Часть 2 Ω (2/2)

— «По-твоему, я должен обращать внимание на такие мелочи? К тому же, ты знаешь, господин, что я не разбираюсь в искусстве. Тебе снятся кошмары, милый мой? , — охладив пыл, спросил Родион.

— «Это всего лишь небольшой знак, как и любое искусство, если это не шедевр мировой культуры, такой же знак, как какой-то художник из целого миллиарда, которого никто не знает и навряд ли узнает когда-нибудь, и ведь не для кого он не значим!»

— «Зачем их так обесценивать? Неизвестные художники тоже имеют значение, пусть и не такое большое. Расскажи-ка поподробнее насчёт своих кошмаров.», — с лицом внимательного слушателя и человека, который готовится к моральной поддержке своего друга, сказал Родион.

— «Я могу не спать ночами, потому что меня душат паника и ужас, милый мой, моя совесть не утихает, хотя я понимаю, что мне понравилось, а это самое страшное! Я психопат, понимаешь! Я ненормальный! У меня много работы сейчас, а у меня просто нет сил! Почему у меня нет сил тогда, когда они так нужны, скажи мне, мой Родион!

— «Аркадий.......», — уже намного тише сказал Раскольников, задумавшись о том, что позавчера от совершил не менее ужасный со всех сторон поступок. Ему снова стало не по себе, закружилась голова, и будто бы воздух перестал входить в лёгкие. Он старался не подавать виду, — прогуляйся…в парке, поезжай в путешествие в Европу, в Париж, например, либо в Америку, а хочешь, я поеду с тобой? Тебе нужно развеяться, на время покинуть свой дом после таких событий. Пусть ты и не любил Марфу, но она была важной частью твоей жизни.»

— «Она для меня ничего не значила, только деньги её! Я её ненавидел и уже не мог переносить! Я просто не могу справиться со своими мыслями. Я постоянно анализирую свои поступки. Знаешь, мне кажется, я больше никогда не испытаю по-настоящему счастливых моментов.», — отойдя к окну, уже с жалостью сказал Свидригайлов.

В один момент он закрыл лицо руками, но не пустил ни слезы, как ожидал Родион. Он уже не мог плакать. В нём находился страшный барьер, не дающий показывать искренние эмоции. Он уже давно был кем-то другим, под маской, но одному Родиону удавалось видеть его настоящим.

— «Перестань так зацикливаться на этих моментах, о своих нынешних мелких проблемах ты даже не вспомнишь.»

— «Я уже давно сдался. Я ничтожество, которое ничего из себя не представляет, я мерзок.»

— «Одно дело сдаться, а другое — на время забыться, друг мой. Возможно, ты просто забылся в себе. Дай волю своим чувствам. Ты прикрываешься за масками, думая, что ты ужасный человек, но попробуй раскрыться. Если бы ты раскрылся раньше и не пытался забываться в картах и жестоких сексуальных контактах, ты бы не жалел о том, что когда-то сделал.»

— «Милый мой Родион, я боюсь себя, я боюсь, что люди увидят меня таким, какой я есть! Меня не должны видеть настоящим! Меня нужно изолировать! Я ненавижу себя, понимаешь! , — с дрожащим, будто он сейчас собирался заплакать, голосом сказал мужчина, всё ещё стоящий напротив окна, занавешенного шторами так, что его лицо было трудно разглядеть в таком мраке.

— «Не говори так о себе, мне тоже становится больно, но то, что ты сделал тогда с той девочкой уже не изменить, всё, что ты можешь делать, это очищаться в церкви, в которой я не вижу никакого толка, но другим, более низшим людям, это помогает, насколько я слышал. Но мы с тобой не из них, правда? , — с ухмылкой сказал Родион.

—”Ничего ты не понимаешь в этой жизни ещё», — сказал Свидригайлов, обернувшись к нему.

«Интересно, разрушает, ли меня наша любовь или, наоборот ставит на верный путь?», — уже с больно пугающим энтузиазмом и огнём в глазах сказал мужчина.

Отойдя от огромного окна и чуть отодвинув шторы, чтобы хоть немного видеть прекрасного Родиона, он стремительно направился к нему. Нежно взяв его рукой за подбородок, он поднял его голову чуть вверх, слегка поглаживая нижнюю часть лица.

— «Уж больно ты меня заводишь.»

Родион, хоть и страшно глушимый совестью, пришёл сюда забыться с любимым человеком и с большим удовольствием поддался движению мужчины, начав трогать его грудную клетку. Его лицо разразилось в широкой улыбке, показав все его белоснежные, хоть и неровные зубы. Одним движением Родион снял с него плотные штаны и посадил на подоконник. Они слились в глубоком поцелуе, всё больше и больше желая друг друга. Родион прислонился к шее мужчины и очень близко прильнул к ней губами, укусив кожу и оставив багряный круглый след. Мужчина начал издавать постанывающие звуки, что побуждало Родиона к более решительным действиям. Но, не успев одуматься, с молодого человека были сняты старые чёрные штаны и рубашка. С резкостью наклонив Родиона вперёд, Аркадий беспощадно входил глубже и оставлял царапины на его спине своими острыми ногтями. Лёгкое постанывание сменилось всепоглощающими стонами и заполнило весь дом. Прекратив движение, Свидригайлов перенёс Раскольникова на просторную кровать в своей спальне, где сцена происходила в более удобном лежачем положении. Родион получал огромное количество укусов и засосов, чувствуя тёплый влажный орган внутри себя. Невозможно было выразить словами, какое удовольствие и страсть он чувствовал в те долгие часы. Он держался за поручни железной кровати, а звуки становились всё громче и громче по мере ускорения Свидригайлова внутри него. Они оба пылали и не успевали надышаться — они хотели дышать лишь друг другом, но им не доставало этого. Они желали больше. Сливаясь в одно целое, они менялись, но более властным был Аркадий, он будто бы воплощал все свои фантазии и грязные мысли на своём любовнике в то время, как Родион желал лишь страсти, ощущения любви и тепла внутри. Когда они снова поменяли положение, выйдя на балкон, выходивший на гущу деревьев, где их никто не должен был заметить, Родион, прочно взявшись руками за ручки кресла, стоявшего сбоку, получал неописуемое удовольствие, растворяясь во всей жаркости и любви. Но, как бы полностью Родион не отдавался этому процессу, в его голове периодически и ярко появлялись картины из позавчерашнего дня с окровавленной бабкой, лежащей на полу с белыми мёртвыми глазами, улыбающейся будто бы ему. Именно из-за этого ощущения в его душе, хоть и на тот момент состояли из страсти и любви, но охватывались ужасом и паникой, каких Родион никогда в жизни не испытывал до этого события. Полностью отвлечённое сознание обоих мужчин перебил звук подъезжающего экипажа. Аркадий тут же понял по его виду, что это прислуга и аккуратно вышел из Родиона, нежно проведя рукой по его спине. Они оба, немедля, надели свои одежды, стараясь максимально отвести подозрения на них.

— «Это было незабываемо, милый мой Родион, я буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи. Извини, что так резко, я поговорю с прислугой об их неожиданном визите.», — чуть взбудоражившись от внезапного приезда, сказал Аркадий.

— «А как я буду ждать.», — с улыбкой и чуть прищуренными от послевкусия их встречи глазами ответил Родион.

— «Прощай, мой друг.»

— «И тебе, до свидания.»

* * * *

Тёмный переулок освещал свет из окон ближайших домов, вокруг было много небольших деревьев. Какой-то человек закапывает труп, он взволнован и очень напуган, судя по его лицу, но загадочный незнакомец в тёмного цвета плаще внезапно скрывается и исчезает в арке серых одиноких зданий.