21. не люби его, люби меня. я заебись (1/2)

sound: bones — iamcertainlynotworthyourtime

И вновь чувство, будто я сейчас умру. Открывать глаз не хочется, поэтому я лежу, пытаясь отдышаться. Вспоминалось всё урывками, словно засвеченная плёнка. Магазин и быстрый бег, дом Эммы и много пива, закрытая калитка церкви и я, падающая на бетон, такси и Сейшу. Дальше пропасть из черни, которую ничем не вывести. Лёгкий стук выводит из транса, шелест, поглаживание по волосам. Перехватываю руку, ощупываю кожу — мозолистые кисти с коротко остриженными ногтями. Тянет руку на себя, прикасаясь губами к тыльной стороне ладони. Раскрываю веки, смотря на Инуи. Громко выдыхаю, тяну его на себя, зажимаю ладонь с двух сторон и подлаживаю под голову, переворачиваясь на левый бок.

— Я доставила много проблем? — голос охрипший, и даже говорить больно. Он качает головой и кивает в сторону стакана с водой и одиноко лежащей таблетки. Морщусь от осознания необходимости выпить её, но голова раскалывается так, будто на неё раз за разом опускали молот. Таблетку в итоге раскусываю, во рту тут же появляется горечь, которую запиваю водой. — Не стоило позволять Эмме воровать саке деда и смешивать с пивом, ебалось оно в рот.

— Оцениваю ущерб в две тысячи йен и отдавленную руку. С тебя — рассказ, почему ты выглядишь так, будто тебя переехала машина. — он садится, притягивая мои ноги к себе и осматривает раны. А я будто впервые вижу собственные колени. Глаз (а) явно распахивае (ю)тся в полнейшем ахуевании. Инуи проводит пальцами, легко касаясь, но я все равно шиплю, как раздражённый от моего желания его сдавить Пик Джей.

— Когда Эмма принесла саке, едва не разбудив деда, всё пошло по пизде. Хина чуть не умерла и провела в туалете едва ли не полчаса, звонила Такемичи и говорила как она его любит. Эмму колебало от стадии «какая я ахуенная и пиздатая» до «какая я уродина, кто вообще на мне женится». Юзуха вела пьяные разговоры со своей новой пассией. Я… вспомнила, что забыла телескопку в церкви, и мне почему-то срочно она понадобилась. Девочки поддержали меня, и мы пошли туда, калитка была закрыта, и мне пришлось перелезать через забор. И вот. — свожу колени вместе, а мой позвоночник будто сдавливает огромным прессом, вынуждая сгорбиться. Вопрос о наличии у меня чужих штанов на пару размеров больше всё ещё был открытым, но мне было страшно думать об этом. Вдруг моё прощальное «я люблю тебя» повторилось, и в пьяном угаре память растворилась подобно кристаллам сахара в кипятке? Я мотаю головой и смотрю на Сейшу. Он закусывает ногти, а я не контролирую себя, когда шлёпаю его по руке. — Я отдам деньги, но чуть позже, окей?

— Да забей, отплатишь натурой? — я смеюсь и киваю, улавливая улыбку на лице парня. Неловко двигаю пальцами на ногах, отмечая на ногтях сиреневый лак, которого не было вчера. Тело двигается быстрее, чем я думаю — ничего нового, хотя пора бы научиться прежде подумать. Рука ложится на его плечо, корпус тела приподнимается, а ноги оказываются по бокам от его бёдер. Сидеть на нём удобно и мягко, смотреть же на него сверху подобно взору на «Падшего ангела» Александра Кабанеля. Он, кажется, даже похож. — Я думал не об этом, но, мм, я не против, знаешь? Просто хотел напомнить, что ты обещала посмотреть на одно место вместе со мной.

— Можем хоть сегодня. У тебя же нет планов? — он качает головой, а я чувствую его пальцы на собственных голых бёдрах. Лёгкие, едва уловимые касания, будто он всё ещё боится прикоснуться ко мне. Опускаю ладони на его руки, надавливая и заставляя увеличить территорию соприкосновения.

Вижу красные пятна, расцветающие на его шее и щеках, будто не он вчера был меж моих ног своим прекрасным лицом. Веду руки вверх, под футболку, минуя небольшую полоску ткани нижнего белья, тазобедренных косточек, пока не останавливаюсь на рёбрах, отнимая руки от его. Уже мои ладони небольшими шагами заползают под его футболку, ощущают напрягшиеся мышцы внизу живота, нежную кожу в районе пресса. Он пересчитывает мои рёбра, будто хирург, готовый вот-вот, да раздвинуть их специальным прибором, название которого я забыла. Дальше не идёт, убирает руки, вгоняя меня в дрожь и холод. Не стоит бросать взгляд вниз, чтобы увидеть вставшие горошины сосков, упирающиеся в ткань футболки. Выдыхаю, всё ещё ногтями водя по прессу.

— Тебе нужна тёплая и сменная одежда и разрешение не появляться сегодня дома. — хмурюсь, не имея ни малейшего представления о том, куда мы направляемся, но всё же повинуюсь. Вставать с него не хочется, лодыжки неприятно холодит сквозняк, пробивающийся сквозь небольшие щели в окнах, а на улице ветер неприятно портит укладку «я нахуярилась и проснулась хуй знает где».

Мама не возражает, с надеждой спрашивая, не с Риндо ли я иду. Приходится поджать губы, выдавая отрицательный ответ и укладывая пижаму на дно рюкзака. Она целует меня в лоб, напоминая звонить, если что-то вдруг случится и я благодарно киваю ей. Нас с Чифую растили в полной свободе действий и мыслей, предоставляя самих себя в собственные руки. Политика «учитесь на своих ошибках» развязала нам руки — Чиф связался с босодзоку, я — с пахнущим ацетоном амфетамином и последующими сеансами у психолога. Папа, который ввёл это правило, сейчас бы закашлялся.

Я ещё помню отца, воскрешая его образ в своей памяти время от времени — тёмные волосы, яркие зелёные глаза и широкая улыбка, когда он брал Чифую на руки. Громкий смех и проникновенный голос, когда я ложилась вместе с ним, выпрашивая вновь посмотреть Джуманджи, пока мама занималась братом. Он же только смеялся, из раза в раз включая фильм, к которому нынешняя я испытывала только отвращение.

— Что это значит? — я недовольно отвлекаюсь от выгнутого телеэкрана, пока папа завязывает розовые резинки на готовых косичках. Он притягивает меня к себе, целуя в лоб.

— Ты узнаешь. Но я всегда буду рядом, чтобы помочь, ты же знаешь это, принцесса? — я киваю, возвращаясь к просмотру. Тогда я так и не задумалась над этим, крутила руки и наслаждалась детскими годами.

Он соврал. Он не был рядом, и я ступила на совсем не метафорическую дорожку, которую снюхивала со стола, который он сделал своими руками. Мы вместе, если говорить конкретнее — я подавала гвозди и шурупы, которые по итогу начала забивать в доски для собственного гроба. Я благодарна маме за то, что после смерти отца она не ударилась в тоталитарный контроль нас с Чифую, хотя имела на это право. Поэтому собираясь куда-то, влекомая желанием отвлечься и обещанием Инуи, мама не выказывала ничего, кроме искренней радости. Оставляю на её щеке поцелуй и обещание звонить, если что-то пойдёт не так, надеваю ботинки и думаю, не замёрзну ли в любимой синей толстовке с эмблемой какого-то канадского заповедника. Подумав пару секунд, набрасываю сверху лёгкую белую куртку, выбегая из квартиры с ощущением увесистого рюкзака за спиной.

***</p>

sound: bones — calcium

У Сейшу такой же рюкзак, он сидит на лавке, топая ногой в ритм играющей в наушниках песне. При виде меня он поднимается, берёт меня за руку, сплетая пальцы в замок. Я вдыхаю, сжимая его ладонь в ответ, большим пальцем оглаживая место от запястья до сустава. Обычно, если мне приходится идти с кем-то, взявшись за руки, большой палец остаётся оттопыренным в бок — небольшой загон в голове, проводящий невидимую черту между людьми. Мы идём около десяти минут до станции метро, а я всё думаю об ебучем пальце, испытывая лёгкое волнение.

Оно проходит только когда мы заходим в вагон, садясь рядом с друг другом. Его бедро касается моего, я тихо цокаю, когда он широко разводит ноги, откидываясь на сиденье, и предлагает мне второй наушник, который я принимаю. Джастин Тимберлейк вещает о бегущей реке целых семь минут, покуда нам не приходится покинуть вагон, останавливаясь на станции, откуда ходят поезда в близлежащие города.

— Ты хочешь убить меня где-то вдали от Токио? — я останавливаюсь в зоне для курения, доставая из пачки сигарету. Инуи смеётся, называя меня дурочкой, сцепляет руки сзади и отходит к стенду расписанием, выискивая нужный нам поезд, а после сверяется с часами на руке.

— Я не обещал, что место, которое я хочу показать будет в Токио. Предлагаю только смирится, но у тебя всегда есть выбор. — мне от чего-то кажется, что он говорит вовсе не о поездке, вынуждает меня прикусить язык. Сигарета оказывается в урне, руки тянутся к шнуркам на его красном худи. Оно потрясающе контрастирует с его кожей, оттеняя ожог, и светлыми волосами. Ему в принципе шёл красный, будь то ткань, или кровь, текущая из разбитой брови в церкви.

— Тебе идёт красный. — шепчу я, увлекаясь этой мыслью и затягивая шнурок больше нужно, скрывая его рот и оставляя только глаза и нос. Его рука тянется, чтобы ослабить натяжение, я целую его в нос и отворачиваюсь в сторону, скрывая румянец на щеках. — Сколько у нас свободного времени?

— С тобой всё время мира может быть свободным. — ощущаю его ладонь на щеке, Инуи вновь разворачивает моё лицо к себе, прикасаясь к устам. Его губы обхватывают мою верхнюю, проходятся по обветренным участкам, цепляя корки. Он отстраняется, а я ощущаю вытекающую кровь, которую его пальцы стирают с моих губ. — Но сейчас нам хватит разве что попить кофе. Пойдём?

Я киваю, цепляясь за его руку, и мы покидаем станцию, оказываясь на улице. Там практически безлюдно, и это даже немного, пугает. Я не вижу краски Шибуи и огни Роппонги, одни лишь бетонные коробки. В любом случае, горячий капучино, который я принимаю из рук баристы кофейни, стоящей неподалёку от выхода со станции, кажется довольно вкусным, а ещё прекрасно греет руки, медленно покрывающиеся синими точками среди выделяющейся покрасневшей кожи. Раньше мне казалось, что это обыденная вещь, пока на уроках биологии не дошло дело до синдрома Рейно — спазм сосудов кистей в ответ на воздействие холода и так далее. Руки Сейшу были обычными, казалось, что он в принципе не испытывает холода, напротив, оттягивает толстовку так, будто ему невообразимо жарко.

— Тебе не холодно? — обхватываю стаканчик ещё крепче, пытаясь согреть кончики пальцев. Мой кофе уже наполовину выпит, он же на свой только дует, пытаясь добиться оптимальной температуры. Наклоняюсь, отсёрбывая совсем немного. — Зачем покупать кофе, чтобы потом пить его ледяным?

Сейшу поджимает губы, будто обдумывая что-то пару десятков секунд, а после выпивает всё одним махом и выкидывает стакан в урну. Бросает короткое «пора», разворачиваясь обратно и вынуждая меня повторить за ним, морщась от жара в горле и животе. Вновь хватаюсь за его руку, перепрыгивая по две ступеньки, и в конце концов оказываясь в вагоне. Там тепло и людей не особо много, только мы двое, мужчина слева и пожилая женщина справа. Откидываюсь на сиденье, укладывая голову на его плечо.

— Расскажи мне, Сейшу. Ты же говорил, что исполнишь всё, что я хочу. — моя рука вырисовывает круги и зигзаги на его бедре, поднимаясь от колена всё выше и выше. Его же рука заползает под толстовку, находя живот. Ощущаю ледяное прикосновение, из-за чего шикаю, отстраняя голову от плеча парня и тем самым ударяя макушкой по подбородку. Целую его в место удара, хватая за ладони и затягивая в собственные рукава, намереваясь отогреть.

— Я просто не люблю говорить об этом. Делать вид, что пережил пожар и лишь изредка вспоминать Акане — одно дело. Другое — когда тебе кажется, что в полной тишине ты слышишь треск горящих в огне костей, когда ты задыхаешься, потому что твой мозг решил вспомнить запах чадного дыма. — он водит по моим запястьям пальцами, всматриваясь в пейзаж за окном. Я всё ещё не спросила, куда мы, но промзона заканчивалась и начинался залив. Прямо за окном с той стороны сотни парящих чаек и бурлящие волны. С этой всего лишь Инуи, сжавшийся до размеров бактерии. — В моей голове я всё ещё в том доме, горю и слышу крики Акане, пока огонь проникает в меня. Моя мать-психолог вечно твердила мне, что это нужно прорефлексировать, но мне вроде и так нормально. Я ощущаю, когда мне холодно, но предпочитаю это игнорировать. Вот и всё. Приходится жить с этим и вечным чувством вины.

— Но ты же не виноват, разве нет? Что это было, короткое замыкание? Ты жертва, а не катализатор. — он выглядит подавленным, глаза покраснели и стали ещё ярче, привинчивая меня к сиденью. Стыд за то, что я заставляла его вновь переживать это распространялся по телу, вынуждал глубоко дышать и вцепиться в его руки пальцами. — Я знаю, что мои слова ни на что не повлияют, но пожалуйста, не вини себя.

— Тяжело так думать, когда каждый с кем я был знаком тогда, так и норовит напомнить тебе об этом. Родители звонят каждые выходные и напоминают, что я обязан хранить память об Акане, найти приличную работу и закончить со всем этим. Коко… — он вздыхает, высовывая руки и неловко потирает шею. Я не влезаю, а молча жду, пока он продолжит. — Я знал, что он влюблён в Акане, и что спас он меня по ошибке. Хаджиме продолжает видеть во мне её, и меня это даже, ну, устраивало. Даже когда это переступило опасную линию.

— Ты был влюблён? — на ум тут же приходит Юзуха и тот лёгкий поцелуй. Не имей я всего лишь двойки по шкале Кинси, то определённо задумалась бы над чувствами к Шибе, но смотреть на то, как напрягаются скулы Сейшу и дёргается кадык — истинное наслаждение и я ничего не могла с собой поделать.

— Скорее, испытал минутную слабость. Пару минутных слабостей. Всё ограничилось поцелуями и мы, вроде как, решили этот вопрос. В любом случае, сейчас он гуляет с какой-то девчонкой. Как её там… Дия? Диа? Я рад, если он смог пережить этот опыт с Акане. — Инупи поджимает губы, глубоко вздыхает и устремляет взгляд на меня. Его руки тянутся ко мне, притягивая к себе и крепко обнимают. Ощущаю поцелуй на макушке и то, как он утыкается носом в волосы.

sound: arctic monkeys — i bet you look good on the dance floor

Наши случайные попутчики выходят спустя пару десятков минут, оставляя нас одних в вагоне с видом на залив. Мы пересаживаемся, закидывая ноги прямо на сиденье. Его взгляд устремлен на водную гладь, а мой — на него. В нём было столько эмоций от того, что он видит, что это не могло меня не тронуть. Зажмуриваюсь до разноцветных кружочков, но в итоге не сдерживаюсь и налетаю на него. Руки обхватывают его щеки, поцелуи распространяются по всему лицу, на губах же он отвечает, кладёт ладони поверх моих и тонет в моих чувствах словно в том заливе за стеклом. Контраст между ним тем, другим, кружил голову. Отрываться от него не хочется, но его пальцы подбираются к рёбрам, вычерчивая какие-то тайные знаки, вновь вызывая у меня щекотку.

Я взвизгиваю, пытаясь отстраниться, но он только тянет меня на себя. Бью его по рукам, пытаясь это прекратить, вскакиваю на ноги, отбегая от Сейшу подальше. Делаю нелепые попытки спрятаться за поручнем, которые вызывают у него приступы смеха. Он встаёт следом, медленно надвигаясь на меня, вынуждая меня медленно отходить назад, спиной вперёд. Неожиданный рывок, я снова кричу, запрыгивая на сиденье с ногами, лишь бы он не поймал. Мы бегаем из угла в угол, пока он не сбивает меня в бок, заваливаясь вместе со мной на сиденье. Я тяжело дышу, обуреваемая желанием покурить и обнять весь мир красными ладонями.

— Ты мне нравишься, Сейшу. — старое правило, новые люди. Никаких «люблю» и других громких слов, а ему достаточно и этого. Он закладывает мои волосы за ухо и наклоняется близко-близко, разделяя со мной один кислород. — С тобой легче.

— Ты мне тоже, Акира. — он вновь и вновь принимает мои правила, в его глазах моё отражение. С ним было ощутимо безопаснее, комфортнее, тепло разливалось во мне так же, как в нём — огонь в тот день. — Хочу, чтобы ты кое-что послушала.

Я киваю, выпрямляя спину, и сажусь боком напротив него. Он лезет в карман за плеером и минуту что-то выбирает. Один наушник подаёт мне, другой же надевает сам. Песня начинается с гитары и в целом ощущается довольно динамично. На первой строчке он поднимает глаза на меня, вторя строчкам — «stop making the eyes at me, i’ll stop making the eyes at you». Его губы шевелятся, беззвучно вторя песне. О холодных запястьях, об игнорировании, Ромео и Джульетте, о том, что он не знает о целях моих поисков и о том, что я лучше выгляжу на танцевальной площадке.

— Намёк, что ты хочешь быть этой площадкой? — поджимаю ногу, опуская голову на колено. Он пожимает плечами, но улыбается мне заискивающе. Опускаю руку на его бедро, поглаживая большим пальцем. — Ни разу не слышала эту группу.

— Что-то британское, подарок Хаджиме на Новый год. — он пожимает плечами, вытягивает руку вдоль спинки сиденья и облокачивает голову на неё. Альбом продолжает играть, Инуи дёргает ногой в ритм, мерный стук колёс по рельсам.

Остаток пути проходит в переглядках и тишине, позволяя выдохнуть после незапланированного кросса по вагону. Мы прибываем на станцию, которую я тут же узнаю, но про которую вспоминала недавно только единожды. Родная Миура встречает ветром, ласково приглашает вздохнуть и закрыть глаза, откинув голову назад. Я застреваю на перроне в такой позе на минуту, переваривая произошедшее. Инуи неловко переминается, дёргая руками за лямки рюкзака, словно ему вновь пятнадцать.

— Если ты не читаешь мысли, то я не знаю, как объяснить то, что ты привез меня именно в Миуру. — хлопает глазами и натягивает улыбку, пожимая плечами. Едва ли станция изменилась за эти несколько лет, в отличии от меня. Бросаюсь к нему на шею, крепко прижимая к себе. — Спасибо. Мне это было нужно.

Он расспрашивает о Миуре, но не рассказывает сам, как связан с ней, из-за чего я злюсь и пихаю его локтем в бок на всём нашем пути в ближайшую забегаловку, где можно было бы согреться. Изначально ласковый бриз стал резать острыми ножами лицо, вынуждая прятать руки в карманы. Не особо примечательная идзакая не выделяется интерьером, но здесь тепло и, наверное, вкусно. Мы заказываем комплексный обед, наслаждаясь мисо супом и жаренным во фритюре тунцом. И, может из-за компании, а может из-за какого-то детского нетерпения, это было лучшим, что я пробовала.

Пока Инуи оплачивал обед, я натягивала еще одну кофту под толстовку, чтобы точно не замерзнуть. Небольшая поездка на автобусе, в которой Сейшу стоит сзади, положив ладонь на мою руку, сжимающую поручень. Маяк из моего детства стоит все так же, омываемый поднимающимися волнами, а я просто хочу расцеловать парня за то, что вытащил меня в беззаботные времена. Мы отходим чуть подальше, прямо к небольшому холму, лишь бы не намочить обувь. Инупи достаёт яркий плед, который расстилает на траве, смешанной с песком, пока я, обхватив себя руками, завороженно смотрю на устремленный в небо маяк.

— Мы планировали съездить сюда, родители, я и Акане. Но потом случилось то, что случилось и они забыли, что не только сестра хотела сюда. Я тоже хотел. — разворачиваюсь, смотря на сидящего Сейшу. Коленями становлюсь на плед, неловкими движениями подвигаясь к нему.

Руки обхватывают его плечи, притягивая к себе, пальцы устремляются к волосам и проходятся по прядям. Он глубоко вздыхает, утыкаясь куда-то в районе рёбер, кольцо из рук оказывается на талии. Хочется дать ему выговориться, не торопить, только лишь утихающий ветер и цитрус в фолликулах его волос.

— Не могу забыть о ней. Вспоминаю каждый день, виню себя, терплю вид её обгоревшего тела в кошмарах, попутно утопая в повседневности. Поэтому я подумал, может приезд сюда поможет? — оставляю поцелуй на его губах, ожидая, когда он успокоится. Слова были излишними, поэтому пальцы продолжали перебирать пряди волос. — Я в порядке, не волнуйся. Не хочешь тоже высказаться? Заливу, мне.

— Я не знаю, сейчас я чувствую себя… нормальной? Рядом со мной люди, которые меня поддерживают, все проблемы медленно сходят на нет и единственное, что останется, это экзамены через пару месяцев. — я слезаю с него, садясь рядом, сгибаю ноги в коленях и обхватываю их руками. Солнце медленно начинает заходить за край, появляясь из-за облаков и даря окружению потрясающий розовый цвет. — Единственное, что я сейчас боюсь — то, что все придёт в норму, и мне не понравится. Я боюсь, что каждый последующий день будет похож на прошлый, и я потону в этой петле.

— А если этот день будет сегодня? — он отзеркаливает мою позу, солнце окрашивает ожог на его лице в яркое пятно. Я толкаю его в плечо, не размыкая ладоней на своих ногах, смеюсь и все же подлезаю, оказываясь в кольце его рук. — Все будет в порядке. Знаю, что мои слова не истина в высшей инстанции, но это так. Просто дай себе время и помни, что тебе не нужно справляться со всем в одиночку.

— Только в этом случае. — мне неудобно, но ощущение, что дарит мне Сейшу, сильнее дискомфорта, поцелуй между линией волос и ухом сильнее дыры в груди. — Спасибо, Сейшу.

***</p>

sound: palms trax — outflight