6. (2/2)
— Сан.
— Понял.
Чхве крепче сжимает пальцами руль и старается не думать об абсурдности этого указания. Оно слишком странное. Но Ёсан ведь профессионал? Немного страшно, особенно во второй половине круга.
— Сан, а теперь сосредоточься. Дёрни влево тогда, когда я скажу. Точно также, как Тринадцатый до этого на пит-лейне.
— Ты предлагаешь нестись в ограждение и резко повернуть? Отличный план, надёжный, как швейцарские часы!
— Сан.
— Молчу.
Кан приподнимается и сжимает пальцами край своего стола. Он цепляется глазами за монитор и пристально следит за Фордом. Еще немного. Совсем чуть-чуть. Лишь бы Сан сделал всё как надо.
— Сейчас, — Ёсан произносит это, когда до столкновения с ограждением остаётся всего несколько метров.
Чхве резко поворачивает влево, с трудом вписываясь в поворот и вдавливает педаль в пол. Да уж, Кан не пушистый котёнок. Он самый настоящий ястреб, который сейчас хорошенько заставил понервничать своего пилота и довёл до белого каления его соперника. Сан пролетает финишную прямую и далеко не сразу понимает, что пришёл первым. Уже позже он пересмотрит этот момент дома и увидит, что тупо перекрыл проезд Камаро и ей пришлось затормозить, иначе она бы точно въехала в ограждение. Он просто не оставил ей вариантов для какого-либо манёвра, полностью лишив свободы. Тринадцатый приезжает вторым, на +1.3499 секунды позже.
А Сонхва даже не знает, как ему сейчас быть. Он настолько сильно зол, что кажется, будто кровь кипит. И даже не из-за того, что пришёл вторым, а потому, что Пака настолько нагло обошёл чёртов Сан, используя его же собственный приём. Сонхва с ума сходит от негодования и того, что с ним поступили также, как делал он. Пак так сильно сжимает руль, что кажется, будто тот рассыпется в его пальцах.
Сонхва понятия не имеет, какая горячая кровь бьёт ему в голову, но он разворачивается прямо на трассе и следует за Чхве. Наверное, большую роль еще играет напряжение последних дней, потому что проводить их в одиночестве этой гребаной осени так тяжело. Кто бы знал, как Тринадцатому сейчас тяжело в моральном плане.
Резко затормозив у бокса перед Фордом, Пак трясущимися пальцами отстёгивает свои ремни безопасности и скидывает шлем. Он выходит из машины, хлопая дверью, и настолько агрессивно идёт на Сана, что тому сначала становится не по себе. Сонхва полыхает злостью и кажется, словно сейчас вгрызётся в глотку. Чхве думает, что так себя чувствуют люди, которым не посчастливилось остаться с диким голодным хищным зверем наедине. Но Пак с силой толкает его в плечи и этим самым заставляет прийти в себя.
— А ты не прихуел ли пользоваться чужими манёврами? — рычит сквозь зубы Сонхва и злорадно усмехается, когда видит растерянность на чужом лице, тут же продолжая напирать.
— Что прости? — Чхве делает шаг назад, но не сдаётся чужому гневу так легко. У обоих слишком много адреналина в раскалённой крови. — Просто умей проигрывать.
— Уметь проигрывать? — Пак снова напирает и подходит в упор. — Завались нахуй и попробуй научиться водить.
— Да что ты? — Сан ухмыляется и вскидывает подбородок. — Вот только не я тут пришёл вторым. Может, сука, тебе следует признать свой проёб и то, что ты потерял отличного управляющего? Эта победа его.
— Ты, блять, не лезь в наши отношения, — Сонхва хватает Чхве за грудки, но в этот же момент в их плечи вцепляется Юта, который обратил внимание, проезжая мимо и, кажется, успел как раз вовремя.
— Воу, парни, прекращайте тут орать на своём корейском, ничего не понимаю, — неловко смеётся Накамото и пытается расцепить двух мартовских котов.
— В какие еще отношения? Которых нет? — теперь до предела заведён еще и Сан, что не менее дерзко отвечает и едва ли не смеётся над гневом Пака.
Для Сонхва это последняя капля, и он бы точно кинулся на Чхве, если бы не еще пара пилотов, решивших помочь Накамото в его благом деле.
— Ребят, если вы сейчас оба не заткнётесь, я начну материться на японском с теми самыми злыми интонациями из аниме, — Почти кричит Юта и влезает между двух огней, не давая им друг до друга достать.
Ёсан же только устало трёт переносицу и даже не знает, что чувствовать. Разочарование за обоих, что позволили себе столь недостойное поведение на публике? Тревогу за Сонхва? Раздражение из-за агрессии Сонхва? Радость, что Сан ответил и теперь Паку достанется не так сильно за неспортивное поведение? Кан не знает, поэтому он просто в штатном режиме завершает сессию заезда, выключает станцию и все мониторы. Так, словно снизу нет этой заварушки, и собирается домой.
Стихает всё также резко, как и начинается. Пренебрежительно обматерив Чхве еще раз, Сонхва сбрасывает с себя все руки и возвращается в машину, уезжая в бокс. Также поступает и Сан, удаляясь в свой. Следом, спокойно выдохнув, разъезжаются и те пилоты, что предотвратили чей-нибудь конец карьеры. Да уж, новостей для обсуждений сегодня всем хватит.
•••••</p>
Пак жмурится, пока умывается ледяной водой и шумно выдыхает. Какого чёрта только что было вообще? Ладно, стоит признаться самому себе, что он всё-таки сгорает от ревности к своему мальчику и Сану и тому факту, что Ёсан подписал контракт с другой командой. Нет, к самому Кану нет претензий. Скорее претензии к себе, ведь нельзя так слепо верить в собственные идеалы. Вдох выдох. Нужно собраться.
Сонхва даже со всей своей уверенностью в себе интуитивно чувствует, что знатно ошибся, давая волю эмоциям и страсти. По крайней мере Хёнвон точно не похвалит, и это заставляет чувствовать себя загнанным зверем. Ощущение, будто все настроены против, и даже если Пак понимает, что это не так, никак не удаётся вырвать это чувство из груди. Чувство, заставляющее надеть все доспехи и опустить забрало. По пути к своей машине он точно встретит журналистов, фанатов или ещё кого. Нужно сохранять лицо.
Подняв на себя самого взгляд в зеркало, Сонхва недовольно вскидывает бровь и натягивает рукав. Сухой тканью и всё еще трясущимися от нервов руками он промокает с лица воду и поправляет выбившиеся пряди блондинистых волос. Выглядит Пак не так уж и плохо. Осталось поверить в свою напускную уверенность и поднять выше подбородок.
Покинув туалет, Сонхва забирает из своей раздевалки сумку, ключи от машины и направляется на выход. Наверное, впервые в жизни этот короткий путь до выхода с арены кажется ему таким длинным. Журналистов и остальных страждущих больше обычного. Вспышки фотоаппаратов ослепляют, а множество вопросов, что выкрикивают почти одновременно, кажутся единым отвратительным шумом. Ох уж эти американцы. Никакого понятия о личном пространстве. Только, пожалуй, один вопрос, заданный корейским корреспондентом, слышится отчётливо. Вероятно, из-за родной речи. И он цепляет.
— Может Ваш успех в этом сезоне — заслуга Вашего бывшего управляющего? Иначе почему Вы проиграли первый же заезд, в котором он вёл другого пилота?
Молодой паренёк почти выкрикивает это и даже не надеется, что Пак обратит на него внимание, но почему-то не сдаётся. У каждого в этом мире своя борьба, ведь так? Но Сонхва останавливается рядом с ним и одаривает своим самым холодным взглядом. Журналист, словно мокрый воробей встряхивается и решительно подходит к Паку, глядя на него открытыми и ясными глазами. Образ этого парня и его провокационные вопросы у Сонхва не вяжутся между собой, но это не важно. Хищно улыбнувшись, Пак поворачивается вместе с ним к камере какого-то спортивного телеканала и решает гнуть свою линию до конца.
— Что Вы думаете о фениксах? — Сонхва задаёт встречный вопрос и прокручивает на пальце свои ключи, играя непринуждённость.
— О Фениксах? Кажется, это птицы, что сгорают, а после возрождаются из пламени. Довольно интересный концепт, — почти не задумываясь отвечает тот же журналист на английском.
— Сегодня яркое пламя воссияло красным закатом. Подобно фениксу, я полыхнул, но этот маленький конец станет моим началом. Думаешь, я проиграл? — Пак ухмыляется и вопросительно приподнимает бровь. В холле наступает полная тишина, пока все снимают. — Не задирай передо мной подбородок, ведь я всё равно стану твоим эталоном. Я войду в историю и буду этому свидетелем. Я заставлю здесь всё сиять и ярким пламенем поглощу то, до чего дотянусь. Мои рекорды зададут новые стандарты. Моим именем назовут эту эпоху, а лидеры последуют за мной. Не своди с меня взгляд, ведь я, — Сонхва чуть повышает тон, когда журналист под таким давлением едва ли не пятится назад. Он чувствует себя кроликом перед удавом и уже жалеет, что полез. — Собираюсь быть самим собой, ведомый одним лишь красным цветом. Венец славы уже блистает на моей голове, но мне еще многое предстоит. Я стану легендой и оставлю после себя наследие. Так нарекает Сонхва, — он задорно смеётся, чувствуя себя слишком живым и слишком безумным одновременно. Пак не прощается и просто уходит. Только напоследок оборачивается и поднимает руку так, как если бы в ней был фужер. — Так поднимем же бокалы прямо к звёздам.
Оставляя за собой шокированную публику в полной тишине Сонхва, наконец, вырывается из холла слишком душной арены. Холодный ветер приятно обнимает, словно сочувственно успокаивая. Пак ненавидит ветер, но сейчас он и звёздное небо кажутся единственными друзьями. Уже сев в свою чёрную Камаро, телефон вибрирует новым сообщением, и Сонхва тут же находит его в сумке. У него уведомления включены только на родителей, Ёсана и Хёнвона. И открыв пришедшее, Пак нервно смеётся.
Chae Hyung-won; 21.56
— …
— Пиздец котёнку, срать не будет, — Сонхва откидывается на спинку сидения и поднимает глаза на небо. Он бросает телефон обратно в сумку, уже предвкушая разговор с хозяином команды.
Нет, не думать об этом сегодня. Сегодня только поужинать в гордом одиночестве и уснуть. Ну и, написать Ёсану пару ласковых об этом заезде.
Пак наконец проворачивает ключи в зажигании. Скорее бы домой, в безопасность.
•••••</p>
— Я вот хочу что-то сказать, а мне нечего, — Сан сидит рядом с Уёном за небольшим столом в квартире Ёсана, что больше напоминает барную стойку и поднимает глаза на своего управляющего. Они с Уёном только что посмотрели интервью, что за несколько часов успело побывать во всех спортивных новостях и не только. Это они еще в твиттер не заходили. — И часто он толкает такие речи и кидается на всех подряд?
— В первый раз, — сухо отвечает Кан, пока открывает белый вермут. Он сам всё еще не знает что чувствовать от сегодняшнего инцидента с Сонхва и его слов. Это всё… слишком?
— Да боже, а мне нравится. Какой мужчина, — Чон откровенно залипает на то, с каким превосходством и спокойствием Пак говорит столь странную и неоднозначную речь. — В любом случае его сейчас все обсуждают, а вот он, скорее всего, никого.
— В любом случае сегодняшняя победа принадлежит тебе, — Ёсан поднимает глаза на Чхве. — И я рад, что смог привести к ней.
— Нет, конкретно эта победа — твоя, — Сан подпирает подбородок рукой и наблюдает, как Кан разливает алкоголь по трём бокалам. — Целиком и полностью.
— Ты что, флиртуешь с Ёсаном? — морщится Уён и фыркает. Его раздражает, что некоторые личности вообще не обращают на него никакого внимания, а хотелось бы.
— Нет, — удивлённо и как-то по-детски вскидывает брови Чхве и поворачивается к Чону. Как можно быть таким прямолинейным? — Только констатирую факты!
— Да-да, я вижу.
— Эй, не надо мне тут…
К счастью Кана, который за короткое время в несколько недель успел устать от постоянных словесных перепалок Уёна и Сана, кто-то нажимает на дверной звонок.
— Уже? Так быстро еда приехала? — Чон вообще забывает о насупленном Чхве и радостно оборачивается к двери. — Слава богу.
— Слава курьеру, — Ёсан оставляет бутылку на столе и отправляется открывать дверь.
У них, конечно, есть куча возможностей посетить лучшие рестораны Канзаса, но что Сан, что Кан слишком сильно устали. А Уён просто за любые решения, кроме голодовки. Так что доставка — идеальный вариант. Вот только за дверью и правда курьер, но без еды. Зато с огромным букетом алых роз. Сколько их там? Не меньше сотни.
— Вы ко мне? — тихо и немного шокировано уточняет Ёсан.
— Кан Ёсан?
— Да.
— К Вам. Распишитесь у меня здесь в двух местах, — курьер угрюмо протягивает планшет и ручку, удобнее перехватывая цветы.
Чон чуть ли со стула не сваливается, пока пытается выглянуть из-за Сана и увидеть что же там такое. А после присвистывает, видя так много шикарных роз.
Оставив подпись, Кан забирает букет и собирается закрыть дверь, но курьер не позволяет.
— Подождите, это же еще не всё, — он делает шаг назад и смотрит в сторону лестницы, кивая головой. — Заносите.
И Ёсану приходится отойти от двери в сторону, потому что еще несколько человек заносят довольно крупные вёдра с такими же алыми розами в квартиру. И ладно бы это было всё, но они выходят и.. заносят ещё. Кан не считает, но он то ли с ужасом, то ли с восхищением смотрит, как его гостиная заставляется цветами, а Сан и Уён сиядят, словно два испуганных кота. Никто из них в жизни не видел подобного. Курьерам даже приходится извиняться за то, что они проходят дальше порога, но иначе им никак не поставить ёмкости с цветами.
Заканчивают они, когда почти вся комната заполняется розами, а Ёсан едва ли не подбирает челюсть с пола. Он никогда не видел так много цветов в одном месте. Даже в цветочных магазинах.
— И ещё, — всё тот же курьер аккуратно берёт у своего коллеги бумажный пакет с атласными лентами вместо ручек и передаёт Кану. — Теперь всё. Всего доброго, хорошего вечера.
— И вам, — Ёсан закрывает дверь и медленно оборачивается.
Его квартира буквально окрасилась насыщенным красным. Можно догадаться с одного раза кто отправитель.
— Эффектно, базара нет, — удивлённо подытоживает Чон и достаёт телефон, чтобы отправить это в свои истории. — А там что?
— Я откуда знаю? Только что на твоих глазах получил, — Кан медленно проходит внутрь и осматривается, дабы придумать место под букет в его руках.
У него даже ваз таких нет, так что отнести его в ванную кажется самым верным решением. Он бегом возвращается обратно и усаживается за стол, с интересом заглядывая в пакет. Там всего-навсего плоская неприметная белая коробочка. А вот внутри неё записка почерком Пака и шикарный чокер из ярко-сияющих камней.
«С блестящим дебютом и великолепной первой победой в новой команде.
Я горжусь тобой.»</p>
И Ёсан искренне не понимает, что ему чувствовать. Это выглядит как дерзкая колкость и в то же время самое чистое признание. Жест, который идеально характеризует того, кто его отправил.