Часть 1, где, говоря о великих исторических личностях, не стоит забывать о слугах (1/1)

В каком-то смысле всё началось с Фердинанда. Его Величества Фердинанда II Оллара, конечно. Или, может быть, с нового личного камердинера, который был должен следить, чтобы Его Величество регулярно пил отвары, успокаивающие его колики – и заодно его нервы, за что их очень ценил Его Преосвященство Сильвестр, в миру Квентин Дорак, всегда сам отбиравший Фердинанду личных камердинеров. Но этот в первый раз отвечал за то, чтобы Его Величество что-то с утра пил, а его мать происходила из более северных краёв, чем знал Дорак, и до пяти лет его звали всё больше Джоффри, а не Жоффруа… и он помертвел, услышав накануне о разгроме в Ренквахе и смерти Эгмонта Окделла. Нет, верность его новой власти была абсолютной, тут Дорак не прогадал, но северная кровь звала и тосковала, и свой первый день на новой ответственной должности Жоффруа начал с промаха: он забыл налить отвар из остывающего кувшина, и тот так и остался стоять у королевской постели, забытый, холодный и полный.

Потому что Фердинанд, хоть спал он плохо и уже обречённо предвкушал приступ колик, об отваре тоже не вспомнил. Накануне гонцы принесли ему вести о победе над мятежниками – но какой горькой она показалась, учитывая списки погибших! Как ни крути, Люди Чести составляли большую часть дворянства Талига, и ныне цвет этого дворянства остался лежать в болотах: фамилия Эпинэ враз оскудела на четверых из шести, если не на пятерых, и этим шестым был сходивший с ума старик; в фамилии Окделлов герцогом стал одиннадцатилетний мальчишка; а вот Килеан-ур-Ломбах погиб вместе с сыном, и графский титул теперь в лучшем случае перейдёт младшему брату; по многим другим семьям Севера, раньше считавшихся вассалами Скал, словно прошлось косой. О, нет, Фердинанд очень хорошо осознавал, что ему грозило бы в случае их победы, и был бесконечно благодарен маршалу Алве, своему дальнему родичу, разбившему мятежников. Но при этом он искренне любил мир, а не войну, сам по себе, даже без помощи регулярных отваров от колик, и не менее искренне печалился, понимая, что при мятежах в любом случае гибнут его подданные и его знать. Как будто Борна и Савиньяка пять лет назад было мало! Да и ещё такое совпадение неприглядное: снова кровь между домом Ветра и домом Скал, и Круг назад это в конечном счёте привело к гибели глав обоих.

Искренние чувства Фердинанда распространялись также и на его кузена Рокэ. Фердинанд восхищался им и любил его, даже если не находил с ним не единого сходства, потому, раз подумав, что ему теперь может грозить опасность, уже не смог отказаться от этой мысли. И хроники воцарения Франциска Оллара, которые он сел перечитывать, ему в его возбуждённом состоянии ума совсем не помогли. Тогдашние графы Ариго, лишь недавно признанные аристократической фамилией, с молчаливым укором смотрели на Фердинанда через глаза любимой супруги, и к вечеру, когда армия победителей уже вошла в столицу, и дворец готовился к приёму маршала Востока, король взвинтил себя достаточно, чтобы даже начавшие напоминать о себе колики уже не смогли его остановить.

Рокэ, герцог Алва и пока ещё не Первый Маршал (хотя слухи по дворцу уже ползли с неотвратимостью прилива), возможно, не совсем такого приёма ждал, когда оставался на личную аудиенцию после всех оказанных ему официальных почестей. Как и все, он знал, кто правит страной на самом деле и не привык к тому, что Фердинанд пытается навязать королевскую волю хоть кому-нибудь, поэтому, услышав его слова, в первый момент не поверил своим ушам. А уж смысл и вовсе не уловил сначала.

А напрасно, потому что Фердинанд велел, пусть и срывающимся голосом:

- Рокэ, вы должны немедленно положить конец вражде между домами Скал и Ветра! Больше крови пролиться не должно!

- …Простите, что? – помедлив, маршал высоко вскинул бровь, чем заставил своего царственного кузена окончательно смешаться.

Фердинанд был слабым человеком, пусть больше в этом присутствовало вины тех, кто его воспитали. Он знал эту черту за собой и страшно стыдился того, как смешно выглядит рядом с родичем, которого Создатель наделил и внешней красотой, и изяществом манер, и способностью метким словом поставить на место любого. Мямлящая груша с рыхлым лицом – вот что подумал о себе сейчас Фердинанд и от этого пошёл пятнами нервного румянца. Но всё-таки он был королём из династии, правившей Талигом почти что Круг, и этого не забывал тоже, и именно потому стыд заставил его неожиданно гордо поднять голову и отчеканить почти без запинки:

- Я приказываю вам! Довольно раздора в Талиге! Если мой брак недостаточно укрепил мир, то пусть его укрепит ваш, и Окделлы, равные вам по положению, подойдут для этой цели как нельзя лучше!

Слово было сказано, и его услышали. На самом деле, правда, в этот момент ему только ещё предстояло обрести законченную форму, но и это ждало его уже вскоре.

Через столько времени, сколько занимала дорога от Олларии до Надора.