4. Дневник памяти (1/2)
[Дан]
Теряю какие-либо надежды вернуть всё на свои места. Меня бесит моя беспомощность, неготовность справляться с одиночеством и тотальное опустошение. Впереди релиз песни, премьера клипа, а морально я не готов даже выйти из собственной квартиры.
Как же теперь наш дуэт? Отныне он, как и я, отложен в дальний угол. И никому не известно, настанет ли день, когда о нём вспомнят и стряхнут с него пыль. Всё в моей жизни оказалось под большим вопросительным знаком, который опустился так низко, что мне приходится биться об него головой.
Сидя на вершине Говерлы, которую мы должны были покорить вместе с Тиной, я осознал, что за все годы жизни мне не приходилось страдать столько, сколько в отношениях с этой девочкой. Сейчас я почему-то остро ощутил нашу разницу в возрасте, причём она кажется мне гораздо большей, нежели есть на самом деле. Эти цифры для меня никогда не имели особого значения, но сейчас я ощущаю себя стариком, который готов сидеть, свесив голову, хоть до конца своих дней, ожидая, пока моя взбалмошная Тина наконец-то накатается на своих качелях.
Я действительно бессилен перед её внутренними страхами. Но самое страшное — это знать, что я и есть один из её страхов. И в то же время эликсир храбрости.
Какой-то парадокс.
Вся эта поездка, которая, опять же, должна была быть нашей, ничем хорошим, кроме большей усталости, не отпечаталась во мне. Я загружал себя работой, не выходил на связь почти целый день и практически ничего не ел. И, если бы не мама, которая однажды выловила меня в сети и позвонила по видеосвязи, я бы и не заметил, как осунулся. Отшутился как-то, переводя тему, но из-за беспокойных глаз напротив я чётко решил, что мне срочно нужно брать себя в руки. Как было бы замечательно вновь вернуться в родной дом, поужинать в кругу семьи и уснуть в комнате, где до сих пор хранятся мои детские вещи, несмотря на переезды и ремонты.
Мне совсем не хотелось возвращаться домой. В холодный осенний Киев, который потерял все краски вместе с уходом Тины. Будучи уверенным в том, что этот город теперь принадлежит только мне и я нигде не пересекусь с ней взглядом, я не хочу оказываться в месте, где всё напоминает о ней. В Карпатах мне легче, конечно, не было. Помню, как мы планировали вернуться в полюбившееся нам место и обязательно преодолеть путь, который она когда-то прошла с Веней. Мы должны были оказаться на вершине горы, ознаменовать это тем, что преодолели все препятствия, держась за руки, но по итогу там оказались только я и некоторые ребята из команды.
Очень символично, однако.
В студии непривычно пусто, и, только глядя на часы, я понимаю, что приехал на полчаса раньше. Не помню, когда оказывался здесь в последний раз один на один со своими мыслями. Здесь всегда шумно, пахнет горьким кофе и достаточно уютно.
Разваливаюсь на диванчике, пролистываю ленту, вновь и вновь натыкаясь на видео с «Голоса». Я прекрасно понимаю их, но в последнее время я чертовски устал видеть перед собой картинку, которая в реальности рассыпалась мне под ноги на миллион ярких бусинок, которые так противно впиваются в кожу. Блокирую телефон и позволяю себе прямо в обуви закинуть ноги на мебель. Мой пульсирующий мозг сразу же подкидывает воспоминание, отчего приходится зажмуриться и тяжело вздохнуть.
Открываю дверь, а передо мной на стуле сидит Тина, поедая какую-то булку. Эта негодяйка закинула ноги на стол, демонстрируя мне свою новую коллекцию одежды. Не знаю, на что смотреть: на обтянутые чёрными колготками ноги или на язык, подхватывающий с губ капельку варенья. Смотрит на меня, улыбается с набитым ртом, а я стою как вкопанный, не понимая, как после всего увиденного можно с ней работать.
— А Вы куда такая красивая собрались, Тина Григорьевна? — подхожу ближе, упираясь рукой в спинку стула. Слышу тихий смешок и сам улыбаюсь ещё шире.
— Один известный певец предложил дуэт записать, — кладёт свою булочку на стол и нарочито медленно перекидывает ногу на ногу, — ты не будешь ревновать?
— Если ты пойдёшь к нему в этом, — опускаю свободную ладонь на её коленку, так удобно оказавшуюся прямо под моей рукой, и провожу выше, направляясь к бедру, — то я тебя никуда не пущу, и тебе придётся записывать песни со мной.
Она закусывает губу, когда мои пальцы пробираются под край её теплого платья-худи и сжимают кожу, покрывшуюся мурашками.
— Не заводись, съешь булочку, — стреляет глазками, заливаясь смехом, а мне совсем уже не смешно. Она прекрасно знала, как моё тело реагирует на подобные фокусы, и поэтому специально не стала переодеваться во что-либо более удобное после съёмок.
— Stand up, любительница хлебобулочных изделий, — разворачиваюсь, направляясь к двери, и слышу за своей спиной вопрос, тонущий в удивлении. — Будем твои калории сжигать.
Щёлкаю замком, пряча нас от всего мира, благодаря себя за то, что предупредил ребят о том, что нам нужно побыть наедине. Тина вскакивает со стула и направляется ко мне.
— Не смотри на меня так, — хлопаю её по попе, подталкивая к дивану. Как мне теперь снимать с неё эти колготки и длиннющее платье?
Решаю отчитать её за это в следующий раз, а пока прижимаю Тину к себе и наконец-то целую. Она обвивает мою шею своими руками, и я наклоняюсь ещё больше, чтобы она не завалилась на своих каблуках на стоящий рядом диван. Понятия не имею, как этот ребёнок выглядит рядом со мной со стороны, но она совсем не по-детски кружит мой язык и протяжно стонет, взрывая все мои нервные окончания.
Выгибается в спине, запускает пальцы в волосы, и я уже не понимаю, кто здесь сгорает от желания больше: я или она. Сжимаю в кулак ткань платья на талии, а второй рукой провожу по ноге, подхватывая под коленкой.
Не понимаю, как мы оказываемся на диване, лишь успеваю следить за тем, как дрожащие в предвкушении пальцы помогают мне развязать бантик, чтобы распахнуть эту конструкцию. Стоило бы для начала протестировать эти худи на удобство, а только потом уже выставлять на продажу. Тина, словно услышав мой монолог, тут же принимается целовать меня. Руки тянутся к оголившемуся участку кожи, губы спускаются на шею, пока Тина откидывает голову и усаживается на моих коленях поудобнее.
— О, Дан, ты уже здесь, — мне приходится открыть глаза и поздороваться со своим звукачом, уверяя себя в том, что я ещё вернусь к этому воспоминанию, от которого меня оторвали на самом интересном месте.
Мы обсуждаем с ним работу, съёмки в Карпатах, где он тоже был, и не замечаем, как собираются все остальные. В компании, состоящей из одних мужчин, мне не хватает Тины, которая всегда смешила нас и являлась центром внимания. Она заполняла собой всё пространство, окутывала каким-то теплом, и у меня даже не возникало мысли о том, что ей стоит вести себя немного сдержаннее. Не буду врать, я ловил несколько горячих взглядов от своих музыкантов в её сторону и приподнятые брови девчонки, которые всегда говорили больше, чем она сама.
Поначалу она смущалась посторонних лиц, боялась подходить ко мне близко и держала пионерскую дистанцию. Смущалась, когда из-за моих танцев забывала текст песни прямо во время записи, извинялась миллион раз и просила начать сначала. Знала бы она, что я специально сбивал её с толку, — она бы записала свою партию где угодно, но только не в моей студии.
Я настолько зарядился рабочей атмосферой, что по приезде домой решил не тосковать на балконе, как обычно, а сделать последние правки касательно клипа. С годами заниматься продакшеном мне стало гораздо интереснее. Столько возможностей для реализации своего творческого потенциала в исполнении песен не представляется.
Упираюсь взглядом в ноутбук и тяжело вздыхаю. Работа, в которую было вложено столько смысла, стала камнем преткновения, и теперь мне даже не хочется показывать её своим друзьям, не то что всему миру. Задумываюсь о том, что сдаться в этой ситуации — самое простое. Я всё так же её люблю. И даже в старости, с ней или без неё, я хочу вспоминать, как был счастлив, когда всё моё сердце принадлежало одной светловолосой девочке.
Тина отрывается от изучения моих губ и вновь кладёт голову на мою грудь. Опускаю подбородок на её макушку и окончательно расслабляюсь. Пальцы кружат по Тининому позвоночнику, пока девочка делится впечатлениями от просмотренного фильма. Улыбаюсь, когда она начинает тараторить и путаться в словах. Хотел бы я так же сидеть с ней у камина через тридцать лет.
— Представь, как это классно пронести свою любовь через столько лет, — тянет в задумчивости, рассматривая языки пламени перед нами. Приподнимается, чтобы поправить сползающий с меня плед, а затем смотрит в глаза, в которых отражаются искры. Смотрит так нежно и трепетно, что я теряю счёт времени, как, видимо, и она.
Прокручиваю в голове мысль о том, что нам с ней определённо нужен своего рода дневник, как у двух пожилых людей в недавно просмотренном фильме, в котором мы могли бы оставить какие-то детали из нашей жизни, и ничего лучше, чем запечатлеть нашу историю в клипе к новой песне, я не придумываю.