть от испуга не успел — его внезапно сзади потянули за откинутую назад голову вниз, накрыв маленькими ладонями глаза и хихикая. Сердце Огая, кажется, словило небольшую остановочку, но он, отказавшись от идеи пришедшей за ним смерти после прикосновения к тому, что мешает ему смотреть вперёд, выдохнул, немного расслабившись.

— И кто это за моей спиной пытается напугать своего единственного и любимого родителя? — руки с глаз убираются, и Мори смотрит на улыбающегося Дазая и Рюноскэ со сверкающими серыми глазами. — Ни стыда, ни совести.

— Не-а, — Осаму отрицательно трясёт головой, обходя скамейку и вставая перед отцом. Акутагава подходит ближе и смотрит на своих рыжего и белого товарищей, и Дазай невольно оборачивается тоже. Думает. В его карих глазах проносится искра, и он выпаливает: — Пап, я хочу-

— Максимум, что ты можешь хотеть, — внезапно прервал сына Мори, отдавая ему в руки такую же купюру, что и у остальных двоих, — это что-нибудь с убийственным вкусом, — Дазай крутит бумажку в руках, тут же поднимая её вверх и в сторону, чтобы брат, потянувший к ней свою ручонку, ничего не получил и презрительно прищурился, глядя на Осаму. — Ты понял меня? Вы оба поняли?

— Да, — Рюноскэ коротко кивает, не переводя взгляда на отца и резко вытянувшись вперёд, пытаясь перехватить купюру у брата, но Дазай отскочил в сторону, толкая Накахару плечом и так же толкая оттолкнутым Накахарой Накаджиму.

— Поняли! — только и успел выкрикнуть Осаму, перед тем как на него ополчились все трое: Тюе повторять не надо, он заводится с пол-оборота и рвётся накостылять камраду по самое не балуй за толчок, Акутагава жаждет отобрать заветную бумажку просто потому, что она у брата, а Атсуши, не сорвавшись с места вместе со всеми, неожиданно поочерёдно топает одной и другой ногой, превращая их в тигриные и делая резкий прыжок вверх, приземляясь уже на все четыре и в итоге не только нагоняя собратьев по разуму, но и обгоняя, боднув Дазая в спину головой.

Артюр, Шибусава и Огай смотрят за ними вслед, качая головами.

Дети.</p>

Отцы не следят за тем, куда рвутся их восьмилетки, они просто спонсируют их билеты, поддерживают издалека и наблюдают со стороны, готовые в любой момент сказать, что они тут просто так и совершенно без понятия, чьи это дети обыграли взрослых людей в палатке дартса или навели шухер в комнате смеха с побитыми зеркалами и поломанной психикой контролёров. Так, например, Рэмбо заблаговременно отошёл шагов на десять в сторону, когда увидел, что вся компания восьмилеток потянулась к этому странному аттракциону в виде огромного бассейна с прозрачными шарами на воде, в которых крутятся дети. Артюр не понимает этого, как и Мори, как и Тацухико, но раз дети хотят… В любом случае не намокли только они, когда Рэмбо-младший объял способностью этот несчастный шар и прыгнул в нём прямо на воде.