Часть 8. Доля шутки (1/2)
Арефьева зашла в палату, ожидая увидеть Рыкова, как всегда достающего медсестру. Однако, Оля так и не застала Павла Дмитриевича там. Его постель перестилала санитарка. У Арефьевой забилось сердце.
— Девушка, а где Рыков? — обеспокоено спросила Оля, подойдя к дежурной медсестре.
— А это кто?
— Ну в 17-й палате лежал, приставучий такой. После пулевого в правую руку.
— А, это тот, кто ругается со всеми?
— Наконец-то.
— Странно, — задумалась медсестра, посмотрев в свой журнал, — у нас никто не выписывался…
— Ну а где он?!
— Да может сбежал к невропатологу, он всё грозился выписаться. Этот ваш Рыков, он уже достал всех…
Арефьева не стала дослушивать медсестру и тут же направилась в кабинет невропатолога. «Найду — убью» — думала Ольга, идя по коридору больницы.
* * * * *
— Ну а чё я здесь валяюсь-то? Только раздражаю всех, — пытался привести аргументы в пользу своей выписки Рыков, сидя в кабинете врача.
— Это верно, — закатила глаза невропатолог.
— Вот. Опять же на работу надо уже выходить, — продолжал Павел Дмитриевич.
— Паш, ну боли-то остались, да и к тому же твой лечащий врач мне сказал, что с восстановлением сигналов у тебя туго.
— Да чё он там сказал?! У меня всё отлично, — разозлился Паша.
— Да я ж не против, только прежде чем на работу возвращаться тебе комиссию пройти ведь надо. Ты же знаешь правила?
— Ну так а я что пришёл? — подхватил Рыков мысль доктора, — ну давай ты тесты проведёшь? И напишешь мне: жив, здоров, всё прекрасно, ну?
— Ну хорошо, — сдалась женщина, — давай посмотрим на твою руку.
Врач подошла к Рыкову и протянула свои запястья.
— Сожми мои руки с одинаковой силой.
Рыков последовал указаниям врача.
— Хорошо, теперь я буду бросать тебе мячик, а ты лови его сначала левой, потом правой рукой поочередно.
Женщина взяла резиновый мячик и бросила его Рыкову в левую руку. Мужчина с лёгкостью поймал мячик и кинул обратно. Женщина повторила бросок, теперь уже в правую руку. Однако мужчина не смог схватить мяч и тот покатился по полу.
— Да это случайно вышло, как будто без травмы такого не бывает, — тут же запротестовал Рыков, — давай ещё раз.
— Хорошо, — согласилась доктор и снова бросила мяч в правую руку.
Рыков снова не поймал. Не поймал в третий и в четвёртый раз.
— Это раз, — заключила доктор, — теперь я отойду, а ты мне бросаешь в руки мяч левой рукой, — отлично, — сказала невропатолог, когда Рыков с лёгкостью сделал то, что просила женщина — а теперь правой, на уровень рук.
Рыков бросил мяч, однако женщина не смогла его поймать, поскольку он долетел до неё на уровне колен.
— Это два, Рыков. Ну что дружок, отправляешься на временную инвалидность, через год повторная комиссия.
— Подожди, ну может как-то…
— Свободен, — оборвала его врач.
Рыков вышел из кабинета и опёрся о стену. Он не мог не работать, он скорее с ума сойдёт. Неожиданно в коридоре послышался знакомый стук каблуков.
— Ну что? — спросила Арефьева, — выписали тебя?
— Неа, — горько усмехнулся Рыков, смотря сквозь стену, — инвалидность хотят оформлять, так что можешь меня увольнять…
— Зачем ты так рано пошёл-то к ней, герой? — вздохнув, спросила Арефьева.
— Да придурок я, Оль! Зато тебе теперь не придётся выбирать, кого увольнять…
— Подожди, я сейчас разберусь, — вдруг сказала Оля и зашла в кабинет, от куда только что вышел Рыков.
— Привет, — с улыбкой сказала Арефьева.
— О, Олечка, какими судьбами? — узнала давнюю подругу невропатолог.
— Да я по делу вообще-то, — с надеждой посмотрела на женщину Арефьева, — что там с нашим Рыковым?
— Твой? — хитро усмехнулась врач.
— Ну пока он у меня работает с нашим, — выкрутилась Арефьева.
— Ну на инвалидность пойдёт, — серьезно ответила врач.
— Может не надо ему волчий билет-то давать? Ну вот зачем ему инвалидность?!
— Ну, а если с ним что случиться? Я буду отвечать? Ты же знаешь какая буча поднимется, если выясниться, что неверно диагностировали? — вздохнула от безысходности подруга.
–Да я никуда его две недели не выпущу, под присмотром будет. Десять лет его знаю, дрянь конечно редкая, но мужик нормальный, а врач так вообще от Бога. Напиши защемление нерва, а? Я ему курорт дома устрою: массаж, упражнения. С меня коньяк, м? — с надеждой спросила Арефьева.
— Ну зачем он тебе нужен, если он дрянь?
— Да я как начальство прошу, — оправдывалась Оля. Не только перед подругой, но и перед собой.
— Ладно, начальство. Разбирайся сама со своим Рыковым.
— Спасибо, — просияла Арефьева.
Через несколько минут Оля вышла в коридор, где её беспокойно ждал Рыков. Как только женщина вышла, он вскочил со скамейки.
— Ну что там?
— Рыков, ты мне кто? — издеваясь спросила она у врача, — почему я должна ходить просить за тебя, унижаться?
— Ой, Ольга Кирилловна, вот унижаться вам точно не пришлось, — ответил Рыков.
Что ни говори, но он знал Арефьеву. Он видел как она может общаться с подчинёнными, с людьми из комиссии и министерства, поэтому был уверен, что никто и никогда не сможет прогнуть под себя Арефьеву.
— Значит так, — оборвала его Оля, — постельный режим, вернее домашний арест…
— Ну…-хотел было возмутиться Рыков, однако Арефьева ему не позволила сказать и слова.
— Молчи, не перебивай, медсестра будет приходить делать массаж и упражнения. И только попробуй нагруби ей или ещё что-нибудь. Так десять дней, потом я сама приду, посмотрю тебя и решу выходить тебе на работу или нет.
— А в бумагах что будет написано? — послушно спросил Паша.
— Защемление нерва, — закатив глаза, ответила Арефьева, — но инвалидность я тебе всегда устрою, можешь даже не думать.
— Да это я не сомневаюсь, — с улыбкой ответил Рыков, — это ты умеешь.
— Так, сейчас возвращаешься в палату и собираешь вещи, вечером заеду заберу тебя. Ты тут уже всех достал.
— Ну может я тогда сам как-то доберусь, — замялся мужчина.
— Как-то уже не получиться. Я лично за тебя отвечаю.
Арефьева взглянула на часы и, обнаружив, что уже прилично опоздала на работу, ушла.
Рыков смотрел ей вслед и думал о том, что, пожалуй такое он видит в первые, чтобы такая властность и женственность сочетались в одном человеке.
* * * * *
— Силантьич, здорово, — весело сказал Рыков.
Спустя две недели, его наконец выпустили на свободу.
— О, привет, Паш. Ну что, поехали? — радостно спросил мужчина, бывший водитель 58-й подстанции, место которого сейчас как раз занимал Кулыгин.
— А что происходит? — вздёрнув брови спросила Арефьева, которая вошла в здание больницы и обнаружила возле входа Павла Дмитриевича и своего бывшего сотрудника, — ещё пять минут и моего врача увезли бы в неизвестном направлении? Я же сказала, заберу, — обратилась она к Паше.
Рыков вдруг еле заметно улыбнулся. Ему вдруг показалось занятным, что выражение «мой врач», которое употребила Арефьева по отношению к нему, в иной ситуации звучало бы очень… пикантно.
— Я думал, ты пошутила.
— Когда я последний раз шутила? Тебя под мою личную ответственность выписали, между прочим. Не в обиду, Силантьич, — улыбнувшись, сказала Арефьева бывшему водителю.
— Конечно, конечно, — не стал препираться мужчина, чувствуя влияние на него Ольги Кирилловны даже после ухода со скорой.
— Ну, приятно было повидаться с тобой, нам пора, — сказала Арефьева, взяв Рыкова под руку. Ей вдруг показалось, что сейчас этот жест будет вполне уместный. По крайней мере, она так себя успокаивала.
— Ну как ты? — спросила Арефьева, когда они выходили из больницы.
— Да нормально, у меня вообще рука лучше, чем у бодибилдеров.
— Садись давай, бодибилдер, — засмеялась Оля, открывая машину.
Уже через двадцать минут красное маленькое авто остановилось напротив подъезда Рыкова.
— Ну я приехал, — почему-то грустно сказал врач, — спасибо, Ольга Кирилловна, век не забуду, — отшутился мужчина, пытаясь понять, почему ему так не хочется уходить домой, — пойду.
Рыков открыл дверь в подъезд и, не удержавшись посмотрел назад. Оля улыбнулась ему из окна и посигналила. Наверное сесть к ней в машину и впиться в её яркие губы сейчас было бы странно, но ему этого очень хотелось. Однако мужчина лишь кивнул в ответ и скрылся за подъездной дверью.
Войдя в квартиру, Рыков запер дверь и устало посмотрел в зеркало. Может надо было вернуться в машину…
В следующую секунду послышался звонок. Рыков поспешно открыл. Он и сам не понял, что очень надеялся, что за дверью будет стоять Арефьева. Так и случилось.
Посигналив Рыкову, Оля вдруг сразу же ощутила давящую тревогу. Ей отчаянно хотелось, чтобы прямо сейчас он вернулся в машину и наконец поцеловал её. Грубо или заботливо, неважно. Она просто хотела почувствовать прикосновение его губ. Однако мужчина закрыл за собой дверь и Арефьева включила поворотники, собираясь уехать. Но она, сама этого не осознавая, тут же заглушила машину и пошла к подъезду, в который минуту назад вошёл Он.
— Опочки, — парировал Рыков, увидев Ольгу Кирилловну.
— Впустишь?
— Конечно, проходи, — суетливо ответил он.
Арефьева зашла в квартиру и огляделась. Именно так женщина и представляла себе квартиры, которые называли холостяцкими берлогами. Было заметно, что Рыков бывал дома не так уж и много. Разве что после смен приходил отоспаться, а потом снова уходил на работу.
— Скромненько у тебя, даже проститутку приличную не пригласишь, ушёл из большого секса? — пошутила Оля, а потом вдруг осознала, что говорила это так, будто заинтересована в Рыкове и ревнует его к несуществующим женщинам.
— Да, завязал, Ольга Кирилловна, — поддержал шутку Паша, невольно улыбнувшись тому, как начальница говорит о надуманных ею любовницах, — берегу себя теперь.
— Так, Рыков, — сказала вдруг Арефьева, — осмотрев квартиру, — давай собирайся и поехали ко мне.
— Чего? — удивился Рыков. Не стоит конечно и говорить, как часто он хотел услышать такую фразу от неё. Однако сейчас даже для него это было неожиданно.
— Я тебя под личную ответственность с такой травмой взяла, обещала курортно-санаторный, а тут… так себе курорт, — попыталась объясниться Арефьева, сохраняя при этом невозмутимость, хотя давалось ей это с большим трудом, — давай собирайся, поехали.
— Ну так… может не надо, Оль? — это был первый раз, когда Рыков струсил. Он и сам не знал почему.
— Рыков, ты на работу вернуться хочешь или тебя устраивает, что у тебя рука почти не работает? Мне-то всё равно, — соврала Оля, — я уйду, только тебя дурака жалко. Уйду?