Разница (1/2)
Пока ты послушный, к тебе относятся хорошо. Такие здесь правила. Ты можешь быть неловким, можешь многого не знать - ко всему отнесутся с пониманием и подскажут. Но если ты доставляешь проблемы, не следуя указаниям хозяина дома, ты сам становишься проблемой. А от проблем избавляются.
Жуков применяет силу только если зол. Обычно он заставляет подчиняться словами, возможно угрозами. И давлением. Чаще всего я не могу собраться с духом для упрямства. Когда пытаюсь, это выглядит как неловкие сомнения с моей стороны, слишком детские, постыдные, чтобы доводить их до конца. Он смеряет меня взглядом, переспрашивает, понял ли я его. Меня хватает только на упрямое молчание. Секунд на десять. После же киваю и выполняю - будь то уборка нежилого крыла или приказ отсосать. Моя гордость всё ещё ворочается под рёбрами: ”Почему ты ему это позволяешь” или ”Ты не сделаешь этого, это унизительно”. Но я снова и снова делаю это, за что ненавижу себя ещё немного больше каждый грёбаный раз. Зато потом Григорий меня хвалит. О, не смотрите так - похвала, думаете вы, какая ерунда. Ерунда, верно. Но каждый раз, когда он мне едва улыбается, говоря, что я молодец, или просто молча ерошит мне волосы... В животе становится так легко, будто на месте желудка оказывается горячий воздух, сжатый в тугой комок. И под рёбрами, в лёгких - его становится слишком много, аж нечем дышать. Жуков пока не замечает моей реакции - или прикидывается. Я честно изо всех сил делаю вид, что мне плевать. Как минимум потому, что сам ещё в себе не разобрался.
***</p>
С момента моего ”переезда” прошло уже где-то полгода. Жуков устраивал приёмы, просто приглашал гостей, разок даже устроил оргию. В ней участвовали гости, несколько человек из персонала с ошейниками и я. Было примерно также, как на оргии с Максом, только тут меньше связывали и мучали, больше приказывали и били. Всё, чем я занимался помимо удовлетворения прихотей Жукова - это работа по дому. Я ношу форму прислуги - я и выполняю работу прислуги под руководством дворецкого Андрея. Дворецкий тут один, зато о доме знает всё. О доме, о расписании Григория, о том, что будет на ужин, о счетах за коммуналку. Вообще всё. Он говорит, что работает у Григория с тех пор, как тот смог позволить себе прислугу. А это лет двадцать, я думаю. Служанки поговаривают, что дворецкого ему отдал его отец, так что, возможно, вообще на эту семью он работает ещё дольше. Для меня это в любом случае какие-то космические сроки. Сам я нигде не уживался так надолго, меня же ещё до Макса несколько раз выкупали. А потом возвращали. Я умею отбить желание. Чаще всего. Они хотели сексуального раба, я рабом быть не хотел. Макс вот хотел объект для своих садистских игр - тут я уже не смог ничего сделать. И вот где я теперь: мою окна в доме, из которого мне никуда не деться.
За этими самыми окнами останавливается машина. Я даже опускаю пшикалку с моющим. Потому что это машина Горького. И из неё не связанная, в лёгком летнем сарафане выходит Иска. Всё также в ошейнике, но руки у неё свободны. Меня вот даже на концерт везли в наручниках и на поводке, а я был у Макса явно дольше этой девицы. Возмущение перемешивается с одобрением девчонки - она молодец. Она учится, справляется и, что самое главное, расцветает.
С переднего сидения показывается и сам Макс. Окликает Иску, окидывает дом взглядом - и останавливает его на окне, в котором торчу я. Аж вздрагиваю. Выдрессировал он меня так, что не избавиться - сразу отхожу на шаг назад и задвигаю шторку. Холодок со спины медленно проходит, вставшие на затылке волосы перестают щекотать и укладываются нормально. Страх въедается в самую подкорку и, как оказалось, никуда потом не испаряется.
Это становится традицией - я снова подглядываю в окна на приезжающих гостей. В тот раз был Жуков в доме Макса, теперь же наоборот. Но теперь он меня совсем не веселит, даже приехавшая с ним компанией Иска. Я просто спрячусь у себя, пока они не уедут. Отличный план, так и сделаю.
***</p>
- Ложись, - с самодовольной улыбкой Жуков кивает себе в ноги. Я просидел у себя не долго, почти спустя пару минут ко мне прибежала Анна и сообщила, что я нужен Григорию. Оказывается, они решили хвастаться успехами. В моём случае это значит, что Жуков демонстрирует, какой я стал ручной. В этом нет ничего нового, я на самом деле стал ручным. Но делать это под жгучим взглядом Горького? В горле сухо, словно за то, что я слушаюсь другого, мне влетит. Руки тоже неловкие, но не дрожат, я им не позволяю.
Сглотнув, опускаюсь на колени, потом ниже, в конце концов вжимаясь лопатками в пол. Чужая нога спокойно умещается у меня на животе. Тяжесть перекинутой через колено второй ноги вжимает каблук домашней туфли Жукова сильнее. Я стараюсь не трогать его ногу, мне нельзя. Вместо этого заталкиваю пальцы обеих рук под поясницу, как меня учили, и поворачиваю голову в сторону кресла. Не хватало мне ещё встретиться с Максом взглядом. Мне кажется, он меня испепелит. Чтобы проделать со мной что-то такое, ему нужно было постараться. И после того, как я всё же выполню - фиксировать меня. Чтобы не делал, чего не должен, например хвататься за щиколотку. И тут, на его глазах, по одному слову Жукова я делаю это сам. Я бы на его месте нанял мне киллера. Или сбросил бы на меня пианино.
- Так ты не воспользовался моими советами...по воспитанию, - голос, кажущийся равнодушным, сквозит холодом. Пытаясь изобразить равнодушие, он всегда немного перебарщивает. Чем выдаёт себя с головой.
- Ты моими тоже, как я погляжу, - Жуков же спокоен, одобрительно мне улыбнулся и сделал вид, что меня вообще здесь нет. Это, на самом деле, нормально. В конце концов, я сейчас изображаю коврик. Коврику внимания не положено.
Как же унизительно.
Я привык к манере Григория, но не привык демонстрировать послушание перед другими заинтересованными настолько. Словно это какое-то достояние, а не просто моя слабость. Да, именно что слабость - за этот его одобряющий взгляд я готов вытворять такие вещие, как этот приказ. И другие.
- Руки над головой, - через какое-то время снова обращает на меня внимание и умещает одну из ног на моих ключицах. Не сидится ему спокойно, пока в ногах лежит тело.
И это тоже я выполняю, подняв руки так, словно они связаны и закреплены за головой. Жукову пришлось возиться со мной. Переучивать, приручать, объяснять. Его воспитание с воспитанием Макса, как оказалось, очень различается. В основах, - но результат всё равно похож. Например, в итоге я оказываюсь с ногами на шее и паху прямо перед человеком, которого боюсь почти так же как Григория.
О, нет, меня Жуков ещё не наказывал. Разве что не серьёзно. Но я видел, что он делает с другими. Или последствия его наказаний, иногда хватает и этого.