7 глава (2/2)

— Да-а-а, — тянет он и указательным пальцем тыкает в свой пустой бокал, намекая. — А ты запомнил. Решил составить мне компанию?

Игорь кивает бармену, и тот недовольно поджимая губы доливает в бокал красное вино. Игорь, правда, не знает, решил ли вообще что-то. Просто увидев этого знакомого омегу в своем любимом баре подошел к нему сам. За эти долгие несколько недель с момента их первой встречи — с момента их первой встречи с Олегом, акцентирует про себя в голове Игорь — тот изменился. Светлые кудри отросли, оголив темные корни, сам парень явственно осунулся, а глаза его потухли. Виной тому отсутствие наркотика в крови или какая-то неприятность, произошедшая с омегой, но сегодня он больше не пристает к посетителям, а просто молча пьет свое вино, сидя у бара.

Может, из-за того, что он выглядит таким грустным, а, быть может, потому, что каким-то образом, хотя бы косвенным, в сознании самого Грома связан с Олегом, Игорь подсаживается рядом.

Парень не дает время предложить что-то самостоятельно — сразу начинает расспрашивать:

— Скучаешь тут? Могу помочь развлечься. А как тебя зовут? Выпьешь? — Гром на все вопросы пожимает плечами и так и не называет своего имени.

Омега воспринимает его поведение как разрешение и подсаживается ближе, кладя ладонь на колено. Когда они оказываются в ближайшем дешевом отеле, в грязной и затхлой комнате, Игорь уже изрядно пьян.

Анар прекрасно целуется, от него приятно пахнет каким-то цветочным ароматом, его собственным или смесью искусственных феромонов — Игорю поебать. Он ощущается в руках податливым как глина, мягким и вибрирующим. А еще он очень громкий. Игорь мог бы подумать, что он притворяется, но, похоже, парню действительно с ним хорошо — звонкие стоны омеги наверняка слышны всему отелю. Гром трахает его медленно и нежно, ласкает гладкую кожу бедер, живота, небольшой возбужденно текущий член, двигаясь в жаркой тугой и очень мокрой дырке, и ощущает все происходящее абсолютно и невероятно… Неправильным.

Вот он, желающий его омега, отдающийся и подвластный каждому его жесту, послушный как кукла. Именно сейчас все в Игоре должно вопить о торжестве его плоти и воли. Он должен желать быть только с этим омегой, мечтать о нем, быть в полном восторге и похотливом экстазе.

Но Грому противно. Буквально омерзительно. Противна эта мягкость, слишком влажная дырка, от чего все простыни под ними пропитались этой склизкой влагой, противны громкие, хоть и не наигранные стоны, даже сам парень, почти мальчик, кажется жалким и изломанным. Хотя он ведь совершенство — у Игоря есть глаза — парень прекрасно сложен, у него красивое лицо ангела на иконах Боттичелли и гибкое изящное тело здорового омеги. Гром его не хочет. Лишь физиология послушно отзывается на омежий запах. Гром чувствует себя машиной, роботом, весь секс кажется механическим и неживым, не отзываясь ни в одной частичке его души. Ему даже толком не-приятно, даже кулак кажется лучшим выходом. Игорь помогает себе как может, лаская член омеги, чтобы тот не замечал его слабой заинтересованности происходящим, и жалеет, что подписался на все это в попытке что-то самому себе доказать. Доказал.

Под конец, когда Анар кончает на его члене, у Игоря почти не стоит. Тугой болью отдается в яйцах — так сильно хочется спустить. В другой ситуации Гром просто бы подрочил, но ему неудобно перед парнем, поэтому он закрывает глаза и начинает двигать бедрами, пытаясь кончить. Вход омеги после оргазма расслаблятся, и Игорь вообще перестает хоть что-то чувствовать; он пытается исправить ситуацию — закрывает глаза, чтобы не видеть, с кем он сейчас, и добавляет в анус парня фалангу пальца, чтобы усилить трение. Омега заходится очередным воплем удовольствия и начинает вновь подмахивать. Грому хочется закрыть еще и уши, но руки заняты — одна тремя пальцами скоро по костяшки погрузится в склизкое нутро, а второй он держит парня за талию, натягивая на себя с бешеной скоростью, превращая его в секс-игрушку, больше не пытаясь быть нежным. Это и правда больше похоже на дрочку, только живым человеком, и если бы Гром не хотел наконец побыстрее кончить, ему было бы стыдно перед омегой. Но он лишь пытается выкинуть все из головы и наконец отпустить себя.

Когда предсказуемо перед глазами встает образ Олега с их последней встречи — раскрасневшегося, с влажным от поцелуев ртом и сочащейся сукровицей ранкой на нижней губе, Игорь уже не сопротивляется. Он впускает наконец Олега в свою постель. В его фантазии под ним сейчас — не мягкий и податливый омега, а поджарый и угловатый Волков, который скалится, смотря снизу вверх, и прожигает Грома горящим синим взглядом. Руки его касаются Игоревых бедер, держат крепко, впиваясь пальцами, оставляя синяки. Вся комната пропитана его соленым морским запахом, и Игорь наконец ощущает приближение оргазма.

Олег из его фантазии тянет его к себе. Где-то издалека раздается стон омеги. Олег с нажимом гладит ягодицы — еще фрикция — стон становится гортанным. Олег поднимается на локтях и прикусывает ему сосок — Игорь вбивается жестко и агрессивно, ощущая, как удовольствие лавой поднимается из члена в позвоночник. Волков проходится сухими твердыми пальцами по ложбинке от яичек вверх, с нажимом лаская чувствительный шов промежности — движения Игоря становятся хаотичными и рваными, тугой узел, все это время ощущающийся болью в животе, начинает расправляться. Но пиком удовольствия становится палец Олега, с трудом проникающий внутрь, почти без смазки, насухую, двигающийся быстро, царапающий ногтем чувствительную слизистую. И это болезненно остро, жгуче, и охуенно хорошо. Гром воет в голос и кончает, бурно, ярко, отчаянно скрипя зубами.

Образ Олега перед глазами пропадает, его заменяет глухая темнота, лишь иногда озаряемая яркими вспышками. Но палец из ануса никуда не исчезает. Игорь пульсирует внутри жаркого нутра и ловит остатки оргазма, стараясь все еще не открывать глаза и слышит, как задушено под ним дышат. Осознав, что навалился всем телом, он поднимается на локтях, и Анар, страдальчески приподнимая брови, глубоко выдыхает и, наконец достав палец из Игоря, выскальзывает из-под его тяжелого после оргазма тела.

— Прости за это, фух, — довольный Анар отваливается на подушки и показывает Игорю указательный палец, потом демонстративно вытирает руку о пододеяльник и с ехидцей добавляет: — Тебе это было нужно.

Игорь рассеянно кивает и садится, опуская горячие ступни на стылый пол, стягивает с себя полный презерватив, затягивая его узлом у основания, и тут же откидывает в сторону, испытывая горчащую гадливость. В голове пусто, под сердцем воет его пес, скребясь в грудную клетку. Игорь загоняет его дальше и осматривает комнату. Две тумбочки, одна покосилась, кровать — большая, но с потертым изголовьем, на котором кое-где отвалилась краска, под ногами — тусклый застиранный коврик, когда-то, наверное, бордовый, но сейчас больше похожий по цвету на высохшие человеческие испражнения.

Теперь Грому омерзительно до тошноты. Сколько, интересно, омег оставляли свои обильные соки на этих простынях, отчего они наверняка уже не отстирываются, превратившись в вечно бурое нечто? Он смотрит на довольного всем Анара, вспоминает их с Олегом разговор — что этот омега из тех, кто ищет приключения на собственную задницу — и спрашивает:

— Ты не боишься… — описывая пальцем всю скудную обстановку вокруг них, — вот так, здесь, непонятно с кем?

Анар, еще несколько секунд назад расслабленный, довольно улыбающийся, развратно разлегшийся на сбившейся постели, тут же подбирает колени к груди, зажимаясь в комок, и хмурит свои изогнутые красивыми дугами брови. Он меняется мгновенно, превращаясь в забитое испуганное существо. Губы его дрожат, и Игорь жалеет, что спросил — еще чуть-чуть, и у парня начнется истерика. Но тот наоборот — застывает всем телом и произносит глухим и смирившимся голосом:

— Я устал бояться. Иногда хочется, чтобы это все наконец закончилось, чтобы… — он замолкает, а Игорь не сдерживает порыв и гладит его по растрепанным кудрям. Анар поднимает на него глаза, и в них стоят упрямые слезы: — Хочется просто жить и наслаждаться жизнью, не бояться, что ты не так одет, не так посмотрел, слишком поздно вышел на улицу, слишком красивый в конце концов, что само собой является индульгенцией для вас, альф. Хочется быть свободным от вас и вашей силы, безнаказанности и похоти. — Игорь не знает, что сказать, только если слова утешения, но парню, похоже, этого не нужно. Ему нужно высказаться. Он передергивает плечами и брезгливо морщится. — От вашей вседозволенности.

И тут в голову Грому приходит мысль, которую он тут же озвучивает:

— Тебя однажды изнасиловали?

— Однажды? — выкрикивает парень, глаза его блестят от непролитых слез. — Если бы только однажды. Много сучьих лет он делал это со мной, потому что считал, что имел право, потому что никто бы его не смог остановить и осудить, потому что… Альфа!

— Это продолжается до сих пор? — вкрадчиво спрашивает Игорь. Парень кивает. — И ты решил действовать от противного… — констатирует.

— Я хочу почувствовать, что я ему не принадлежу.

— Но это так не делается. Тебе надо уйти. Как бы это не было сложно, как бы…

— От кого, от своего отца? — злой и раздраженный смешок.

Гром сглатывает сухой комок, понимая, что трахая этого безусловно прекрасного омегу, он участвовал в жуткой семейной трагедии, которую срочно необходимо предотвратить.

Он тянется к брюкам, брошенным на пол рядом с кроватью, и достает визитку. Последнюю. Но не говорит переписать или сфотографировать, как обычно. Просто протягивает парню:

— Возьми. Я майор полиции Игорь Гром. Я помогу.

Тот берет мятую картонку в руки, и губы его начинают вновь дрожать.

— Это не поможет — он слишком влиятельный, он…

— Не важно, поверь — и не на таких находился хуй с винтом.

Парень прикрывает глаза и сжимает визитку в руках так сильно что того гляди порвет. Но Игорь не останавливает его — он не говорит ни слова. Он смотрит на его хрупкую нежную внешность, на тонкие черты лица, красивые, как у ангела, и испытывает отчаянную и болезненную жалость.

А еще Игорь понимает — как бы ни было ему жалко этого омегу, он неимоверно хочет видеть рядом совсем другого человека.