Глава II (1/2)

Иорвет стоял на кухне у Саскии, безразлично глядя на то, как она варит кофе в турке. Глаза его смотрели сквозь, ни за что особенно не цепляясь: эту квартиру он знал прекрасно, лучше даже, чем вергенскую резиденцию Саэсентессис. Как следствие — отсутствие чего-то интересного в помещении делало интересной любую мысль Иорвета, при том достаточно, чтобы начать прокручивать ее в голове, снимая смыслы. В такие моменты эльф как никогда истово жалел себя: все его пространные размышления неизбежно приводили к каким-то очень сомнительным выводам или к самобичеванию. Он страшно от себя уставал. Иногда его даже тошнило и ломало. А от осознания того, что ему нужен кто-то другой, чтобы перестать думать о собственности субъектности, он вообще хотел вздернуться.

Мог ли он стремиться к полному незнанию себя? Вряд ли. Но иногда и ему хотелось помечтать.

Нынешним утром у них с девушкой случилась чудная беседа в мессенджере, где Саэсентессис очень резко поинтересовалась, почему Вернон Роше написывает ей с вопросами про командира оппозиционеров и просто сукиного сына Иорвета. Вернон выработал какую-то мерзкую привычку иметь по тысяче посредников — да будь его воля, он бы слал письма голубиной почтой, лишь бы не соприкасаться с эльфами. Саския, к несчастью, не оценила свою роль в процессе приманивания нерадивого вынужденного союзника, в основном потому, что ей тоже требовались посредники. Иорвет был последовательным в игнорировании, и в этом месяце он игнорировал абсолютно всех. Сообщения Саэсентессис оставались без ответа, если носили неформальный характер. Сообщение про Вернона Роше отличалось от прочих — оно было яростно-формальным. Когда человек вроде бы пишет по делу, но ты все равно чувствуешь, что тебя упрекают даже буквы — таким было это послание.

Иорвет выторговал себе немного времени, сказав, что это не телефонный разговор — отмазка была шита белыми нитками, — и приехал в течение часа, напросившись на завтрак. Прием пищи был хитрой уловкой: на голодный желудок вести разговоры было вредно для души и опасно для здоровья. К тому же, эльф был до такой степени не осведомлён и потерян, что даже не представлял, как объяснить Саскии невероятный план по спасению всего Севера.

Иногда с Саскией было сложно, иногда — невыносимо, но в большинстве случаев это было просто очень неловко и жалко — ему нужно было отчитываться перед девушкой, с которой у него когда-то были отношения с разницей в возрасте 100+. Она была очень хорошей, терпеливой и понимающей — но Иорвет просто был Иорветом — ни одно живое существо не могло быть ему дороже чем битва, которую он вел столетие.

— Что ты скажешь насчет Роше? — продолжала пытать его Саэсентессис, — что он планирует делать с Аэдирном?

Вопрос был интересным. Иорвет мог бы рассказать о Роше абсолютно всё, но сомневался, что кому-то, кроме него, вообще было любопытно, где Вернон пьет пиво и какой супергерой был у него любимым в детстве. Иорвет пытался выяснить это, потому что был уверен в том, что ответом на первый вопрос будет точно не «Зимородок» и ответом на второй, вероятнее всего, будет король Артур — еще одно высокопоставленное лицо, которое способно сажать на цепь. Эльф провел чудесные часы, представляя, как глумится над человеком за его вкусы в музыке и искусстве — тогда Иорвету было скучно, и он рассматривал подписки командира в твиттере.

Роше не был единственным, кого сталкерила добрая половина скоятаэлей: в пачке с ним шли Геральт, Йеннифэр, Трисс, Филиппа Эйльхарт, Дийкстра и, наконец, Лето. Последний был неактивен с инцидента в Лок Муинне.

Иорвет перебрал у себя в голове все детали разговора с Саскией и выбрал ответ.

— Успокойся, эта вотчина будет твоей. Насколько я понял, человек планирует отойти от военного курса полностью, и поэтому считает важным не допустить создания ещё одной конфедерации. Помнишь союз Четырёх Королевств Севера во главе с любителем боеголовок? Мы до сих пор пожинаем эти плоды: судя по моим данным, Радовид все прочнее сидит в Верхнем Аэдирне и совершенно уже лишил какой-либо субъектности Каэдвен. Все северные земли сжаты в его кулаке. За исключением Темерии — там медленно, но верно, утверждается Эмгыр. Граница нестабильна, но, сама понимаешь, даже мои источники могут транслировать не истину, но заблуждение — просто ввиду отсутствия нормальной мобильной связи и связи физической даже между соседними областями. Так или иначе, Роше хочет получить у Белого пламени и Золотого солнца разрешение на создание вассального государства, где на престоле будет сидеть Анаис Ла Валлет, а законодательную власть будет осуществлять парламент, избираемый путем честного голосования. Аэдирн, в свою очередь, перестанет быть частью славной Редании и обретёт независимость, перейдя в твои руки, как в руки освободительницы и хранительницы Вергена. Якобы, найдётся завещание этого идиота Стенниса, где царственным перстом из последних сил он указывает на твою кандидатуру. Дальнейшая судьба Редании остается под вопросом — либо она объединяется с Темерией под солнечно-цветочным флагом, либо просто переходит во власть Нильфгаарда. Этот вопрос всё ещё не решён. Одно ясно точно: союз будет разрушен окончательно, а война прекратится, потому что некому будет её продолжать. Пока это всё.

— Ему можно верить? — Саския зевнула и нахмурилась, помешивая кофе и нервно переступая с ноги на ногу. Она выглядела гораздо благосклоннее теперь, понимая в общих чертах весь расклад.

— Роше? Я так не думаю. Если для тебя это важно: тому же Геральту, похоже, понравился план. Хотя, я бы и Геральту не очень-то доверял.

— Ты вообще никому не доверяешь. У тебя такой характер.

Иорвет сидел у окна, по обыкновению используя спинку стула в качестве подставки для головы. Саскии это не нравилось, но, говоря начистоту, ей не нравилось в эльфе многое. Слишком долго она идеализировала его и выстраивала у себя в голове светлый образ, чтобы потом он лопнул, будто мыльный пузырь. Разбился о жёсткость его руки, в который был зажат глок. Указательный палец уже был на курке — один вздох, и он бы выстрелил. Эта решимость пугала её даже больше оружия. Девушку передернуло от воспоминания. Тогда это не было вопросом доверия — это был поступок психопата. Его скрытность была камуфляжем для его странных устремлений и иррациональных действий. Иорвет заметил на лице Саскии что-то, выдающее мысли о его социальной неадаптированности и девиантности, и вдруг сказал, уставившись на неё стеклянными, как у утопца, глазами:

— Я бы тогда не стал стрелять.

Но это было неважно. Они оба понимали, что он бы сделал это потом. Пистолет нужен был ему не как аксессуар, а как инструмент. Оружие — внезапно! — убивало. Это Саския знала по собственному опыту. Она знала также и то, что вернее этого эльфа разве что дворняга, которой она относила объедки каждое утро, и то, что без него она бы ни за что не поверила в свои силы. Её любовь, может, и ушла, но остались безграничное уважение и привязанность. Каким бы он не был: озлобленным на мир, закрытым, резким и радикальным, она бы ни за что не отказалась от него. Это могло стоить ей жизни. Но она не жалела, потому что была в ответе за того, кого приручила. Не могла бросить своего, не могла предать. Она была девой Аэдирна, хранительницей Вергена. И она обязалась хранить ту часть души Иорвета, которую он еще не успел потерять.

И если бы Иорвет и хотел сохранить в себе что-то хорошее, это что-то, несомненно, он отдал бы Саскии.

Эльф подергал ногой и жадно втянул молочно-кофейный запах. Две ложки сахара. Половина стакана — сливки. Такой кофе любила Саэсентессис. Такой наливала и ему, потому что он не был привередлив в том, что касалось еды и напитков. Когда у них был период «счастливой семейной жизни», как называл его Киаран, Иорвет старался произвести впечатление и даже научился готовить яичницу так, чтобы желток не застывал. Он считал это подвигом, но для Саскии это было довольно обычным делом. Именно тогда, наверное, и случилось возникнуть острому пониманию о несостоятельности Иорвета. О его неприспособленности к отношениям и связям — он был котенком, который только учится и делает первые, неумелые шаги. Саэсентессис была матерой кошкой, которая знала абсолютно все тропы.

И она готовила яичницу гораздо лучше. Почему-то именно эта деталь так въелась ему в голову — в основном наверняка оттого, что демонстрировала его слабость и несовершенство.

Потом они стали ссориться, расходиться по разным комнатам и читать одни и те же статьи про то, как распознать манипуляторов и тиранов в отношениях.

У девушки было 5 качеств из 15, у эльфа — все 11. Они расстались с полной уверенностью в том, что у их пары нет будущего, но продолжали работать вместе. Саэсентессис продолжала быть главной женщиной в жизни Иорвета, а это значило очень много.

— Мне кажется, нам стоит почаще говорить. Я уже и позабыла, как это бывает увлекательно. Знаешь, я думаю, Роше не так уж плох. Ну, по крайней мере, в последнее время. Читала недавно его твиттер — в моем личном топе профилей, состоящих из нытья и безнадеги, его аккаунт переплюнул твой.

Иорвет закатил глаз и коряво усмехнулся. Саския часто называла его королевой драмы, но это было раньше, и, видит Мелитэле, он даже скучал по её беззлобным подколам. Это было так по-дружески и так неожиданно приятно — слышать их снова.

— Ну спасибо, женщина.

— Ну, коль «женщина» теперь произносится таким угрюмым голосом, я предлагаю тебе присмотреться к своему пассивно-агрессивному соулмейту, из вас может выйти очень убийственная парочка. Я не сомневаюсь, что он играет на две команды, а его психологический возраст может превзойти твой… Напористый, упрямый, с отвратительным характером…

— Замолчи, о, пресвятая Дева! Я не желаю этого слышать!

-…с кислым лицом и, ах, я уверена, у него очень большая пушка…

И этой девушке Иорвет собирался доверить судьбу своего народа. Но он не сомневался в ней. Положа руку на сердце, было приятно довериться Саскии. Три года назад она была права в том, что он никого из людей не считает заслуживающим уважения, но это не значило, что он не встретит такого человека. Саэсентессис ему подходила — она наиболее прочих напоминала Аэлирэнн. У него не было другого варианта и уже давно не было пути назад — сзади была пропасть, усеянная кольями, кишащая змеями. Сзади была бездна, и Иорвет зарёкся в нее смотреть.

***</p>

Утром в Новиграде было пасмурно. Дома в центральном квартале ещё не начали отапливать, поэтому снимать пальто было самоубийственным поступком. В отделе половина сотрудников стучала зубами, проклиная климат и всех богов за холод и унылую погоду. Осенью наступала сезонная депрессия, которая среди госслужащих не была каким-то новым явлением. Она не касалась только двоих людей: Бьянки и Тринадцатого. Эти двое всё так же выезжали на места происшествий, связанных с какими-то тёмными делами, и возвращались с улыбками на лицах и изъятыми артефактами, которые отправлялись потом непонятно кому. Бьянка часто переписывалась с Геральтом, пытаясь выведать контакты свободной от постоянной работы чародейки, которая могла бы оказать им помощь в расследованиях; или звонила начальнику местной полиции, чтобы тот взял её осмотреть какое-нибудь место преступления. Как правило, за ней увязывалась большая часть сотрудников, не обремененных бумажной работой или не занимающихся базами данных и прочей компьютерной ерундой. Сегодня у них была замечательная возможность помочь в расследовании убийства девушек из публичного дома, поэтому, помахав ручкой на прощание, верные государственные подчиненные смылись еще до обеденного перерыва. И явно не планировали возвращаться после — в помещении службы было еще тоскливее и холоднее, чем снаружи.

— Доброе утро, командир, как спали? — Тринадцатый поставил на стол Вернона неизменный двойной эспрессо.

Ему снились окровавленные товарищи, сваленные в кучу на каком-то кургане.

Крики, сдавленные стоны, липкий страх и руки, сомкнувшиеся на его шее. И эльф, стоящий в проходе между двумя холмами, отдаленно напоминающий Иорвета, говорил Вернону: «Они умерли, защищая перевал. Две линии горных хребтов вновь коснутся острыми вершинами, чтобы поглотить тебя. Издали они кажутся одной сплошной глыбой, через которую не пройти, которая встанет у тебя на дороге, чтобы ты попятился. Не ведись. Назад нельзя. Назад — смерть. Здесь есть перевал. Здесь есть путь, я покажу». Роше проснулся в холодном поту, с сердцем, выскакивающим из груди, с голосом, который пульсировал в висках. Он сел на подушки и усталым движением ладони зачесал волосы, не имея ни малейшего понятия о смысле и природе своего сна. Он помнил курганы, отдаленно напоминающие предгорья Махакама и их знаменитый перевал, который выстоял множество войн. Ему хотелось вдохнуть что есть сил, хотелось унять проклятое сердце и перестать осматривать руки в попытке найти следы крови. Перестать считать сон реальностью, в которой такое могло произойти. Он полусидел-полулежал на кровати, не смыкая глаз, пока не прозвенел будильник.

«Здесь есть путь. Я покажу».

Но не рассказывать же это Тринадцатому, в самом деле?

— Нормально спалось. А ты чего не с прогульщиками?

— Настроения нет смотреть на жмуриков. Говорят, большинство девушек превратились в бесформенные куски мяса, а это не та вещь, которую я хотел бы видеть утром.

Тринадцатый нахмурился, будто бы раздумывая, говорить ли ему дальше. Вернон, как мог, ободряюще посмотрел на него, будто разрешая продолжить.

— В государстве страшные вещи происходят, командир. Люди с ума сходят, брат идёт на брата, сын на отца. Им король нужен, а не мучитель, надежда нужна, уверенность в завтрашнем дне. Да только нет её, этой надежды, будь она неладна. И ничего не видно. И все умирают, потому что не знают, что лучше: Радовид или Нильфгаард, тиран или железная рука империи. Что теперь нам? Мы с вами сидим, смотрим, а сделать ничего не можем, будто камнем придавленные. Только разгоняем протесты, сидим на дне, затаились, будто эльфские бандиты. Только вместо архаичных беличьих хвостов у нас лилии. А мы нужны этой стране. Даже если нет её, только мы и нужны. И не за компьютерами, не с бумажками, а там, среди этих людей. Что-то для них надо, не для короля. Они ведь — это государство, а не король. Мы что-то должны сделать. Помочь.

Вернон был бы рад счесть эту тираду за проделки осенней хандры, если бы не знал говорившего. Если бы не понимал, что в каждой фразе — любой из них, в каждом слове — патриотизм и преданность принципам. Легче было притвориться очередным бюрократом, легче было отправить Тринадцатого разбирать очередную информационную хрень, легче было просто забыть то, что услышал. Но Роше должен был посвятить этих людей в детали плана, должен был дать им то, что получил сам — надежду. Дать им ту работу, ради которой они вступали в его отряд. Им не впервой было спасать Темерию, и они обязательно сделают это снова. И попытаются не умереть в процессе.

— Мы поможем. Это наш долг, и я о нём не забыл. Созови совещание — у меня есть, что сказать, и должен предупредить — это самоубийство. Но если мы добьёмся успеха, а я клянусь, что так оно и случится, это будет того стоить. Нет такого камня, который мы бы не сдвинули. Через любую глыбу можно пройти, Тринадцатый. Я обещаю.

«Я покажу».

«Да хрен ты теперь сольёшься, циклоп». — С каким-то удовлетворением подумал Вернон.

Совещание прошло нормально. Ну, то есть, конечно, лица у его бравых сотрудников были неописуемые и одинаково пришибленные, и кто-то даже спросил Вернона, всё ли в порядке у него с душевным здоровьем. Это действительно выглядело очень плохо и глупо, и он долго оправдывался за то, что вообще втягивает их в это первосортное политическое дерьмо, но, в общем и целом, ребята довольно быстро посветлели. Это было одним из их любимых видов дел: невыполнимо, страшно, рискованно и, скорее всего, грозит реанимацией (и этот факт был удостоен троекратного «ура!»). Реанимацию они любили даже больше пятничных посиделок в пабе: там была Шани, а при виде Шани даже Бьянка ссалась от восторга. По кабинетам все разбредались с горящими глазами и в хорошем настроении, нацеленные на долгую подготовку к предстоящему перевороту.

У Роше были вопросы и к их ментальному состоянию: вопросы, которые он предпочитал не задавать от греха подальше.

И, как обычно, помогать вызвались все.

Это дало Вернону необъяснимую уверенность в правильности его поступков. Он знал, что это чувство продлится недолго, поэтому принялся за работу, не терпящую отлагательств.

«Вот и расчищается путь», — подумал Роше. — «Перевал».

Однажды Бьянка спросила, почему он ненавидит Иорвета сильнее всех прочих. Роше соврал, что ненавидит всех одинаково, но Вэс ещё не раз ловила его, пускающего дротики в фотографию одноглазого выродка. Вся эта легенда про равенство его врагов между собой затрещала по швам, когда Геральт позвонил ему (слава Мелитэле, не по видеосвязи), и радостно сказал:

— У нас сегодня деловая встреча кружка революционеров. За тобой зайдет твой любимый. Я имею в виду Иорвета, конечно же. Веди себя хорошо.

Человек радости не разделял, поэтому запустил дротик с красным оперением аккурат между бровей глянцевому придурку. Легче не стало: на душе всё равно скребли кошки, которые давно должны были подохнуть. Он не был готов к сотрудничеству, и успокаивало только то, что на рандеву будет еще один человек, которого Роше позволял себе очень сильно ненавидеть — Филиппа Эйльхарт. У него определенно был какой-то пунктик на тех, кто не мог «смотреть в оба».

Зубы у Вернона скрипели, а челюсти были сжаты, когда эльф просто впорхнул в его кабинет и одним слитным движением придвинул к себе стул и сел, положив предплечья на спинку, чтобы удобнее опереться на них своим острым подбородком. Поза была достойна очередного модного журнала, или, с недовольством отметил Роше, превью ролика для взрослых. Он возненавидел ее сразу же. И в причинах гнева разбираться не хотел.

— Сядь нормально, — раздражённо рявкнул он, и даже слегка устыдился своей резкости, когда эльф невозмутимо приподнял брови.

— И тебе добрый вечер, — протянул Иорвет, улыбаясь во все зубы, — раз ты не удивлён, значит, Гвинблейдд тебе всё-таки позвонил.

Вернон не был удивлён. Вернон определённо был в ужасе и двух шагах от уголовной статьи. Он тяжело вздохнул и отодвинул от себя бумаги, сверля эльфа глазами.

— Херня твой вечер, выродок, — почти с любовью сказал Роше.

— Нет, твой.

И, вообще-то, это было правдой, поэтому человек просто кивнул и встал, правой рукой ослабив галстук. Иорвет пробормотал что-то про то, что пророк Лебеда должен поцеловать себя в зад, потому что только что Вернон Роше в чём-то с ним согласился. Из кабинета он вышел первым, по привычке придержав дверь, чтобы пропустить темерца.

— Ты в хорошем настроении.

Простая констатация факта ударила Роше слишком сильно. Он уже и забыл, что Иорвет может быть таким неконфликтным и таким, ну, обычным? Тем, которого не хочется затолкать в багажник, отвезти в лес и закопать под ёлкой.

— А у тебя с этим какие-то проблемы? Попытаешься его испортить? — даже голос у него был какой-то другой, звонкий, яркий. Голос певца, у которого даже дыхание звучит мелодично.

— Я бы тебе сейчас подбил второй глаз, но боюсь, ты станешь только невыносимее.

— Приятно знать, что ты всё ещё не утратил способность думать рационально. Всегда хотел спросить: ты пользуешься левой рукой так же хорошо, как и правой?

А вот такой Иорвет уже пугал. Мало того, что он вел себя дружелюбно, так ещё и спрашивал всякую бессмыслицу, которая страшно действовала на нервы. Роше предпочел игнорировать его, пока они не доберутся до назначенного места. Иорвета это нисколько не обидело; наверное, дело было в том, что ему никогда не нужен был собеседник — в его стиле были монологи, потому что он мог при свидетелях, но без возражений упиваться собственным великолепием. Любое место для него выглядело как сцена и чувствовалось так же. Жизнь эльфа была модернистским моноспектаклем. Кровавым перформансом.