Глава IV. Вечная ничья (2/2)
— Не мог бы. Ещё вопросы? — коротко бросаю я, не отрываясь от занятия. Почему-то способ не срабатывает. Возможно, я не туда тыкаю, конечно…
— А я полагаю, что вам придётся, — голос становится твёрже, а затем очень близко раздаются шаги.
Я нехотя оборачиваюсь. Выяснить, что это тот же самый тип, с которым мы двадцать минут назад разминулись в квартале отсюда, неприятно. Преследовал, значит. Я раздражён. Я вообще не намерен сейчас драться, даже палкой — рука всё ещё болит, а с одной шансов у меня немного. Как не готов и объяснять, что именно мне нужно от этих дверей. Поэтому я открываю было рот, чтобы высказать этому зануде всё, что о нём думаю. Но пока собираюсь, он делает ещё пару шагов — и тогда свет от уличного фонаря наконец падает на его лицо.
И тогда моё сердце останавливается — так надолго, будто я действительно умер. Тоже умер. Потому что я оборачиваюсь, открываю рот, но вместо чего угодно на свете прямо перед собой, на безумно знакомые восемь с половиной сантиметров ниже, вижу тёмно-карие, почти чёрные радужки глаз. И тогда я застываю на месте, не в силах даже пошевелиться — потому что этого вообще не может быть. Ничего из этого.
— Эй, вам плохо? — мой невольный собеседник моментально меняет тон с вызывающего на сочувствующий и берёт меня за предплечье, несильно сжимая. — Сердце? Может, скорую?
Определённо надо. Всегда полагал себя довольно крепким, но такая череда событий никак не могла положительно повлиять на моё здоровье. Я сейчас в обморок грохнусь, как нервный подросток, и пиши пропало.
— Нет, спасибо, — хриплю я из последних сил, которых у меня, к тому же, нет. Если бы он не держал меня, я бы, наверное, упал. — Прошу прощения за странный вопрос, могу я узнать ваше имя?
— Если это вам хоть как-то поможет, мне не жалко. Меня зовут Джеймс, — охотно представляется он. — Джеймс Мориарти.
***
Участок крошечный и очень светлый, так что в первые несколько минут мне больно даже приоткрыть глаза. Джеймс ведёт меня за руку, как ребенка, и в конце концов усаживает на стул. Я покорно сажусь. И почему только любые проблемы в моей жизни в последнее время начинаются с того, что мне обязательно слепнуть от яркого света?
— Мне придётся оформить правонарушение, хотя, технически, со вчерашнего дня я этим уже не занимаюсь, говорит он, будто ему не интересно. — Но искать патруль в полночь не особенно хочется, да и вы наверняка торопитесь домой, мистер?..
— Стрэндж, — обречённо подсказываю я.
Возможно, я только что испортил другому себе репутацию. Или просто ухудшил. Или, может, ничего не изменилось, но я никак об этом не узнаю. В любом случае, сейчас этот парень скажет что-то вроде «о, так это вы», и…
— Полное имя, пожалуйста, — равнодушно уточняет Джеймс. — К вашему счастью, мы с вами не знакомы настолько хорошо, чтобы я его знал.
А вот это меня удивляет. Если судить по обрывкам информации, которые я так или иначе смог получить в последнее время, здесь я даже более известен, чем в моем варианте. Но он, полицейский, меня не знает.
Впрочем, это даже хорошо.
— Стивен Винсент Холмс, — говорю я, чувствуя себя школьником, отвечающим выученный урок. — Приятно познакомиться.
Как спать-то хочется. Но и надеяться, что он отстанет от меня как можно быстрее, я не хочу. В конце концов, это же Джим! Я буквально душу продал бы за то, чтобы снова его увидеть. Правда, теперь произошедшее на крыше напоминает дурной сон, а нынешние события — какую-то странную ролевую игру, костюмированный бал, где роли раздали заранее всем, кроме меня. Так и с ума сойти недолго.
— Вот что, мистер Стрэндж, — наконец говорит Джеймс, заканчивая писать. — Я никому не стану отдавать эту штуку или сообщать о вашем нарушении. Считайте, что выиграли в лотерею. Но это только потому, что я не уверен, что ещё могу этим заниматься. К тому же, сегодня отличная майская ночь, знаете, голова может пойти кругом… Уверен, на самом деле вы и не думали делать ничего подобного.
Я только киваю — много-много раз подряд, как китайский болванчик. Сегодня лотерейный билет оказался выигрышным, но, если следовать этой аналогии и дальше, выиграл я центов пятьдесят. Потому что кроме отсутствия административки никаких других плюсов не видно. Вдобавок шок, ватная голова, не сильная, но ноющая боль в ноге и боку сразу, грядущие объяснения с Лестрейдом, ноль магии…
— Надеюсь, вы рады, — заканчивает Джеймс. — Иначе мне было бы попросту обидно. В конце концов, я же тут, по сути, закон нарушаю ради вас.
— О, я очень рад, — соглашаюсь я, очень надеясь, что не разучился держать лицо, когда вру. — Спасибо. Вы спасли мне вечер.
Вот. Вот этот взгляд. До этого момента я думал, что больнее некуда, но после моих слов Джеймс смотрит на меня хитро, будто исподлобья, но в то же время с улыбкой. Меня будто молнией простреливает.
— Вас ведь есть кому забрать? — тем временем говорит он, ничего не подозревая. — Можете позвонить. Или, если хотите, я со стационарного наберу, только номер продиктуйте.
Я вздрагиваю. Со своей жизнью любой из меня может делать что угодно, но портить её кому-то ещё — ну нет уж. Они такого не заслужили. А если Джеймс сейчас позвонит Лестрейду с местного телефона, у второго могут быть проблемы. Я толком не в курсе, как именно это работает, но лучше перебдеть.
Поэтому я только качаю головой, достаю пока ещё незнакомый телефон и отчего-то довольно долго пытаюсь отыскать нужный номер. Хотя в итоге оказывается, что это не так уж и сложно. Должно быть, у местного меня тоже отвратительная память на номера, потому что в контакты уже вбиты три набора цифр: «мама», «Кристина» и ужасно патетичное «любимый». О, Кристина — это прекрасно, тем более, что я точно знаю, о ком именно речь. Надо будет позвонить ей, но не в первом часу ночи, а прямо сейчас мне явно нужен третий номер. Жуть какая.
Гудки не длятся долго. Лестрейд берёт трубку практически моментально, а затем, выслушав мои путаные объяснения и с горем пополам переданный адрес участка, обещает приехать как можно скорее. Наверное, это должно меня утешить. Но, положив телефон обратно в карман и поймав на себе открытый изучающий взгляд Джеймса, вместо спокойствия я чувствую тяжёлую необъяснимую тревогу.