Экстра: шидзе больна (1/2)

Шидзе была больна. В далекой глуши не было качественных лекарств, но по рецептам учителя шисюну удалось приготовить несколько настоек, подхватив которые, Лянь-Лянь отправился к комнате девушки. Одной рукой неся увесистый поднос с несколькими чашами, Лянь-Лянь старался ступать так тихо, как только мог. Это было его личной тренировкой и давней любимой игрой: пройти по скрипучим деревянным полам так, чтобы никто не услышал. Даже для того, кто словно самого себя изучил доски пола, эта задача была трудна и Лянь-Ляню то приходилось вставать на мысок, то на боковую часть стопы, то вовсе изящно перепрыгивать особо опасные места.

Вскоре юноша добрался до комнаты, так и не издав ни одного выдавшего его звука. Лянь-Лянь был очень доволен собой и хотел похвалиться, но замер под дверью, услышав тихие голоса внутри. Сев на корточки, сквозь приоткрытую дверь Лянь-Лянь заглянул в комнату. Как и прежде Ши шидзе бессильно лежала в кровати, но рядом с ней устроилась Хэ шидзе, непонятно когда вернувшаяся. Видимо, девушка отправилась сюда, даже не поздоровавшись — и Лянь-Лянь мог понять почему. Он тоже беспокоился за Ши шидзе, которая в последние дни вовсе не могла подняться с постели.

Покачав головой, Лянь-Лянь хотел подняться и войти, но неожиданно в комнате Хэ шидзе подалась вперед и аккуратно поцеловала Ши шидзе в лоб. Лянь-Лянь видел, что бледные губы девушки растянулись в легкой улыбке, а тонкая рука легла на бедро Хэ шидзе, чуть сжимая ткань. Ши шидзе сказала что-то, но так тихо, что Лянь-Лянь не расслышал, и снова слабо улыбнулась. Хэ шидзе ответила коротко и опять поцеловала: сначала в лоб, затем в прямую переносицу, веки, впалые щеки и, наконец, болезненно-алые, словно занимающаяся на горизонте заря, губы. Ши шидзе улыбалась, но ее глаза чуть увлажнились, напоминая нежные лепестки цветов персика, омытые дождем. Даже Лянь-Лянь посчитал, что этот вид невероятно прелестен, а Хэ шидзе вовсе склонилась к ней, обнимая за талию и пряча лицо в груди. Ши шидзе ласково гладила девушку по спине и что-то говорила — и в их мирной идиллии, конечно же, не было места Лянь-Ляню.

Поднявшись, юноша упер взгляд в пол и пошел обратно, стараясь не дышать от усердия. Если бы его услышали на пути сюда, он бы чуть расстроился проваленной тренировке, но если заметят сейчас и уличат в подглядывании — всем будет неловко. Лянь-Лянь давно знал, что между шидзе не совсем сестринские отношения, но они никогда не хотели открыто рассказать ему этого, а он не рвался спрашивать, поэтому застать их за подобными нежностями было бы грубо. Однако, хотя никто не говорил этого Лянь-Ляню прямо, иногда он думал, что никто и не хочет эти отношения скрывать — с некоторых пор Хэ шидзе совершенно открыто выражала свое расположение сестре по ученичеству, при любом удобном или не очень случае помогая и поддерживая ее, а Ши шидзе отвечала на это смущенной радостью и в иные моменты ее ясный взгляд задерживался на талии, груди и бедрах девушки. А сколько раз по утрам Лянь-Лянь находил Ши шидзе в чужой постели — в самом деле, он был бы невероятно глуп, если бы ничего не понял.

Размышляя над этим, Лянь-Лянь забавлялся. Интересно, было ли это забавной шуткой судьбы, что из четырех учеников учителя шидзе влюбились друг в друга, а он — в шисюна? Лянь-Лянь подозревал, что с небес учитель не стал одобрять бы этого, но, несмотря на легкое чувство вины, сдаваться не собирался и лишь мог просить прощения у старика при редком посещении родового храма. Каждый раз там Лянь-Лянь тяжело вздыхал и каялся: но что он мог поделать, если шисюн такой невероятно очаровательный? Мучаясь без сна долгими ночами, Лянь-Лянь с ярым юношеским упрямством пытался найти хоть один недостаток в образе шисюна, но каждый раз вспоминались лишь забавные мелочи. Да, он бывает язвителен и груб, но никогда не станет шутить с теми, кто не заслужил такого отношения. Он может быть злопамятен, но не станет вредить кому-то из любопытства или скуки. Иногда в нем просыпается ревнивая мелочность, однако каждый раз это настолько очаровательно мило, что Лянь-Ляню требуется вся его выдержка, чтобы не пищать от восторга, словно юная девица, и не зацеловать это чуть надутое высокомерное лицо.

Заплутав в своих мыслях, Лянь-Лянь не сразу заметил возникшую перед ним фигуру и чуть не врезался в крепкую грудь. Юноша оступился бы, но шисюн аккуратно подхватил его под руку и удержал. Лянь-Лянь уже достиг конца коридора и его тренировку можно было считать успешно завершенной.

— Что ты делаешь? — ласково спросил шисюн. Заметив настойки на подносе, которые Лянь-Лянь так и не отдал, он вопросительно изогнул изящную бровь.

— Я хотел отнести лекарство, но шидзе там… — Лянь-Лянь чуть покашлял, смущаясь произносить какие-то обозначающие отношения девушек слова, но не спеша освобождать свой локоть из нежных рук шисюна. — Вернулась Хэ шидзе и я мог помешать. Я подумал подойти еще раз, топая погромче, чтобы они успели… услышать.

— Заниматься таким в храме, — покачал головой шисюн, отпуская руку чуть разочарованного Лянь-Ляня. В его голосе не слышалось раздражения, а во взгляде, который он бросил на Лянь-Ляня, сквозила игривость. — Лянь-эр видел что-то, что не должен был?

— Вовсе нет, — рассмеялся Лянь-Лянь, но чуть напряженно. — Нам нужно отнести лекарство, отнести его, пойдем скорее.

И сам, круто развернувшись на пятках, вернулся к комнате, боясь, что по его лицу шисюн поймет все его мысли — и истово надеясь на это.

Когда Лянь-Лянь после короткого стука вошел в комнату Ши шидзе, девушки уже сидели на приличном расстоянии друг от друга: только рука Ши шидзе, что раньше лежала на бедре Хэ шидзе, едва заметно поглаживала одеяло, будто надеясь вновь найти приятное тепло чужого тела.

— Шидзе, я принес лекарство! — гордо сказал Лянь-Лянь, оставляя настойки на низком столике и помогая девушке подняться. Последние дни она чувствовала себе невероятно слабой и не имела сил даже подняться с кровати, потому Лянь-Лянь взялся за первую чашу, намереваясь покормить девушку, но из его рук лекарство ловко забрала Хэ шидзе. Лянь-Лянь понятливо и одобряюще ей кивнул.

Хэ шидзе аккуратно зачерпнула ложку прозрачной настойки и поднесла ее ко рту Ши шидзе. Девушка с легким вздохом открыла рот и проглотила лекарство, однако тут же ее красивое лицо скривилось:

— Так горько! — пожаловалась она и на светлых глазах выступили слезы, окропив пушистые ресницы.

— Я точно следовал рецепту, — безразлично сказал шисюн, пришедший с Лянь-Лянем, но замерший в дверях. Он наблюдал за происходящим спокойно, но в его чертах Лянь-Лянь мог различить искреннее беспокойство и от этого понимания сердце юноши переполнялось любовью и нежностью.

— Хэ-цзе, мне полагается что-нибудь вкусное после этой гадости? — жалобно спросила Ши шидзе и Хэ Сюань лишь укоренившейся в костях привычкой держать лицо смогла контролировать свое выражение. Сказанные тонким голосом и с просящим выражением слова были не иначе, чем откровенным флиртом, но, кажется, Ши Цинсюань в эту фразу ничего такого не вкладывала и выглядела лишь действительно расстроенной горечью лекарства. Хэ шидзе сглотнула вязкий ком в горле и строго ответила:

— И в чем тогда польза лекарства, если ты его заешь? Терпи, не маленькая.

— Хэ-цзе… — протянула Ши Цинсюань и Хэ шидзе поставила бы свой прах на то, что это слезливое выражение и огромные прекрасные глаза все же флирт, если бы знала девушку чуть меньше. Она действительно не осознавала, как выглядит сейчас — но легче от этого Хэ Сюань не становилось.

— Это нужно, чтобы выздороветь, — сказала Хэ шидзе, набирая новую ложку. Ши Цинсюань недовольно поджала губы, выглядя так, будто ее мучают и смертельно обижают, и Хэ Сюань все же не смогла сдержать предательской нежности, просочившейся в голос. — Давай, Цинсюань, тут всего пара ложек.

— Второе лекарство наверняка вкуснее и пахнет приятнее, — поддержал девушку Лянь-Лянь и общими уговорами Ши шидзе все же открыла рот, позволив накормить себя. Ее лицо снова скривилось и она бессильно откинулась на поддерживающего ее Лянь-Ляня. Демоны в комнате неуловимо напряглись.

Ши Цинсюань была облачена лишь в нижние одежды алого оттенка и, когда она опустила голову на плечо Лянь-Ляня, низкий воротник сбился, обнажая белые ключицы и изящный изгиб плеча. Волосы девушки растрепались и неопрятно вились, обрамляя лицо, а выражение, застывшее на нем, было просящим и слабым — эта сцена вдруг стала отдавать весенней свежестью и неуместными подтекстами. Однако лишь ее главные герои ничего не замечали.

— Ну-ну, все пройдет уже очень скоро, — утешал Лянь-Лянь, поглаживая шидзе по волосам. Он говорил тихим голосом, мягко успокаивая ее и вскоре Ши шидзе действительно будто повеселела.

— Лянь-Лянь, хотя бы ты сжалишься над этой обиженной судьбой слабой заклинательницей и принесешь ей чего-нибудь сладкого? — нагло спросила девушка слабым голосом, поднимая на Лянь-Ляня просящий взгляд. — Так хотелось бы османтусового пирожного… Или жженого сахара… Или, может, эрпа<span class="footnote" id="fn_32723866_0"></span>?

К концу фразы голос Ши шидзе заметно оживился и Лянь-Лянь коротко рассмеялся. Он вдохновленно сказал:

— Тогда я сделаю несколько рисовых пирожков с бобовой пастой!

Юноша резво поднялся, а на лице Ши шидзе отразилась тревога и смущение. Она, конечно, любила Лянь-Ляня всем сердцем, но все же была слишком больна сегодня, чтобы есть его стряпню. Пока девушка думала, как поскладнее отказаться от его щедрого предложения, Хэ Сюань сказала:

— Просто принеси тростниковых конфет, — спокойно сказала она. — Я оставила пакет на кухне.

Лянь-Лянь чуть поджал губы, но он честно оценивал свои способности к готовке, а потому кивнул и поспешил на кухню. Однако даже в спешке проходя мимо шисюна он не забыл одарить его яркой улыбкой.

Хуа Чэн чуть выглянул в коридор и, дождавшись пока Лянь-Лянь скроется за повтором, обернулся к девушкам. Не став тянуть, Хэ Сюань коротко спросила:

— Ты выяснил, что с ним?

— Естественно, — раздраженно выдохнул Хуа Чэн. Расслабленное выражение, что озаряло его лицо рядом с Его Высочеством, пропало без следа, но у Хэ Сюань не было сил злиться на это. Она едва сдерживала себя от беспокойства.

Хуа Чэн, однако, будто не чувствуя напряжения, неторопливо подошел к окну и любопытно выглянул на улицу, рассматривая скромный пейзаж. Он не выглядел озабоченным и с одной стороны это успокаивало, но больше раздражало.

— Градоначальник Хуа, — осторожно начала Ши Цинсюань. — Это ведь не человеческая болезнь?

— Это вообще не болезнь, — отозвался Хуа Чэн. — Просто меридианы Повелителя Ветров не выдерживают энергии вокруг.

— Хах, я уже давно не Повелитель, не нужно меня так называть, — смущенно отозвалась Ши Цинсюань, но Хэ Сюань не обратила внимания не неуместное имя. Она, стараясь не показывать беспокойства, продолжала выпытывать:

— Что это значит?

Хуа Чэн хитро взглянул на Хэ Сюань и этот взгляд даже на непривычно молодом лице был отлично знаком девушке. Она раздраженно выдохнула и сказала, стараясь сохранить тон голоса ровным:

— Ладно, проси что хочешь, буду должна, только хватит тянуть.

— Хэ-цзе, не нужно, это же я… — начала было Ши Цинюань, но Хэ Сюань грубо прервала ее:

— Ты вообще лежи молча, бестолочь. Даже за своими меридианами присмотреть не можешь, еще Небожительница называется, — но несмотря на грубость слов, ладонь Хэ Сюань ласково легла на скрытую стеганым одеялом ногу девушки, успокаивающе поглаживая. Ши Цинсаюнь вовсе не обиделась:

— Ну так низвергнутая же… — игриво надувшись, отозвалась она.

— Тошнит от вас, — кисло улыбнувшись, сказал Хуа Чэн, но тут же стал серьезным, начав объяснять: — Именно в том и проблема, что Ши Цинсюань низвергли. Ее меридианы открыты, словно у Небожительницы, но энергии в них нет и нет никакой защиты от сил извне. А рядом постоянно два сильных демона, которые даже в человеческих формах извергают темную ци. Ши Цинсюань словно фарфоровая чаща, из которой вылили воду и вместо нее влили раскаленную лаву. Некоторое время чаша будет держаться, а затем треснет и разобьется. Это случается рано или поздно со всеми низвергнутыми Небожителями.

— Но как же Его Высочество? — чуть понизив голос, спросила Ши Цинсюань. Ее кажется, весть о возможной кончине совсем не тронула.

— На гэгэ после низвержения были особые проклятые канги, что блокировали его силы, но и защищали от всех внешних сил, — покачал головой Хуа Чэн. Готовясь запечатать силы Его Высочества больше десяти лет назад, он прочел все известные труды и легенды о духовных силах, отличиях демонов и небожителей, строении меридиан и многих других вещах. Он страшился как-либо навредить гэгэ, накладывая канги, а потому учился так усердно, что если бы сейчас назвался вторым самым разбирающимся в этой теме существом, никто не стал бы первым.

Не было ни одной причины не верить ему, потому Хэ Сюань едва заметно нахмурилась, переводя взгляд на Ши Цинсюань. Из-за болезни ее тело казалось еще тоньше и бледнее, будто под воздействием мировых сил, сил самой Хэ Сюань, девушка медленно таяла. Однако на ее лице до сих пор не отражалось страха, будто она не понимала происходящего, в чертах даже словно притаилось что-то вроде… предвкушения?

— Что можно сделать? — спросила Хэ Сюань, вновь оборачиваясь к Хуа Чэну. Демон не успел ответить, когда его прервала Ши Цинсаюнь.

— А что тут можно придумать? Раз уж это участь всех низвергнутых богов, не думаю, что могу противостоять ей, — легко говорила она, словно рассуждала о досадной неприятности, а не собственной смерти.

— Закрой рот, — строго прервала ее Хэ Сюань. — Это не конец.

— Хэ-цзе, ты и так много для меня сделала, не нужно еще и ввязываться в это, — просящее сказала Ши Цинсюань, придвигаясь ближе и беря девушку за руку. — Кто знает, что… — она бросила взгляд на Хуа Чэна и неловко продолжила: — …на что придется пойти, оно того не стоит.

— Ты слышишь, что говоришь? — прищурившись, процедила Хэ Сюань. — Сдохнуть захотела?

Эти слова должны были быть резкими, но Хэ Сюань, кажется, разучилась осаживать одним лишь голосом и в нем появились непрошенные испуганные нотки. Ши Цинсюань улыбнулась и, опустив взгляд, тихо ответила:

— Ну, разве к этому не должно было прийти… с самого начала?

Хэ Сюань замерла, не зная, что ответить. Ей хотелось кричать и спорить, ударить это красивое лицо, чтобы вбить в него немного сознательности, а где-то глубоко-глубоко в душе — плакать. Она не могла ничего сказать, не имела права сейчас жалеть и утешать Ши Цинсюань после всех грубых слов, что сказала ей когда-то.

И все же демоны были невероятно упрямы, а Непревзойденные вовсе не умели отступать. Легкая паника на лице Хэ Сюань быстро сменилась привычным безжизненным выражением и там, где она не могла проявить нежность, послышалась строгость.