7. уродливые стадии принятия (2/2)

— Нет, хорошо, что ты выжил. Это было правильно. Ты больше ничего не мог сделать.

Ибо отчаянно цепляется за него и впервые за всё время спрашивает:

— Ты не оставишь меня, правда? Ты ведь ничего такого не задумал?

Что ответить на это? Сяо Чжань отвечает без слов — губами, языком, руками, и в самом деле не оставив ни единого крошечного участка кожи, к которому бы не прикоснулся. Он поглаживает пальцами брови Ибо — удивительные тёмные брови на бледном лице под каскадом разноцветных волос, проводит языком по скулам, зацеловывает шею — уже зная и нажим, и жёсткость, чтобы на следующий день отметины внушали ему странную гордость и мучительное собственническое чувство, которые нет ни душевных сил, ни особого смысла анализировать.

НаХлет затихает в клетке, а Ибо — в его объятиях, и только тогда Сяо Чжань понимает, что так и не ответил на заданный ему вопрос.

***</p>

Сяо Чжань помнит о том, что его просили не рисковать, да он и сам не стал бы. Особенно теперь, когда Ибо рядом с ним изумлённо любуется на причудливые формы, созданные звёздной пылью и звёздным ветром вокруг Унургуните. Ибо проводит у обзорного экрана почти всё свободное время, сидя на полу и рассеяно поглаживая свернувшуюся у него на коленях в калачик наХлет. Иногда Сяо Чжань сидит рядом, обнимая Ибо за плечи, и наблюдает. Не за звёздными процессами — за десятилетия в космосе он на них насмотрелся, и не за полярным струйным течением, рисующим во тьме диковинные узоры, а за Ибо — его печальной сосредоточенностью, напряжением в чертах лица и языке тела, тревожным окрасом блестящих волос. Беспокойные пальцы теребят шёрстку наХлет, которая словно впала в спячку и совершенно ничего вокруг не замечает. Сяо Чжань осторожно забирает животное у Ибо, который смотрит на него потерянно, но отдаёт.

Поместив спящую наХлет в клетку, Сяо Чжань корректирует протокол и возвращается к Ибо. Хорошо, что рядом нет обитаемых планет, думает он, обнимая словно окаменевшее тело, растирая чужие холодные руки.

Сверхновые второго типа прекрасны. Уродливо то, что они несут — разрушение и смерть. Но разве можно их винить в том, что такова природа Вселенной?

Сяо Чжань и Ибо сидят у обзорного экрана несколько часов, наблюдая за тем, как ударные волны разносят звёздное вещество. В какой-то момент корабль колеблется, и Ибо буквально цепенеет.

— Мы далеко, — успокаивает его Сяо Чжань. — И защищены экранами. Не думаешь же ты, что я бы подверг нас опасности?

Ибо медленно поворачивает голову и внимательно его рассматривает, как будто видит впервые. Возможно, в каком-то смысле так оно и есть, думает Сяо Чжань. Только что Ибо видел первую в своей жизни вспышку сверхновой. Это не может не оставить след.

— Звёзды тоже хрупкие, — говорит Ибо, а Сяо Чжань усмехается и обнимает его крепче. Ты сильнее, думает он.

Они сидят там ещё долго, так долго, пока не засыпают.

***</p>

После этого Ибо всё чаще спит спокойно по ночам и своими беспокойными метаниями не будит наХлет, не тревожит Сяо Чжаня. Смятение иногда прокрадывается в его сон накануне естественного пробуждения, выработанного годами чёткого суточного графика, что был исковеркан необходимостью подчиняться корабельному расписанию и стандартизированным для Наблюдателей суткам. Тогда Ибо застывает, напрягается и начинает дрожать мелкой дрожью. Так, не просыпаясь, он продолжает сражаться со своими страхами, к которым, возможно, прибавляются новые, и, скорее всего, с болезненными, высеченными в подсознании воспоминаниями. Сяо Чжань в полусне протягивает ему руку и всего себя, лишь бы помочь перейти от кошмара к яви, в которой самое страшное уже случилось и осталось позади.

Ибо по-прежнему не говорит о своей погибшей планете, но то здесь, то там обронит пару слов о своей прошлой жизни. Так Сяо Чжань узнаёт, чем он занимался (учился в академии с очень сложным названием на технической специальности, связанной с эксплуатацией водоёмов, гонял по местной пустыне на трёхколёсном внедорожнике и подрабатывал организатором детских спортивных мероприятий), с кем жил (с друзьями в некоем подобии общежития), что любил, кроме очень вредных конфет из белого лакричника Ни (салаты из свежих овощей и пряной зелени, по которым, видимо, теперь очень тоскует). Он не говорит о семье, но Сяо Чжаню почему-то кажется, что однажды Ибо сможет рассказать и об этом.

Сяо Чжань наконец выясняет возраст Ибо и с облегчением выдыхает: тот по всем параметрам взрослый. Но его продолжает терзать мысль, что Ибо потянулся к нему от безысходности и отсутствия другого выбора, но что такие мысли сказали бы о его собственных мотивах? Поэтому Сяо Чжань предпочитает не зацикливаться на этом. Он никогда не жил одним сегодняшним днём и считал подобное поведение глупостью, но, возможно, каждому однажды такое суждено?

Теперь почти каждый раз Ибо просыпается лишь корабельным утром от медленно включающегося над койкой света и тихой музыки, служащей будильником. Они оба слегка вспотевшие, расслабленные и возбуждённые.

Ибо целуется голодно, жарко. Трётся всем телом, а его волосы насыщены белым и розовым. Сяо Чжань уже понимает, что это цвета возбуждения и чего-то ещё, того самого странного удовлетворения, с которым Ибо засыпает, прижавшись к нему, оплетя всем собой, словно боясь отпустить. Куда бы ушёл Сяо Чжань с корабля в чёрном безжалостном космосе? Ибо потерял слишком многое, напоминает себе он, нельзя допустить ещё больше потерь теперь, когда к ним обоим постепенно приходит принятие.