Глава 11. Сомнения (1/2)

июль, 2021 год, «Лосиная Курья» </p>

― Так, подожди! ― Наташа замотала головой, глядя на Катю. ― Получается, что Лена беременна от Ильи Николаевича? Но ей же под шестьдесят! Тогда почему она выглядит на двадцать восемь? Куда делись прожитые в лисьем облике года? Чёрт, что я несу!..

Наташа слушала неспешный рассказ Кати и словно проваливалась в повествование. Бегала с Романовой по осеннему лесу, жалела Баринова и видела вернувшуюся из долгового плена Лену Усольцеву.

― Думаю, Кощей принял во внимание раскаяние Баринова, ― отозвалась Катя. ― И вообще время, прожитое под проклятием, течёт иначе, ведь именно Кощей тасует колоду душ. А Матушка-Земля всё же помнит о своих ведуньях.

― Но это ведь сказка, Катя! Ты сама говорила, что это всего лишь байка, дурацкая сказка. Ведь Баринов просто сошёлся с молодой студенткой, которая от него залетела, но поехала с ним. Ведь да ведь? ― Наташа с надеждой посмотрела на Катю.

Сейчас сказка «Лосиной Курьи» казалась полным бредом. Если папиного чёрного шамана ещё можно было притянуть за уши и объяснить традициями шорцев и телеутов, то рассказ Кати вообще не укладывался ни в одну более-менее знакомую Наташе мифологию.

― Ты задала вопрос, я ответила. Если тебе не нравится ответ, это не значит, что он ― враньё, ― произнесла Катя.

― Да пошли вы все в задницу! ― вскочила со скамейки возле стола на берегу Наташа. ― То Ярослава Ростиславовна загадками говорит, то Адам с ума сходит, теперь ещё и это! ― Она схватила тяжёлую гербарную папку и быстро отправилась к домику, надеясь, что там никого не будет, и удастся подумать.

Наташу трясло, она почти рыдала, пока перекладывала несчастный пальцекорник. Казалось, все сговорились, чтобы свести её с ума. Наташа не понимала, почему её так расстроил рассказ Кати. Быть может, потому что напомнил одну из множества сказок, которые баба Даша рассказывала ей по вечерам. Отложив растения, Наташа зажмурилась.

Она хорошо помнила свою бабушку ― Евдокию Панкратовну Нехлюдову, умершую, когда Наташе было десять лет. Баба Даша жила в пригороде Карасукска Тополинском и, насколько Наташа знала, всегда одна. Она помнила, как любила гулять с бабушкой по лесам на окраине Тополинского. Они собирали лекарственные травы, и баба Даша уже тогда хвалила внучку, как хорошо у той получается обращаться с растениями. Наверное, именно бабушка стала человеком, который привил маленькой Натуне любовь к ботанике.

― Глядите, тётка Евдокия свою наследницу учит! Новая ведуха!

Наташа вдруг вспомнила кусочек раннего детства: они с бабушкой идут вдоль железной дороги, а их окликнул полусумасшедший пастух, живущий на отшибе с двумя не менее странными сёстрами.

― Учу, Федька. ― Баба Даша строго поглядела на стушевавшегося дурачка строгими изумрудно-зелёными глазами. ― А ты бы за бычком лучше следил: пропорет вашей рыжей бурёнке бок, и пиши пропало.

― Погляжу, Евдокия Панкратовна, погляжу! ― Федька скрылся за плетнём, а бабушка вздохнула и, крепко взяв Наташу за руку, повела её домой.

Бабушку часто называли ведуньей и прибегали к ней, когда что-то случалось. Скотина ли заболевала, камни в почках у почтальонки обострялись, младенца ли сглазили ― все бежали к тётке Евдокии, а та помогала, чем могла. Вкусности и мелкие ответные услуги в доме не переводились, а маленькая Наташа всегда была с бабушкой, изнывая от нетерпения, когда и она вот так же сможет ворожить.

― Чёрт, я опять додумалась до какой-то дряни! ― в сердцах воскликнула Наташа. Гербарий валился из рук, но пусть лучше он сгниёт, чем она сойдёт с ума от странных мыслей. Никогда не вспоминала детство, и вот память подкидывала сюрпризы. Уж не выдумала ли это всё Наташа? Или увидела во сне, а сейчас пробивается ложными воспоминаниями после рассказа Кати.

Наташу постоянно окружали занятные биологические истории. У родителей она была поздним и единственным ребёнком, хотя мама и папа её никогда не баловали. Да и баба Даша не сюсюкалась. Любила и постоянно водилась, чуть ли не всё лето, пока родители были в поле, но никогда особо не нежничала. Интересно, а как вёл бы себя дед, будь он жив? Наташа не знала деда Ефима, маминого отца, помнила только, что бабушка частенько вздыхала в ветреную погоду, а в бескрайнем поле иногда замирала и прислушивалась, как шелестят травы. Интересно, что ей шептал ветер? Или кого она надеялась в нём увидеть?

Понимая, что скоро отъедет кукушкой, Наташа кое-как перебрала гербарий, как попало подвесила сетки сушиться под потолком и легла на скрипучую кровать. Понятно, что после сна в жару будет болеть голова, но сейчас Наташа просто не могла выносить реальность. Будто в ней что-то растревожили, а успокоить никак не могли.

Ей снова снился лес. Тот самый туманный лес, по которому она бежала, глотая студёный воздух. Наташа чувствовала, осознавала, что гонится за кем-то. Что он где-то впереди, там, за частоколом елей и пихт, покрывающих белёсые склоны хребтов.

Луна смотрела на неё с чёрного неба, и Наташе мучительно хотелось, чтобы та отвернулась, а подкравшаяся с болотин беда отступила. Чтобы некто в тумане пожалел её, не бросал в тиши под шум листвы берёз и осин.

А луна катилась по небу, и в серебряном свете Наташа неожиданно различила за деревьями мельницу. Старую, покосившуюся ветряную мельницу, крылья которой перечёркивали небо, словно стрелы.

Туда, поняла Наташа. Бежать надо к мельнице. Хоть бабушка и рассказывала, что именно там водится всякая нечисть. Добежать, опередить катившееся по небу чёртово колесо луны, раздуть огонь, пока не пробило время, после которого на землю выходят навья<span class="footnote" id="fn_29075431_0"></span>. Несколько часов у неё ещё есть, пока неизвестно кто рыщет в тумане: зверь ли, человек ли, или шаман?

Колесо набирало разбег, Наташа ускорилась и в этот миг поняла, что не бежит, а летит. Не птицей, не как супермен, а как ветер. Что она сама ― часть колыхавшего листья ветра, поток воздуха, пропитывающий всё кругом. У неё не было крыльев, она просто обернулась ветром, как Катя лисой, и в этот миг ей было как никогда хорошо и страшно.

***</p>