Эпизод 1.1. Адская темница (2/2)

— Давай поступим проще, — я стараюсь вырвать-выкрутить руку из захвата, но чем пуще рыпаюсь — тем больнее сжимают левое запястье, а там и плечо. Успеваю провернуть кисть и подготовленный кинжал опускается по первые фаланги безымянного и мизинца вместо указательного и среднего. И едва не глохну от собственного крика, отдавшего звонким эхом от каменных стен. — Прости, подружка.

Ко лбу прикасаются два пальца — перед глазами будто гасят свет. Снова. Второй раз прихожу в себя, лёжа на полу одной из свободных тюремных камер. Раненая рука покоится на груди, чёрная рубашка успела пропитаться кровью. Сначала приходит наивная мысль, что всё это — ужасный сон, что сейчас проснусь и окажусь в своей кровати, дома, но нет. Глубоко вдохнув и зажмурившись, стараясь не скулить от боли, принимаюсь перевязывать раненые пальцы карманным платком. И на этом мои полномочия заканчиваются. Поднявшись с ледяного пола, пошатываясь, хромая, расхаживаю по замкнутому пространству, бурча что-то себе под нос — чем-то напоминаю себе раззадоренного тигра, готового броситься на всё живое, хотя на самом деле всего лишь пытаюсь согреться и размяться.

— Ты всегда, когда нервничаешь, становишься слишком наглой? Предпочитаешь сразу показывать норов? — змееподобно ехидничает подошедший мужчина. Со зрением дела плохи, но и имеющегося хватает, чтобы определить хотя бы это. Внимание обращается на чёрные, как смола, глаза без белка и четкого зрачка. — Сейчас ты похожа на дикого мустанга.

Пару секунд на обдумать, на сориентироваться и я опознаю американский английский — акцент не похож ни на британский, ни на любой другой родственный. Приходится поднапрячь настасканные извилины, чтобы сменить языковую пластинку с русско-румынским, перемкнувшую в церкви.

— Вам, похоже... — неосознанно начала на русском, но коротко откашлявшись, переключилась на английский. — Нравится измываться над попавшимися под руку, — произношу ровно и громко, чуть не рыча, и останавливаюсь в центре тюремной камеры, сцепив руки за спиной. Умение скалиться и плеваться ядом в ответ в разгаре спора всегда при мне. Другое дело, что эту возможность следует использовать в исключительных случаях. В большинстве своём предпочитаю придерживаться дипломатического подхода. — Зачем я понадобилась? Не хватает тех несчастных, которых вы, изверги, мучаете? В конце концов, что вы такое?! Кто?!

— Наверное, впервые вижу, чтобы человек так упорно сопротивлялся предстоящей участи. Я — демон, а ты — в Аду, деточка, — протягивает черноглазый, с видом заучки, ногтем отшкоблив что-то с одного из металлических прутьев, разделяющих нас двоих от его нескромной персоны. — Жалко, что ты не ангел, да? Да и это тебе бы не помогло. Поймёшь, когда встретишься с одним… У тебя лишь кольцо, от которого, ох, не волнуйся, ты скоро избавишься. Тебе остаётся дождаться вердикта Асмодея. И тебе везёт, он сейчас немного занят.

В ответ — молчание. Мне нечего сказать, нечего противопоставить услышанному. Демоны, Асмодей… де-то я уже слышала это имя! И эти пленники, тянущие свои костлявые руки. Мне точно это не снится? Неожиданно демон переходит на русский.

— Что-то мне подсказывает, ты была бы хорошим солдатом. Горячая кровь в холодной, если не показательно, оболочке. Жалко, что ты всего лишь человек, — на тускло освещённом лице демона мелькает издевательская ухмылка. — А на чьей стороне… другой вопрос.

Не шелохнувшись, я продолжаю стоять напротив демона. Приходится терпеть глумление, раз попала в такой, как не говорится, просак. Взгляд блуждает по идеально пошитому чёрному костюму — только бы не сталкиваться с глазу на глаз.

— Только что был наверху, так там уже полночь, — чувствуется нескрываемый горький яд в голосе, хорошо воспринимаемый на слух. Демон разворачивается на пятках и, удаляясь, бросает напоследок: — Доброй ночи.

— Желаю, чтобы у тебя лопнула селезёнка, — гневно сплёвываю на румынском, зная, что он меня прекрасно понял.

Дальше хочется спросить себя только об одном: куда пропадает инстинкт самосохранения, когда он действительно нужен?.. Лютик<span class="footnote" id="fn_30324709_16"></span> очень вряд ли одобрил бы мой поступок: голосить, будучи в самом настоящем плену, — не самая лучшая идея. У смены не самые железные нервы. Старых синяков мало — набивают новые. И набивает их другой тюремщик, которого я успела взбесить одним лишь существованием. При всех попытках отбиваться, пара ласковых, в понимании черноглазого, пара лёгких ударов об стену — выход из игры.

— Если захочешь пойти по стопам пернатого засранца и ещё что-нибудь выдашь — отрежу язык! — ещё один, неизвестный и вовремя подоспевший демон подхватывает меня под руки, заставляют встать. Пропускаю слова мимо ушей. Не до сравнений с другими пленниками. Сама напросилась. Не отрицаю и не плачу. Да и на кой чёрт плакать? Горю не поможет. Как же всё болит. — Зашитые губы покажутся невинным уколом.

Демоны берут меня под руки справа и слева, толкают в спину, чтобы шла быстрее, как бы не извивалась, и приводят в просторный затемнённый зал, освещённый множеством свечей. Так освещены и многочисленные коридоры темницы. На помосте у резного трона стоит рослый мужчина в отвратительно белом смокинге, рядом — очередной несчастный пленник, в окровавленных и рваных лохмотьях. Потрёпанный, израненный, напуганный до трясучки. Не могу рассмотреть его в полной мере, но голубую субстанцию, которую мужчина в костюме, так ещё и, похоже, с грубыми шрамами на лице, вытягивает подобием шприца, сделанным из стекла, различить в силах. Нетрудно догадаться, что это, вероятнее всего, Асмодей. Много раз упоминаемый. Этот мудак воткнул его несчастному прямо загривок. В горле встаёт штык, а мои глаза прилипают на месте: помимо прочего, я каким-то образом могу разглядеть размытый силуэт потрёпанных крыльев — снова происки Кольца. Смиренно склоняю голову, впиваюсь взглядом в каменный пол. Спасибо, что я билингв<span class="footnote" id="fn_30324709_17"></span>, и понимаю, о чём они говорят.

— Благодарю, что привели её. Полагаю, голосистого соловья, и по совместительству — незапланированного наследника Соломона, следует сломать. Иначе… никак? — Асмодей, игнорируя присутствие посторонних, нарочито медленно снимает с себя пиджак, заворачивает левый рукав рубашки и вводит содержимое шприца себе. Внутривенно. И на его лице отражается высшая степень блаженства. — Ты всё равно не выдержишь больше пары дней, смертная, так что лучше покончить с этим быстрее, чем долго и мучительно страдать.

Даже не подходит рассмотреть находку. О, я не ослышалась, он хочет меня сломать. Продержат без воды и еды дня три? Или на одном куске хлеба да на стакане воды? Ведь люди слабы морально и физически.

— Если она в течение нескольких суток не скажет, как снять Кольцо, — смело умертвите. А теперь… оставьте меня».

Будто я виновата, что перстень выбрал меня в ответ. Откуда я могла знать, что всё так обернется?

Меня, как бездыханную куклу, одёргивают, заламывают руки за спину, ведут обратно по тёмному тюремному коридору. Я не думаю рваться бежать, потому что некуда. Даже не пытаюсь вообще что-то предпринимать, — едва стою, едва шевелюсь и едва иду. Хотя бы оставили в живых. Мне без разницы: умереть от голода и жажды или от заражения крови. И я словно не чувствую последствий от жёсткого удара спиной об пол. Внутренний агностик вновь дарит нехилую трещину в мировоззрении.

Настоящее Кольцо. Соломон в роли колдуна из легенд. Князь Асмодей. Настоящий Ад. Спрашивается, куда меня занесло? Никогда не мечтала о том, чтобы повторить судьбы путешественников по мирам. Тем более, одну из таких никчёмно-беспросветных.

──────── ⋉◈⋊ ────────</p>