14. the thousand things i could tell you (2/2)

Мотаю головой, смотря на каток, но его рука не позволяет сбежать. Он тащит меня за собой, завязывает мне шнурки, смотря снизу вверх. Сжимает мои дрожащие то ли от холода, то ли от страха, руки. Слышу тихий шёпот и фразу «верь мне», которая острым кончиком гвоздя впивается в мой мозг, а я собственноручно забиваю его молотком. Стою на льду более, чем неуверенно, цепляясь за его руки как за спасательный круг. Роллердром с Юзухой — одно дело, там у меня не было возможности случайно отрезать себе палец, каток с Риндо — совершенно другое. Но он же попросил верить ему. А я до дрожи в кончиках пальцев хотела это делать.

Он едет спиной вперёд, тянет меня за собой, пока я неуклюже пытаюсь отталкиваться от скользкого льда. Мои попытки кажутся жалкими и ничтожными, как и я сама, впрочем, но Рин ни слова не говорит о моих навыках в катании, хотя сам едет так, будто родился с коньками вместо ступней. Он отпускает мою правую руку, всё ещё держа левую, при этом перестраиваясь и держась рядом. Мы едем медленно, в отличие от других людей в плотном потоке, из-за чего я слышу маты в свою сторону.

Холодный воздух проникает в лёгкие, а я начинаю приспосабливаться, хоть и думаю только о том, какой ногой нужно оттолкнуться только сейчас. Левой, правой. Левой, правой. Левой, правой. Азарт увлекает меня и я сама увеличиваю скорость, а Хайтани снова подстраивается под меня. Я больше не смотрю на свои ноги, рассматривая весь каток и людей, отталкиваюсь чисто интуитивно. Останавливаюсь у бортика, чтобы перевести дыхание, он делает так же, становясь подле меня.

— Где ты так научился? — Рин поправляет очки, приближается к моему лицу, оставляя горячий влажный поцелуй. Обхватывает мои щёки ладонями, начиная покрывать лицо короткими поцелуями. Лоб, нос, подбородок, каждый сантиметр кожи. Зарывается носом в место между шеей и ухом, опаляя его таким же горячим дыханием, вызывая во мне смех. — Ну ответь, мне же интересно.

— Детская несбыточная мечта. Занимался с пяти до семи лет, даже программу откатал на первое место. Грезил об «Олимпийсках играх». Не вышло, да и плевать как-то. — он пожимает плечами, кидая взгляд на детей в центре поля, кружащихся вокруг своей оси. Взгляд его на секунду тускнеет, но тут же возвращается ко мне. — А ты о чём мечтала в детстве?

— Выйти замуж за богатого мужчину. — Хайтани смеётся в ответ на мои слова, за что получает пинок в плечо. Я краснею, хотя мои щёки и так постоянно были такими во время холодов, но сейчас это явно было видно более отчётливо. — Не смейся, это не смешно. Теперь я хочу стать журналистом, потом получить работу в японском «Vogue», после – должность главного редактора, а вершиной станет то, что я сменю Анну Винтур так, как она сменила Грейс Мирабеллу. И никакой богатый мужчина мне не нужен. Я сама для себя им стану.

Показываю ему язык, отстраняясь подальше и начинаю уезжать, смущенная тем, что так просто вывалила на него свои наполеоновские планы, в которые не верила мозгом, но трепетно лелеяла в сердце с четырнадцати лет. Он догоняет меня, обхватывая руками за талию и разворачивая к себе, вновь целуя так, что ноги подгибаются.

— Если так хочешь, то станешь. Ммм, а причёску сделаешь такую же убогую как у Винтур? Тебе бы пошло. — он смеётся, я вновь замахиваюсь на него, но он ускользает, как и ускользает моё время. Я пытаюсь дотянуться до него, но он смотрит на меня так раздражающе насмешливо, что скрипят зубы.

Пытаюсь угнаться за ним, а Рин даже не старается, стабильно держа между нами расстояние в полтора метра. Я делаю рывок, хватая его за рукав куртки, но он тянет меня на себя, а я забываю о том, как тормозить, наезжая на него и сбивая с ног. От разбитого меня спасает его тело, на которое я падаю, крепко сжимая глаза от неприятного предвкушения болезненного падения. Открываю сначала один глаз, потом второй, Риндо поднимает голову, смотря на меня с раздражением.

sound: samtozi — love’s gonna get you killed

— Прости. — я смеюсь, начиная расцеловывать его лицо также, как это делал он. Краем глаза замечаю отсутствие людей, мужчину, кричащего нам уходить и дать возможность лёдозаливочной машине сделать своё дело. Пропускаю его слова мимо ушей, стряхивая со лба Хайтани маленькие крошки льда. Оставляю последний поцелуй на губах, смотря прямо в глаза. Он всё также смотрит на меня в ответ с раздражением. — Люблю тебя.

— Что ты сказала? — его раздражение меняется на удивление, которое не останавливает меня от того, чтобы встать и поспешно ретироваться, чтобы не вызывать гнев у работника катка. Нелепо торможу перед выходом, поднимаюсь по небольшой лестнице слишком долго, поэтому вижу бледные руки Рина на перилах по бокам от себя. Он загоняет меня в угол, игнорируя взгляды окружающих. Смотрит на меня широко раскрытыми глазами, словно маленький котёнок. — Не хочешь повторить?

— А ты плохо услышал? — он сжимает мои руки, а я устало вздыхаю. Повторить то, что я сказала на эмоциях было сложно, я ощущала себя Сизифом, толкающим камень на гору. Облизываю губы, поднимая голову и смотря прямо на него. — Сказала, что люблю тебя. Теперь услышал? Я помню, как сама говорила, что это громкое слово и не отказываюсь от этого. Хоть миллион раз могу сказать. Люблю, люблю, люблю..

Он прерывает мои миллионные «люблю» поцелуем, поднимая мою голову ещё чуть выше за подбородок, раздвигает мои губы, проникая языком.

— Любишь? — спрашивает он, отстраняясь на секунду и снова примыкает к губам, ловя мои вздохи. Глупо. Больно. Я всхлипываю сквозь поцелуй, потому что это не входило в мои планы, это рушило их к хуям. Идиотка. Ощущаю слёзы на щеках, он тоже их ощущает, потому отстраняется, вытирая их пальцем. — Ну и почему плачешь?

— Потому что люблю. — он целует меня в лоб, не требуя объяснений, тянет в раздевалку, снимая коньки. Мы не говорим о моём признании, просто молча идём к метро, сцепляя руки в замок. Он держится за мою руку сильнее, чем я за его, а возле входа в метро нехотя отпускает её. Мы прощаемся, ощущаю его взгляд на затылке, пока не скрываюсь за дверью.

Выждав пять минут иду обратно, только в противоположную сторону. Тянусь рукой за сигаретами, щёлкаю зажигалкой, смотря на высокое здание заброшенного уже как год боулинга. Внутри темно, я слышу как хрустит под ногами разбитое стекло, как ветер задувает в открытые ставни. На крыше мрачно и прохладно, я сажусь на парапет, наблюдая за людьми внизу. Бегут и разбегаются, подобно муравьям. Достаю телефон, находя диалог с Риндо с сообщение, окоченевшими пальцами набирая ему «спасибо за прощальное свидание. люблю тебя».

Сегодняшний день показал мне, что я бы могла жить с этой паранойей. Но соль в том, что я не хотела. Не хотела ждать удара в спину каждый день, не хотела, чтобы родные мне люди становились убийцами. Лучший убийца — ты сам. Я слышу звук десятка входящих сообщений, но не реагирую на них. Сажусь на парапет, сгибая ноги в коленях и опираюсь на них головой. Вижу, как небо окрашивается в розовый.

Закат солнца, конец жизни, я не хотела, чтобы так было. Слышу как временные песчинки в огромных часах сыпятся, не давая мне шанса, осталось совсем капелька. Мне было жалко маму, она ни о чём не знала и даже не подозревала. Чифую наверняка разрыдается как маленький ребёнок, особенно, когда увидит запакованный на день рождения подарок на моей кровати.

Риндо забудет через месяц. Эмма и Юзуха.. наверное, последуют примеру Чифую. Никто из них не был моим препятствием на пути к желаемому, а предвкушение даже приносило извращённую эйфорию. Я глупо улыбалась, смотря на людей внизу, впервые за это время ощущая полное спокойствие в душе и голове. Будто паранойя, принявшая моё обличье, была довольна таким исходом событий. Она гладила меня по волосам, проводила эфемерными пальцами по лицу, подталкивая к краю. Она больше не протыкает меня насквозь, не шепчет безумные идеи, она ласковая, с мягкими руками. Прекрасная. Идеальная. Моя.