Пролог (2/2)

Все началось через несколько лет после его коронации. Сын Визимира, великого покровителя конфедерации четырех крупных северных королевств, взошел на престол, чтобы вернуть Редании былое величие. Когда империя была воссоздана и возвышена с помощью абсолютной монархии и централизованной экономики, а Каэдвен и Верхний Аэдирн были присоединены и низложены до областей, в Радовиде что-то сломалось. Обида, затаенная на бывшую наставницу, вылилась в ненависть ко всем чародеям, а затем перешла и на нелюдей. Мистицизм, поглотивший разум доселе вполне перспективного короля, играл на руку жаждущим власти священнослужителям. Единственно возможной религией теперь был культ Вечного огня, до этого считавшийся ересью. Духовная жизнь Севера теперь была связана с фетишизмом и политически ангажированными кинокартинами и литературными произведениями. Цензорат его Величества последовательно изымал и сжигал все старые учебники истории и естествознания. Затянутая война с Нильфгаардом продолжалась, унося все больше жизней. Радовид увяз в Темерии, на территории которой то и дело происходили военные столкновения с войсками Эмгыра. Большая часть его армии кормилась засчет разбоя и квартировалась в населенных пунктах, разруха на полях и нехватка рабочих сил провоцировали голод и сильнейшую инфляцию. Военная техника, на производстве которой были заняты даже подростки, шла напролом через деревни и лесные массивы.

И тогда озлобленные усталые люди вышли из своих домов, и тогда объединились они с эльфами и краснолюдами, чародеями и низушками, вооружились плакатами и потребовали прекратить геноцид и разрушительную войну.

Радовид ответил отказом. В следующие месяцы, через короткие мгновения, его цепные псы — адепты религии Вечного огня и Орден Пылающей Розы — с новыми силами обрушились на разоренные земли, выискивая неугодных. Вынюхивая. Репрессивный аппарат разросся до размеров гидры — двенадцатиголовая людоедская машина не знала сочувствия и пощады.

Иорвету невероятно повезло: все его сотрудники были слишком умны, чтобы попасться на «стремлении к сепаратизму, экстремистской деятельности и подрыве репутации короля нашего Радовида Реданского». Мысли о команде всегда вызывали у эльфа улыбку: он любил их так, как не любил никого. Опора и поддержка, самые деятельные из эльфов aen seidhe, были собраны им со всех городов и очагов сопротивления. Те, кто умел выживать, те, кому не страшна была смерть, они сохранили свое достоинство даже в этих обстоятельствах.

— Свободен, выродок, — негромко сказал Роше. — Хватит с этого места твоего общества.

— Ну, хоть какое-то гражданское общество в этой стране, да? — эльф улыбнулся, снисходительно оглядывая обезьянник, намекая на ту самую нищету, при которой банально не хватало средств на вторую скамью для правонарушителей. — Ваша империя рушится, человек.

— Пошел ты, Иорвет, ладно? — устало потёр переносицу начальник спецслужбы и еле слышно добавил — это уже давно не моя империя.

Иорвет скептически поднял одну бровь, внимательно осмотрел мужчину и хмыкнул.

— Ну вот я и иду. Гордо покидаю ваши хоромы.

В свете лампочки обезьянника лицо Вернона казалось каким-то непривычно землисто-желтым. Седина на висках была практически незаметна, но эльф знал, что она никуда не пропала и даже расползлась к выбритым волосам на затылке: постоянные стрессы давали о себе знать. Ногти были неаккуратно острижены, ремень был затянут слишком туго — туже, чем во время их последней встречи. Фигура человека сохраняла свою внешнюю силу: под рубашкой угадывались очертания закаленных тренировками и боевыми операциями рук. По стандартным меркам Вернона Роше можно было назвать по-своему красивым, если, конечно, речь шла о грубой мужской красоте и тестостероне. Единственной деталью, портящей идеальный небрежный образ настоящего мужчины, была усталость, сквозившая во всем его облике. Иорвет подумал: у этого dhoine определенно ПТСР и кризис среднего возраста. Иорвет был просветлённым — на извращенный современный манер, и уже полгода читал страницы о ментальном здоровье и модные интернет-журналы про саморазвитие и экологию. Лозунги типа «Прекратите убивать эльфов ради эльфо-лукового супа», «Вырубая деревья, вы лишаете дриад их дома» он, конечно, на дух не переносил, но лайкал, если они попадались в ленте — на всякий случай. Цифровой этикет обязывал его оценивать и репостить все посты о деятельности антивоенных сопротивлений и одиноких протестующих. Саския — лидер оппозиционного леволиберального движения — считала, что любой вклад в их дело важен, а Иорвет молча соглашался, потому что помнил про обещание девушки о мире во всем мире. А если во всем не выйдет, то, хотя бы, в Аэдирне. Никаких гетто и резерваций, доступная медицина в общих госпиталях, наличие необходимой квалификации у эльфских врачей, никаких ограничений при приеме на работу в государственные учреждения. Несбыточная в нынешних условиях мечта, ради достижения которой стоило делать всё то, что Скоятаэли делали, не имея до этого никакой созидательной цели.

Существенная проблема была только в одном — в Радовиде. Даже старый содомит Фольтест, который не так давно скончался от руки Лето, был куда дипломатичнее и дружелюбнее, особенно, когда его окружали танки новейших темерских моделей. Сейчас все эти танки были утеряны в результате наскольких бездарных маневров Радовида, и Иорвет даже скучал по ним.

— А чья это, по-твоему, империя, человек? — выделяя последнее слово, с вызовом глянул он. Стремление спровоцировать было до того сильным, что у него буквально зачесался язык. Проблемы с самоконтролем настигали его все чаще, хоть нынешняя обстановка и была ему роднее мирного времени. Он чувствовал себя до странного удовлетворенным, когда читал новости. Он чувствовал себя своим — в его жизни никогда не было стабильности, и он был цинично рад, что сейчас этим не мог похвастаться никто.

Роше был единственным (из знакомых Иорвету слуг закона), кто нарушал первое непреложное правило работы с преступниками: не вступать в переговоры с террористами. Иорвет, говоря от чистого сердца, считался главным организатором террористического движения, но здесь требовалось несколько важных пояснений, которые существенно меняли его образ. Во-первых, участники движения — белки — повсеместно любили напоминать о том, что у них в организации горизонтальная система власти, и Иорвет в этой системе стоит на одном уровне с остальными. Во-вторых, это был, скорее, информационный террор, за который их команду неоднократно штрафовали, а сайт блокировали на территории Севера. В пояснениях значилось, будто скоя’таэли поощряют расистские движения, а еще нелегально снимают порнографические материалы с участием дриад. Иорвет тогда смеялся до икоты. Саския, которой они создавали имидж в соцсетях, не разговаривала с ним неделю.

— А ты подумай. У руля сейчас психопат, который переплавил золото национализированных ломбардов, чтобы сделать себе красивую блестяшку на нос круизного лайнера. Я темерец до мозга костей, если ты не забыл, дела Радовида были бы мне до одного места, если бы они касались только Редании. Но мы вынуждены сотрудничать, и ты серьёзно затрудняешь мне работу над восстановлением государства, которое умерло, потому что некий ведьмак убил моего короля. И всё это в том числе по твоей вине.

— Не по моей, — машинально поправил Иорвет, — я был не против, конечно, люди же, как-никак, уничтожили мою нацию, а?

— Ага, как же. Не по твоей, остроухий, — отмахиваясь от второй части фразы, ввернул Роше, посылая Иорвету свой самый свирепый и впечатляющий взгляд, — но Филиппа смылась, как только её тронувшийся крышей ученик в знак любви выжег ей зенки, а остальная Ложа сидит по своим норам и носа не кажет, так что, прости великодушно, обвиняю тебя. Ты приложил к этому руку и принимал непосредственное участие в организации, а срок не отбываешь только из-за того, что умеешь грамотно убрать за собой всё дерьмо. И я начинаю подозревать, что тебя для нас уже слишком много.

Вернон Роше никак не мог объяснить свой порыв открыться хотя бы в этом. Ему физически необходимо было понимание в данную секунду, как будто навалившаяся на него ответственность могла вызвать отклик в душе эльфа. Как будто это было дозволительно — вот так сказать обо всём, что происходит.

— Ты меня используешь как психотерапевта? — Лениво уточнил эльф, без смущения стягивая повязку и обнажая пустую глазницу. Такое ответное проявление доверия значило куда больше, чем сказанная острота. Трудно было бы игнорировать факт их вынужденного сближения через острое соперничество. Все слабые места с самого начала были на виду. — Я бы потребовал плату за сеанс, но я уже испытываю нестерпимое удовольствие от твоих страданий, dhoine. Попробуйте устроить выборы: можно будет легально убрать Радовида. Очевидно, что все проголосуют за кого угодно, кроме него. Но ваш полоумный самодержец не согласится. Кстати, о руинах славной Темерии: что с маленькими бастардами покойного Фольтеста?

Тема была острой — слишком острой даже спустя время. Этот провал Роше воспринимал, как свою личную фатальную неудачу. С детьми Фольтеста все всегда было сложно, со словом «бастард» все было еще сложнее. Иорвет не имел никакого права на упоминание всех триггеров Вернона в одном предложении, и сам прекрасно это понимал. Это была уже чистая провокация, на которую нельзя было не ответить.

— Я тебе за «бастардов» второй глаз выколю, свинья. — спокойно сказал Роше, глядя прямо на Иорвета. Внутри было пусто, как после любой их подобной перепалки, которая неотвратимо приводила к демонстрации упертости каждого с помощью игры в гляделки. Как ни странно, эти словесные драки успокаивали, освобождали от любых эмоций. Но сегодня что-то было иначе. Освобождение не пришло. Внутри было почти пусто.

Вернон резко перенесся в прошлое, с удивлением обнаружив в себе силы к рациональным мыслительным процессам.

Фольтестовы дети. Мальчик совсем щенок и вдобавок болен, а вот девочка… Анаис Ла Валетт. Это была отвратительная, совершенно гнусная идея, достойная такого дрянного человека, как Вернон Роше. Но другой у него не было.

Не после того, что происходило, не после того, как он понял, что имеет полное основание произойти.

Только Анаис, Луиза и их новая нильфгаардская опека. Их политическое убежище. План начал складываться. Все фигуры были расставлены. Не хватало только одной. Чёрного ферзя. Без Иорвета нельзя было начинать — просто из уважения. Просто главным образом потому, что с ним любой сумасбродный и самоубийственный план приобретал шансы на то, чтобы быть исполненным.

— У Геральта к тебе дело. У нас с Геральтом к тебе дело, возможно, самое лучшее из тех, что тебе предлагали за последнее время, — и сердце Вернона рухнуло вниз. — А может, самое невероятное и отвратительное. Если я хоть немного тебя знаю, то готов поставить всё на то, что ты согласишься. По правде говоря, я в мире уверен стойко только в нескольких вещах, и одна из них — это твое неудержимое желание влезать в неприятности.

Через час Иорвет сидел на стуле, грозящемся развалиться прямо под ним, в кабинете и смотрел на Геральта и Вернона Роше, как на умалишенных. В глазах читалось крайнее удивление и чистое недоверие. И восторг. Его рот наполнился слюной, как только он вник в тему разговора — это был условный рефлекс. Это была та страсть и жажда, в которую верил человек. Его приглашали в ад. Ему позволяли устроить этот ад по своему усмотрению. Говорил только Белый Волк, но во всем плане чувствовалась рука Вернона, который сидел за его спиной в притащенном из конференц-зала кресле, выкуривая третью сигарету.

— То есть, вы предлагаете мне убить многоуважаемую Филиппу Эйльхарт? Могущественную чародейку и бывшую советницу короля? — уточнил эльф, глядя на ведьмака.

— Кем многоуважаемую? Покажи мне этих людей, и я их изолирую. Она в международном розыске. По ней плачет эвтаназия Нильфгаарда и пыточная Радовида. Но, вообще-то, да, мы предлагаем тебе её убить. Для всех остальных она мертва уже год, так что ты ничего не теряешь. Ну, или у Роше наконец появится повод тебя посадить. Я не думаю, что кто-то будет всерьез расстроен твоим арестом.

Иорвет почесал бровь под повязкой, и этот жест выглядел действительно угрожающе. Как ураган, который ничто не способно покалечить и уничтожить — только приостановить на короткое время. Эти раны он зализал и был готов к новым. Его проблемы со зрением казались очень правильными и идеально дополняли общую картину. Ему шли увечья. С ними он действительно внушал страх, характерный только для серийных убийц.

— Я должен решить проблему с Филиппой после того, как она поможет вам убрать Радовида, который переселил нелюдей в гетто и запретил низушкам получать высшее образование? Который считает магию вселенским злом? Этого фашиста, который финансирует огнепоклонничество, а не науку? Я всё правильно понял?

Показательное перечисление внутриполитических промахов Радовида было призвано укрепить и без того укоренившуюся идею цареубийства. Если это было настроением, общим для людей и эльфов, имелись все основания полагать, что стремление убрать Радовида — единственное верное в этой ситуации.

— Да. Пока мы готовим почву Редании для Эмгыра, отдаем Аэдирн твоей ненаглядной Саскии и устраиваем твои любимые демократические выборы в Каэдвене, потому что королевская династия прервалась. А потом возрождаем Темерию, подписывая договор о вассалитете этой части Севера. Там учреждается Риксрод<span class="footnote" id="fn_25279779_1"></span> в качестве главного совещательного органа. Советников выбирает Эмгыр при участии королевы или её регентов: регентом планируется назначить Роше, хоть он и против. И Риксдаг<span class="footnote" id="fn_25279779_2"></span>, члены которого будут выбираться народом сроком на четыре года. Анаис — единственная достойная наследница Фольтеста — будет гарантом суверенитета Темерии и её относительной автономии. Она будет символом. Мы обсудим все детали позже, когда обдумаем их в подробностях, но сейчас интересно только одно: ты согласен?

Только сейчас Иорвет почувствовал, как они устали. Он завидовал Вернону Роше, потому что у него была надежда, что эта битва может быть последней из тех, что терпел Север. Борьба Иорвета продолжится еще не один десяток лет, и за эти годы темерец постареет и уйдет на заслуженную пенсию. И, в конце концов, останется только он. Для него нигде не будет места, потому что единственное, что он умеет делать хорошо — это воевать. После казни офицеров Врихедд и поражения в Аэдирне Иорвет не позволял себе такую роскошь, которой сейчас обладал его недруг — надежду. Он не забыл это ощущение, но не смел вновь им обмануться. У него не было ничего, кроме оппозиционного центра, несбыточной мечты о мире без межрасовой розни и его бывшей девушки, которая хотела этот мир построить. Иорвет был реалистом и никогда не жалел себя. Если бы ему предложили умереть за свои идеи, он бы согласился. Если бы ему предложили за них убить, он бы даже не думал над ответом.