Экстра: история с червяком (2/2)
— Думаешь, ее это удивит? — фыркнула Хэ Сюань, с совершенно несвойственной ей язвительностью подначивая ребенка. — Вот если бы ты его съел…
— Лянь-Лянь не думает, что его можно есть, — задумчиво ответил мальчик, снова смотря в свои ладони. Хэ Сюань надеялась, что предложение вызовет у маленького Высочества хоть толику брезгливости, но он лишь искренне рассуждал. — Он, наверное, не вкусный и проглотить его будет сложно.
— Вовсе нет, — сказала Хэ Сюань и протянула руку к червяку. Ловким движением она подцепила мясистое тельце и забросила в рот, тут же проглатывая. Под пораженным взглядом Лянь-Ляня девушка открыла рот, показывая, что он пуст. Чувствуя странное удовлетворение от растерянности, что появилась на правильном лице маленького Высочества, Хэ Сюань бросила: — Но на вкус действительно так себе.
— З-зачем ты… — пробормотал Лянь-Лянь, продолжая держать пустые ладошки «лодочкой». Хэ Сюань сдержанно оскалилась, понимая, что ведет себя глупо, но не имея сил остановиться.
— А что такого? Я была голодна.
— И все же не стоит тащить в рот всякую гадость, — неожиданно сказал Лянь-Лянь, кладя одну руку на бедро Хэ Сюань и пачкая землей ее черные одежды. С лица мальчика пропала растерянность и появилось лишь искреннее беспокойство. — Он был грязным и мог быть ядовитым. Хэ шидзе будет жалеть…
— И без тебя знаю, — Хэ Сюань резко сбросила чужую руку с бедра и поднялась. В голове бились тревожные мысли — что же она творит. Все это так глупо и так неправильно, переживания о происходящем так глубоко засели внутри, что даже невинные слова неосознающего себя ребенка теперь кажутся упреком. Хэ Сюань глубоко вздохнула и выдохнула. Она ужасно запуталась, а путеводный свет ненависти, за которым она так яро следовала, давно потух и даже пепелище остыло. Вокруг стало очень холодно, ужасно темно и одиноко.
На легком ветру, что еще только готовился стать зимней стужей, желтые листья слив лениво облетали: к рыжей, словно шкура лисицы, листве игриво примешивались кроваво-красные листья рябины, что росла в углу двора. На черном камне дорожек эти листья казались кровью в темной воде, но уже не было бурного потока, что отнесет их в Диюй<span class="footnote" id="fn_32596704_0"></span>. Этот яркий ковер сгниет и исчезнет под снегом, грязный и жалкий, и никто никогда не узнает о том, о чем он сожалел.
— Хэ шидзе… — протянул Лянь-Лянь, дотрагиваясь до подола Хэ Сюань, но в этот момент из храма раздался голос учителя.
— Лянь-Лянь, — на пороге показался сухой старик и, стоило ему увидеть мальчика рядом с Хэ Сюань, его брови чуть нахмурились. Однако небожитель не дал воли своим мыслям: он спокойно приблизился, на ходу отчитывая Лянь-Ляня. — Разве я не говорил тебе оставаться на заднем дворе? Почему ты опять убежал и одежда… — учитель взглянул на испачканные вещи мальчика, его руки и лицо и выдохнул сквозь зубы: — Где ты успел так запачкаться?
— Лянь-Лянь просто играл, а потом… — начал оправдываться мальчик, пока учитель пытался отряхнуть его одежду, но быстро замолк под строгим взглядом. — Лянь-Ляню очень жаль.
— Ты… — старик выдохнул и, поднявшись, подтолкнул Лянь-Ляня к храму. — Я не пущу тебя к ужину в таком виде. Переоденься и умойся: я проверю.
— Хорошо! — счастливо отозвался Лянь-Лянь и, последний раз взглянув на Хэ Сюань, вприпрыжку отправился внутрь. Учитель вздохнул и покачал головой, переводя взгляд на замершую рядом девушку. Он язвительно изогнул бровь:
— Хочешь остаться на ужин?
— Слишком много чести, — отозвалась Хэ Сюань, и старик хмыкнул. По его лицу явно было видно, что он думает о до сих пор сидящей тут Хэ Сюань. Обычно любые взгляды и слова, даже более оскорбительные, Хэ Сюань игнорировала, но сегодня бурлящее внутри раздражение отчаянно стремилось найти выход и девушка бросила: — Все еще прислуживаешь, как я погляжу?
Она думала, что после этих слов ее забранят и выгонят, но учитель вдруг взглянул на нее спокойно и серьезно. В его лице не было ни привычной язвительности, ни злобы, когда он, уходя, сказал:
— Я хотя бы имею смелость говорить с тем, с кем хочу говорить.