Часть 2 (1/2)

Уезжая в Америку, Макс думала, что там будет совсем как в кино: красивые аккуратные города с ровным зелёным газоном, крутые тачки и стильная молодёжь на каждом углу, гламурные школьники, улыбчивые владельцы местных магазинчиков и добрые тётушки-соседки, у которых есть совет на любой случай жизни — и который пригодится если не сейчас, то позже обязательно.

Ну, не именно так, но на деле она никогда не задумывалась, что здесь тоже есть своя изнанка.

Сейчас, пробираясь под руку с отцом по мелкому дождику и раскисшей грязи к белеющему в поле шатру, Макс в полной мере осознаёт всю бренность бытия. В этой стране её уже успели разочаровать многие вещи, причём все они оказались точно такими же, как в России, но грязь вместо грунтовой дороги становится последним гвоздём в крышке гроба, в котором она торжественно похоронит все свои заблуждения сегодня вечером.

Гроб полон до краёв и уже едва закрывается, поэтому Макс надеется, что в него не придётся утрамбовывать последнее заблуждение — надежду, которая привела их с отцом сюда. Слепую веру в чудо.

— Не устал? — справляется она у отца. — Может, отдохнёшь пару минут?

— Пойдём, а то опоздаем на проповедь, — лишь качает головой он.

Мимо проходит пожилая семейная пара и, заслышав русскую речь, женщина косится в их с Макс сторону. Макс старается не закатить глаза: стоило бы уже привыкнуть, но такая реакция американцев всё ещё подбешивает. В забегаловке случалось пару раз, что, заслышав акцент и ломанный английский, на котором Макс максимально вежливо просила повторить сказанное, посетители настойчиво просили другую официантку, и приходилось уступать — Винс, управляющий, без того её еле взял и, казалось, с превеликим удовольствием вышвырнул бы обратно на улицу, если бы Макс не пришлась по душе Мэйбл, его маме, хозяйке заведения. Винс злился, если слышал, но другие девочки поговаривали, что Макс напоминает Мэйбл её собственную дочь, уехавшую пару лет назад.

Отец выглядит измождённым, и Макс жалеет, что у него нет коляски, ходунков или хотя бы костылей. Он от всего этого категорически отказался, как только зашла речь, а теперь его кроссовки утопают в грязи, пока он едва переставляет ноги, и Макс поддерживает его под локоть, радуясь, что хотя бы это он позволяет.

Он всегда такой — самостоятельный и непритязательный, готовый отдать всего себя ради других. Собственно, это самопожертвование и привело их сюда, в раскисшие после дождя поля Небраски: сначала он работал в две смены, чтобы обеспечить им с Макс достойную жизнь и помогать тёте заботиться о бабушке, которая даже не его мама, не боялся работать на вредном производстве, где к защите относились наплевательски, и молчал о своём самочувствии пока не стало совсем невыносимо — и вместе с тем сложно в лечении.

Врачи на родине лишь развели руками: а уже всё, а надо было раньше думать.

Хотела бы Макс знать раньше. Отец вынес горькие новости так, как привык принимать все удары судьбы — молча, без возражений. Макс несколько дней плакала от одной только мысли и чуть не завалила сессию в бурсе. Повезло, что позволили пересдать, и имя этому везению — лучшая подружка, рассказавшая о случившемся куратору за спиной у Макс, потому что сама Макс рассказывать об этом не собиралась.

Макс не винит папу — даже со всеми проблемами, которые пришли в их жизнь вместе с его болезнью, он её любит, и она готова платить ему тем же в горе и радости. Ближе него никого не осталось, так что она не смогла бы винить его, даже если бы захотела. И если ради его спасения придётся принести в жертву все шансы стать врачом — пусть.

От череды невесёлых мыслей отвлекает чей-то взгляд. Макс вертит головой по сторонам и замечает — на неё палит бледный парень на вид чуть старше неё, будто он её знакомый, с которым она забыла поздороваться. Макс хмурится и зябко ведёт плечами — прекрасно, ещё один маньяк, как будто прошлого ей не хватило.

Бледный парень, не переставая пялиться, вылезает из чёрной машины, на которой приехал (как она только проехала здесь с такой низкой подвеской?), и едва не оступается на скользкой грязи. К нему тут же подбегает другой мальчишка, примерно возраста Макс, и тянется помочь.

— Я сам! — гаркает на него бледный парень. Мальчишка поднимает руки на уровне груди, точно сдаваясь, и отступает на шаг назад, чтобы бледный мог пройти сам.

На мгновение Макс даже становится интересно: зачем сюда приехали эти двое? Видок у бледного такой, будто он плотно сидит — или сидел — на наркоте, может, его друг... парень или кто он ему... может, мальчишка притащил его в эту глушь в надежде избавить от пагубной привычки раз и навсегда.

Бледный выговаривает мальчишке что-то, но говорит быстро и яростно, Макс не разбирает. Ясно одно: он не рад оказаться здесь, видимо, даже не знал, куда едет.

В любом случае, это их личное дело.

На входе в шатёр гостей встречает женщина на вид чуть старше отца Макс. В руках она держит сложенный зонт — видимо, не для себя, потому что стоит под козырьком, но помочь тем, кому он понадобится. Или боится, что дождь усилится.

— Добро пожаловать! — восклицает женщина жизнерадостно. — Преподобный Рой рад вашему приезду, проходите, скорее проходите, не стойте под дождем!

Макс пропускает вперёд отца и едва не сталкивается с бледным парнем, когда тот тоже делает шаг под козырёк. Мгновение они мнутся в проходе, безуспешно пытаясь уступить друг другу путь, пока парень, наконец, не произносит:

— Сначала леди, — и приглашающе вытягивает руку в сторону.

— Спасибо, — негромко и больше на автомате отзывается Макс и заходит внутрь шатра. Обернувшись, она видит, как парень чарующе улыбается ей — широко, с жизнерадостным блеском в зелёных глазах, и это совершенно не вяжется с его болезненным видом.

— Дин, — представляется он сходу.