Потерянная игрушка (1/1)
Ветхая зановесочка грязно-зеленого цвета парусами раздувается от ледяных порывов ветра. Из настежь открытого окна залетают снежинки и колючий мороз. Снегопад не заканчивается вторые сутки, а сносящая все на своем пути метель не позволяет добросовестно заняться работой, и Папайрус вынужден искать себе новое занятие, чтобы не сойти с ума от безделья. Однако его брата это совсем не тревожит: он в гостиной занимает свое законное место перед телевизором, чтобы не нарушать законы равновесия этого мира — что-то должно оставаться неизменным.
Папайрус не замечает как хмурит недовольно брови и ежится от холода. Он стоит в одной домашней растянутой майке и такого же состояния шортах, с растрепанными волосами посреди холодной комнаты. Пряди раздувает ледяной ветер, но взгляд Папайруса ему не уступает. Брат либо забыл закрыть окно, либо специально решил проветрить, видимо, превратив комнату в царство льда.
Когда Папс закрывает окно, становится так тихо, что он вспоминает о включенном внизу телевизоре. А потом с сердитым хмыком пинает огромную коробку босой ногой. Перебирать старые вещи иногда увлекательно, особенно если это вещи Санса (хотя, пожалуй, иногда Папс натыкается на то, чего он бы видеть не хотел), но сейчас коробка перед ним кажется скучной: в ней стопка старых крошащихся бумаг, несколько испорченных сыростью книг и пара рваных вонючих футболок. Папайрус морщится, поражаясь то ли запаху, то ли тому, что брат вообще хранит подобного рода вещи. Папс уверен, что если бы не такая «чистка», комната брата давно бы стала второй свалкой Подземелья, Ватерфолл бы еще позавидовал.
Он брезгливо вытаскивает одежду из коробки, подцепив лишь одним пальцем и бросает на пол, мысленно уже выкинув в мусорку. После этого коробка становится меньше в несколько раз. Папс садится на корточки, рассматривая рукописные бумаги, мягкие от времени. Почерк у Санса угловатый и мелкий, дрожащий, но читабельный. Папайрусу удается прочитать несколько неудачных шуток на полях (по правде, Папс считает все шутки брата неудачными) и какие-то неизвестные формулы, цифры, написанные без пояснений рядом, и заметки. Листков много: стопка занимает целую половину коробки, и читать все у Папайруса не хватит выдержки и терпения — уже от одного листка с почерком брата у него начинает кружиться голова. Он вздыхает между делом, оставляя в планах спросить про них у брата позже, и крутит в руках книгу с толстой коричневой коркой. Название на обложке почти стерлось. И тут он краем глаза ловит цветное пятнышко, зажатое между толстыми книгами и листками. Папайрус откладывает, скорее всего, очередное древнее рукописное братское чтиво, и принимается спасать из-под завала бумажного мусора розовое пятно. И в его руках оказывается плюшевый кролик.
Папайрус держит его с осторожностью, с ней же рассматривает, не делая резких движений. Темные глаза-пуговицы смотрят бесстрашно и знакомо. Папайрус мягко проводит большим пальцем по вытсветшей дымчато-лиловой шерстке. Обивка в нем слиплась комками, в целом кролик выглядит как грязно-розовый мешок. Грустный, но такой добрый и смиренный.
Папайрус забыл свои мысли.
Мистер Пинк — кролик, — точно чувствуя растерянность, тактично молчит и ждет, когда Папс придет в себя, неловко заправляя прядь белобрысых волос за ухо. И Папайрус отмирает, хмурится с сомнением и поджатыми губами, будто думает. Он и забыл про этого кролика, про ту дурацкую детскую книжку про кроликов, которую Санс читал ему каждый день. И игрушку ему подарил тоже Санс. «Мистер Пинк, потому что розовый», — Санс тогда улыбался широко-широко, у него не было одного зуба, а Папайрус, казалось бы, не был маленьким ребенком для таких подарков. Но он таскался с ним везде: на учебе и прогулках, тщательно скрывая под стопками учебников. Может, скрываться под бумагами — его судьба. Папс не мог уснуть без него и той дурацкой сказки про кроликов. Все в его жизни вертелось вокруг чертовых дружелюбных ушастых грызунов.
Папайрус думал, игрушка потерялась. Он, на самом деле, даже не помнит как это произошло, но и встретить ее снова не надеялся.
Кролик почему-то пах горчицей и сигаретами, а не клубничным джемом как обычно — это немного расстраивало.
Раздраженное лицо смягчается. Папайрусу становится неуютно от внезапного приступа ностальгической грусти, почему-то это заставляет чувствовать себя бесконечно одиноким и несчастным, по-сравнению с прошлым. Будто раньше время шло как-то иначе, и для чего Санс вообще хранит этого старого кролика. Папс сжимает игрушку большим пальцем, и не может противостоять себе из будущего собой настоящим. В один момент все его мысли путаются клубком ниток, теряются в этом бесконечном потоке времени, и он перестает себя ощущать. Холодная комната становится обычной, стопка бумажных заметок — не больше, чем старый мусор, а кролик в руках — забытое воспоминание, которое Папайрус не хотел вспоминать. Но зачем-то он поднимается, оставляет серо-розовую игрушку в коробке забытых вещей и воспоминаний. Он выходит из комнаты, оставляя дверь нараспашку, чтобы спуститься к брату вниз и быть непривычно тихим пару секунд. Чтобы послушать несколько неудачных шуток и почувствовать тяжелую голову на своем плече и хриплый рокочущий смех — что-то должно оставаться неизменным. Папайрус не будет нарушать законы равновесия этого мира.