Глава 45. Травы жизни и смерти (1/2)
— Голубая трава? — Наташа нахмурилась. — Как в песне? В «Легенде о воронах»? Но ведь это же сказка! — И прикусила язык, поняв, какую глупость сморозила. Дурочка, сама ведь с июля живёт в какой-то чёрной сказке белой зимы<span class="footnote" id="fn_30721687_0"></span>!
— Да. — Дорохов пропустил бесполезные увещевания и продолжил: — Но не ковыль. На него, как ботаник, вы могли подумать. И не разрыв-трава. Действие схоже, но голубая трава — совсем другое.
— А что она делает? И что такое эхиноцистис? На самом деле. — Наташа поёжилась, глядя на выглядывавший то тут, то там эхиноцистис за окном.
Здесь он не смотрелся чем-то чужеродным. Не как в «Тайге». Наташа вспомнила, как ползучий сорняк на стационаре затягивал большие паутинные сети, остатки старых, давно непаханных полей, вытеснял все другие травы, даже крапиву и копоплю. Легко, словно прикосновение закрученных усиков вселенца, кольнула мысль, что рядом с этим растением всегда становилось жутко, словно его не должно быть здесь. По крайней мере, в таком количестве. Вселенец вселенцем, жизненной силы много, но именно в эхиноцистисе тогда ещё студентка Наташа нутром чувствовала присутствие жуткой не-жизни.
— Эхиноцистис — смерть-трава, она вытягивает энергию из всего живого. Если где-то заведётся эхиноцистис, он медленно уничтожит местных духов и всех остальных. Поэтому некроманты часто насылают его на противников. Есть много других заклинаний и обрядов, но смерть-трава — самый верный способ. Потому что снять проклятие может только тот, кто его наслал. Так было с Тайгой. И отмываться я буду долго, несмотря на заступничество матери. Ведь за каждый проступок подии расплачиваются годами жизни. Чем больше дел натворили, тем дольше живут. А совсем негодяи становятся чудями белоглазыми. Гасящий не пускает в посмертье, пока всё до песчинки не отработают. Или кто-то не убьёт. — Дорохов невесело усмехнулся, обнажив золотые зубы.
— Почему бы не проклясть им Яхонтова? — выпалила Наташа и испугалась самой себя. Как она могла желать кому-то смерти? Что с ней? И что ещё за чудь белоглазая?
— А зачем? — Дорохов пригладил бороду. — Сразу понятно, у кого достанет сил наслать смерть-траву на такого могущественного ветрогона. А подиям проблемы с маниями не нужны. Сторонники Мала убьют меня, Мал тоже долго не задержится в срединном мире — проклявший-то отправился в пещеру Гасящего, откуда извлечь его никаким образом невозможно, потому что подия. — Он усмехнулся. — И начнётся затяжное противостояние маний и подий, которое навредит всем. Дичкам и ведуньям в том числе. А мы чтим сестёр по Матери.
— Так значит, вы мне не поможете, — тихо вздохнула Наташа и отодвинула тарелку с пахлавой, которой снова стало вдоволь. — Не убивать Яхонтова, а защититься!
— Помогу, — веско произнёс Дорохов. — Но сначала не перебивайте и послушайте очень внимательно. И нет, это не лишняя информация, а жизненно необходимая в вашем случае. То, что вы увидели у портрета моей матери — ваши дела, я даже спрашивать не буду. — Он на миг замолчал, а затем продолжил: — Кроме смерть-травы существует жизнь-трава. Она создана богиней зимы и плодородия Мореной вместе с духами природы. Все забывают, что Морена может не только забирать жизнь, но и дарить её, отводить беду.
«Как мама», — подумала Наташа, вспоминая Ольгу. В душе мелькнула надежда, что, быть может, та знает, где растёт голубая трава, что поёт ночью и днём...
А Дорохов продолжал:
— Голубая трава способна разрушать любые цепи и открывать любые замки. С ней возможно обойти любую преграду и, как я уже сказал, отвести беду. Ныне голубая трава почти позабыта, её весьма сложно отыскать. И резать надо обязательно золотом — только оно способно рассечь стебли, сотворённые Мореной. Использовать пучок можно один раз, а много травы и не нарежешь, ведь золото — очень мягкий металл.
— И где же мне искать голубую траву? — Наташа вся подобралась, затаив дыхание.
Она не знала, надеяться ли, верить ли в чудо, но, чёрт возьми, так хотелось! Сердце неистово билось, норовило вот-вот выпрыгнуть из груди. Быть может, наконец-то победа! Она отвадит Яхонтова от своей семьи, заставит убраться с её родной земли!..
— В горах Алтая. — Дорохов пристально поглядел на Наташу. На миг ей показалось, что точно так же, с тенями в глубине зрачков, смотрит Илья, но наваждение пропало. — У одного из озёр. Точнее, увы, сказать не могу, ведь знаю ту же легенду, что и вы. Чтобы получить подробности, вам необходимо поговорить с Тайгой. Она старше всех духов природы и многое помнит.
Наташа слушала Дорохова и чувствовала, как с каждым произнесённым им словом, рушились только что воздвигнутые воздушные замки надежд. На Алтае тысячи озёр и десятки хребтов. Как понять, какое их них — то самое?
— Когда созреете, я отведу вас к Тайге, — заметив её побледневшее лицо и расстроенный вид, произнёс Дорохов. В его голосе даже как будто отозвалось участие! — Со мной она говорить не станет, но с вами — да. Она скучает без ведуньи.
— Почему Тайга назвала вас отродьем предателя? — Наташа понимала, что исчерпала все лимиты вопросов, но не могла удержаться. — Мережка показала...
— Потому что мой предок — княжич Дарах, покорился маниям, — ответил Дорохов. — Помните отца-подию из «Легенды о воронах»? Это был княжич Дарах. Некромант. Как и его сестра Дария, вместе с которой они правили Княжеством подий Алтын-тобрак. После её смерти он сдался. По легенде у Дараха было три дочери. Младшую отдали князю-ворону, у средней не было законных потомков, следы бастардов теряются в истории, а вот от старшей пошёл род Дороховых.
Наташа нервно усмехнулась. Выходит, сравнение Павла Константиновича с дальним родственником было не так уж далеко от истины.
Пока Дорохов говорил, она слушала, как завороженная и не чувствовала усиливавшейся дурноты. Но сейчас отмахнуться от того, что ей плохо, больше не получалось.
Сердце билось неровно, отдаваясь медленным гулким эхом в ушах. Пальцы покалывало, босых ног, утопавших в персидском ковре, она не чувствовала. Дышать было трудно, словно воздух сгустился, перед глазами плавали мушки, а в ушах шумело.
— Мне плохо... — едва ворочая языком, прошептала Наташа, прежде чем мир начал стремительно меркнуть, погружаясь во тьму. Не в силах сидеть, она завалилась на бок, но не упала с дивана: Дорохов успел подхватить её.