Запрещено распивать алкоголь в Облачных Глубинах (1/2)

Вначале Лянь-Лянь нервничал и не был уверен в своем вольном решении поддержать неожиданное застолье, но несколько чаш расслабили его и вернули на лицо довольную полуулыбку. Вино оказалось легким и цветочным, отдающим фруктовыми нотками, что покалывали язык ярким вкусом первые мгновения и раскрывались неожиданными оттенками позже. В качестве закусок Шэнь Цзю купил кисло-сладкую курицу, жаренный с овощами рис и пухлые вонтоны на пару, маслянисто сияющие гладкими боками. Сначала такой выбор блюд показался Лянь-Ляню странным к сладкому вину, но пряности и фруктовые нотки неожиданно идеально уравновешивали друг друга — у Шэнь Цзю явно уже был опыт в такой сервировке. Кроме прочего закуски казались еще вкуснее после диеты Гусу: в какой-то момент Лянь-Ляню, который спокойно относился к острой пище, даже показалось, что его язык забыл все иные вкусы, кроме пресного — таким ярким получился контраст.

За вином разговор шел легко и приятно. Даже Лю Цингэ, который всем своим видом не одобрял происходящего, но все же пил, разговорился и рассказал заинтересованно кивающему Лянь-Ляню о нескольких техниках боя своего пика. Юноша слушал с искренним интересом, иногда несдержанно перебивая друга, чтобы рассказать что-то из своего богатого опыта сражений. Язык Лянь-Ляня развязался очень быстро, в хмелю он ощущал себя свободным и открытым, а также становился упрямым. Там, где на трезвую голову юноша отказался бы спорить или не стал заводить лишнего обсуждения, сейчас он готов был горячиться и возражать. Однако к сожалению, или к счастью, Лю Цингэ оказался плохим спорщиком, а Шэнь Цзю, на которого вскорости переключился Лянь-Лянь, лишь снисходительно кивал и соглашался со всем, что говорил юноша.

Молодые люди обсудили лекции и занятия, ученики хребта Цанцюн рассказали несколько забавных историй, от которых Лянь-Лянь хохотал до слез, Ло Бинхэ поделился слухами, что гуляли по Облачным Глубинам. Через одну палочку благовоний на улице совсем стемнело, погасли фонари и пропали редкие спешащие куда-то адепты. Лю Цингэ, устроившись на коленях Шэнь Цзю, сладко засопел. Во сне его миловидное лицо выглядело беззащитным и потерянным, и лишь губы чуть изгибались в едва заметную улыбку, когда Шэнь Цзю перебирал тонкими пальцами черные пряди волос. Юноша довольно улыбался и выглядел самым трезвым из присутствующих, но остальных это ничуть не смущало. Вскоре Шэнь Юань и Ло Бинхэ принялись играть в пальцы<span class="footnote" id="fn_32582764_0"></span>, а Шэнь Цзю непринужденно обратился к Лянь-Ляню.

— Так как прошло сегодняшнее занятие с Хангуан-цзюнем? — вяло спросил он, покачивая в руке чашу с вином. Лянь-Лянь улыбнулся:

— Все прошло славно. Он показал несколько техник и научил меня пользоваться ими. Это немного сложно, но ничего, — Лянь-Лянь вдруг вспомнил свою глупую мысль, что посетила голову в середине занятия, и хихикнул. — В любом случае мне не нужно иметь много ци.

— Почему же? — удивился Шэнь Цзю. Ци была основой сил заклинателя и тем, что означало силы, но Лянь-Лянь так не думал и потому довольно прищурился.

— У шисюна много ци, — довольно сказал он, будто то было его личной заслугой. Шэнь Цзю ухмыльнулся:

— Даже так, не может же Хуа-сюн ходить со своим шисюном вечно.

— Почему? — удивился Лянь-Лянь и тут же откровенно добавил: — Это было бы отличным поводом.

Шэнь Цзю не знал, что на это ответить, потому лишь растерянно улыбнулся. В его глазах застыли интерес и восхищение: пусть и с помощью вина, но он впервые в своей жизни видел человека, так честно и открыто говорящего о своих чувствах и ничуть их не смущающегося. «Исполнен любви и потому могу действовать с мужеством истинного воина», да? Шэнь Цзю не знал, чего больше в этих словах: обезоруживающей наивности, или настоящей смелости.

А-Юань поднялся, чуть покачиваясь, и следом за ним вскочил Ло Бинхэ. Он выглядел чуть менее пьяным, но медовая кожа щек все равно потемнела от прилившего шального румянца.

— Мы выйдем немного подышать, — сказал Шэнь Юань, твердо направляясь ко внутреннему дворику.

— Только не шумите, — бросил Шэнь Цзю, не поднимая головы.

Лянь-Лянь проводил ушедших взглядом, чувствуя, что в комнате достаточно свежо, чтобы не испытывать неудобств. Однако закончить эту мысль в горячей от выпитого голове Лянь-Лянь не смог, так как снова раздался голос Шэнь Цзю.

— Хуа-сюн говорил, что уже нарушал запрет на вино… Может, он нарушал и иные?

— Может, — улыбнулся Лянь-Лянь и несдержанно хихикнул. Он откинулся назад, заведя руки за спину и посмотрел на Шэнь Цзю: несмотря на позу, этот взгляд был «сверху-вниз». — На моем пути совершенствования слишком много глупых запретов и когда я уверился, что хочу сменить его, стало трудно сдерживать себя. К тому же соблюдение пути влияет на количество ци, а это мне вовсе безразлично. Некоторое время назад, после вознесения учителя, я хотел… попробовать все.

— И неужели шисюн позволял? — ухмыльнулся Шэнь Цзю. Лянь-Лянь покачал головой.

— Конечно нет. Но у меня есть Ши шидзе и Хэ шидзе — с ними мы проворачивали много всякого, — Лянь-Лянь подался вперед, облокачиваясь на стол, и его глаза наполнились теплом, словно медовый янтарь напитался утренним светом. — Хэ шидзе обычно отвлекала шисюна, а мы с Ши шидзе проказничали. Шисюн не то чтобы… он вовсе не строг, но сама атмосфера тайны и чего-то интригующего мне очень нравится.

— Тогда Хуа-сюн должен быть в восторге от татуировок на ногах, — фыркнул Шэнь Цзю и Лянь-Лянь снисходительно улыбнулся его словам.

— Шэнь гунзцы так обеспокоен моими делами, — тепло, без доли издевки сказал юноша. — Мне повезло познакомиться с тобой. Со всеми вами.

Шэнь Цзю поймал его взгляд — теплый и немного сонный. Лянь-Лянь сидел, чуть согнув спину, и его изящные руки тянулись к почти приконченному кувшину, но выглядел он при этом все одно неуловимо утонченно. Шэнь Цзю привык видеть возвышенных бессмертных своей школы, и обычно их описывали как журавлей и фениксов смертного мира, но Лянь-Лянь вовсе не был похож на высокомерную птицу. Он выглядел поразительно живым со своими алыми щеками, несколькими прядями, что выбились из прически и блестящими от жира закусок губами. Его взгляд был подернут туманным омутом, словно долина Персикового Источника на рассвете, когда очаровательные пейзажи скрываются за чувствительной дымкой. Гибкие руки Лянь-Ляня с тонкими запястьями и едва заметными мозолями от меча в ложбинке рядом с большим пальцем двигались мягко, но уверенно, пока он наливал себе еще вина, а спина и талия, несмотря на общую расслабленную атмосферу, были подтянуты и крепки.

Шэнь Цзю придвинулся чуть ближе, аккуратно поддерживая голову спящего Лю Цингэ и спросил, чуть понизив тон голоса:

— Почему Хуа-сюн все еще обращается ко мне так официально? Разве друзья общаются так?