Глава 4. Байка не у костра (1/2)

Заказной автобус, битком набитый вещами и оборудованием, переваливался на гравийном дорожном свёртке к деревне Лосевке. Июльское солнце стояло высоко, но тени уже густели, и свет казался приглушённым. По обочинам мелькали заросли ив, черёмухи и мостики через маленькие речки, а у водителя бормотало радио.

Наташа откинулась на спинку сиденья и посмотрела на дремавшего Адама. По привычке она проснулась рано и уже готова была отправляться: Ярослава Ростиславовна сказала, что они выезжают днём. Наташа думала, что речь идёт о времени до обеда, о чём сказала Адаму, а тот лишь усмехнулся, сообщив:

— Наташенька, Ярослава Ростиславовна ведь шорка. А у них, как у монголов, своё понимание времени.

Тогда она не поняла его, но когда автобус подъехал к назначенным пяти часам вечера, уже разделяла злость Инессы, раздражённо говорившей Айвазову:

— Мама от традиций пиздец не отходит. Для неё день — это когда светло, даже если солнце село. Как обычно бывало: мама, когда мы поедем? Завтра. Назавтра спрашиваешь ― то же самое, а она как попугай — завтра! Вот вам и национальная культура!.. У неё завтра вообще нихрена не следующий день...

Наташа готова была согласиться с Инессой, потому что поездка напоминала ей покатушки до родного научно-исследовательского стационара в Подбалясненской области, когда за рулём сидел гостеприимный пасечник дядя Витя. Выехать с ним утром означало приехать под ночь, а вечером — вообще через два дня, потому что сразу становилось жизненно необходимо переночевать у знакомых и проведать тётушку в соседней деревне, до которой три часа на машине, а потом столько же по болотной гати пешком.

Поэтому, когда автобус въехал в чистенькую и ухоженную Лосевку с разнотравными подстриженными лугами и белёным магазином, Наташа порадовалась, что они на месте. Коснувшись нагретого солнцем плеча Адама и еле поборов желание разбудить его поцелуем, она вышла из автобуса и огляделась. Пахло пылью, травой, мёдом и коровьим навозом, а невдалеке паслись каурые лошади и бараны.

После тряской дороги немного штормило, но сердце так и замирало от предвкушения поездки летним вечером по частично заброшенным полям, злаковым луговинам и берёзово-осиновому лесу, плавно перетекавшему в тайгу. Наташа успела почитать техзадание, просмотреть снимки со спутника, и душа ботаника трепетала от скорого прикосновения к родной черни<span class="footnote" id="fn_28626536_0"></span>. И как она раньше, во время лицейских летних школ, не понимала всей этой красоты?

Папа, Каргина, Громова и Айвазов с Инессой уже вытащили вещи, Адам успел проснуться и суетился возле них, перекладывая свои аккуратно упакованные и перевязанные верёвочками пожитки.

Только Наташа хотела спросить, где их транспорт, как главную улицу деревни огласили раскаты далёкого, но стремительного приближающегося рокота.

— Лягушонка в коробчонке едет, — ухмыльнулась Инесса, глядя на облако пыли, окутывавшее тёмно-зелёный «ГАЗ-66» с открытым кузовом, от которого с испуганно-возмущённым блеянием разбегались бараны. — Дави барашка, дядь Миш! — крикнула она, когда из кабины выпрыгнул и направился к биолого-геолого-археологической экспедиции невысокий, широкоплечий, улыбающийся до ушей большим ртом мужчина лет тридцати с копейками.

— Приветствую! — несколько картаво произнёс он. — Михаил Михайлович Романов, энтомолог<span class="footnote" id="fn_28626536_1"></span>.

— Миш, на биостанции всё в порядке? — поинтересовался Николай Фёдорович, пожимая Романову широкую загорелую ладонь. — А то мы, на всякий, аптечку полную захватили. Ты есть будешь? — Папа полез в пакет за бутербродами. — Перекуси, а то ещё два часа «шишигу»<span class="footnote" id="fn_28626536_2"></span> гнать по буеракам и кандырепам<span class="footnote" id="fn_28626536_3"></span>.

— После вашего дежурства по кухне все студенты укатятся оттуда колобками! — засмеялся Романов, щуря голубые глаза. — Я потом поем, мы как раз к ужину успеем, Катька, то есть Катерина Дмитриевна, проследит, чтобы всем всего хватило. Она сегодня за вторым курсом следит, а то попадаются такие, кто в уху в первую очередь консервы кладёт, потому что «рыба — это мясо, а мясо должно вариться долго».

— Студенты везде одинаковые, — едва не заорала в голос, но сдержалась, давясь улыбкой, Наташа.

— Будэт вам над дэтьми стэбаться, — строго произнесла Ярослава Ростиславовна. — Главноэ, чтобы Инэсса с Айвазовым хорошими поварами оказались.

При упоминании готовки на смуглом лице Айвазова отразилось удивление напополам с отвращением и долей испуга. Он буркнул Инессе что-то вроде:

— Сначала на бобра запретили охотиться, а потом готовить заставляют, — и отошёл к Романову, закидывавшему вещи в кузов «газика».

— В кабине всё завалено реагентами и центрифугой, поэтому ехать придётся на рюкзаках в кузове. «Кунг» <span class="footnote" id="fn_28626536_4"></span> мы сняли, он в ремонте, — пожал плечами, обтянутыми камуфляжем, Романов и провёл рукой по тёмному ёжику волос. — Николай Фёдырыч, может, вам, эт самое, в кабину всё-таки?

— Я не старый, и не надо меня хоронить раньше времени, — прогудел папа, с заметным усилием забираясь на подножку, а оттуда в кузов. — Некому пока место завкафедры отдать, не выросли ещё достойные позвоночники. И вообще тут запаска есть, вот на ней и поеду!

— В кузове свежий воздух, а внутри адово пекло, — поддержала Николая Фёдоровича Громова, ловко взлетая в кузов. — А то меня, как начальника экспедиций, всё время сажают в кабину, где якобы удобно. Якобы. — Маргарита Алексеевна сдвинула на нос круглые солнцезащитные очки и сощурилась на солнце.

«ГАЗ-66» зарычал, содрогнулся, словно духи машины завели внутри пляску и завертели рычагами. Грузно развернувшись, «газик» поехал прочь из деревни в сторону водоохранной зоны и раскинувшихся до горизонта полей, окаймлённых лесопосадками и белоствольными берёзовыми колками.

Кузов качался, вещи медленно двигались, хоть их и прихватили верёвками, но Наташа не обращала на это внимания. Она устроилась у железного полукруглого поручня возле кабины и, держась за него, стараясь сохранить равновесие на доске-перекладине, сходившей за лавочку, смотрела вокруг.

Щемящая, дикая радость, восторг переполняли её. Дыхание спёрло, а глаза наполнились слезами. Это было то, чего Наташе так не хватало. Настоящего выезда, полноценной экспедиции, а не куцых поездок набегом, когда приходилось выскакивать из «УАЗика-буханки» с гербарной папкой наперевес и делать ботаническое описание со скоростью света. Наташа привыкла к растительности средней полосы необъятной и южным борам края.

Здесь же всё казалось знакомым, но словно открываемым заново. Каждое дерево, небо, уже тронутое розово-жёлтым, запах пряного разнотравья и колыхавшиеся на ветру бодяки — всё вместе волновало душу и шептало, что папа, быть может, прав. В Балясне и окрестностях всё изучено вдоль и поперёк. Конечно, всегда можно уйти в урбанофлористику и создавать теорию о распределении растений внутри города, но Наташе всегда была ближе классическая ботаника, сравнительная флористика и просто описания. На новую методику она не замахивалась: стоило сохранить в Карасукской республике то, что уже есть. Поднять надломившееся знамя местной науки и постараться оставить хоть какой-то след не только в хоздоговорах.

«Черт, о чём это я! — «Газик» тряхнуло на кочке, и Наташа словно очнулась от мыслей. — Если переехать сюда, то можно поступить в аспирантуру при универе, снимать квартиру... Не жить же, в конце концов, с предками...»

Наташа быстро огляделась, словно кто-то мог подслушать её размышления. Адам смотрел то вокруг, то на Николая Фёдоровича, Каргина каким-то непостижимым образом улеглась на свёрнутую армейскую палатку на самое дно кузова. Подперев голову кулаком, Ярослава Ростиславовна смотрела узкими чёрными глазами то на Маргариту Алексеевну, то на Наташу. Из уголков глаз Ярославы Ростиславовны разбегались тонкие морщинки, а острый нос с точно резными крыльями придавал её лицу сходство с улыбчивым идолом. От беззлобного, но пристального взгляда становилось неловко, будто Каргина хотела что-то передать Наташе, сказать, но не словами.

—...Расскажите нам подробнее о месте, куда мы едем, — попросила Маргарита Алексеевна. Оказывается, она уже давно разговаривала с Николаем Фёдоровичем.

Адам подсел к ним, явно намереваясь вставить словечко. Здесь он однозначно раньше не бывал, но о других поездках мог рассказать много. Истории у Адама получались интересными, особенно когда он не ругал коллег из БГУ.

Инесса и Айвазов расположились на куче рюкзаков, подальше, но так, чтобы слышать, что происходит возле колеса, на котором восседал Николай Фёдорович. Инесса слушала музыку с одним беспроводным наушником, а Айвазов пристально смотрел на старшую Каргину.

«Жуткий взгляд у парня, — подумала, поежившись и поспешно отведя глаза, Наташа. — Не хотела бы я, чтобы он смотрел на меня так». Айвазов почти не пересекался с Наташей, а когда они переносили вещи, был спокоен, но всё же её он несколько настораживал, хотя, в общем и целом, не казался совсем уж мерзавцем.

— Что же рассказать? — пригладил растрепавшиеся от ветра волосы папа. — Мы едем на биостанцию Карасукского госуниверситета, которая называется «Лосиная Курья». Она расположена на стыке двух заказников и функционирует уже более сорока лет. Выросла «Курья» из хозтемы «Ворон», разработанной специально для подготовки ложа будущего Курьинского водохранилища. К слову, — он обвел слушателей испытующим взглядом, — биостанция располагается на месте ликвидированной деревни Курьино, которую расселяли в конце семидесятых годов прошлого века. Много деревень расселяли, в Курьино даже домов не осталось. Вот выше по течению, там, где должны были находиться берега водохранилища, во многих деревнях остались дома. Сейчас золотодобытчики-яхонтовцы как раз живут в одной из них, но на Низком кряже. Да всё едино: везде золото мыли и моют. Что поделать: мы, когда ездили в экспедиции на всё лето, тоже подолгу жили в полупустых деревнях Переярского края... — Папа замолчал и поглядел вдаль.

Наташа тоже обернулась: впереди за полем маячили выстроившиеся друг за другом лесочки, сливавшиеся в какой-то момент в один сплошной массив. Светлые листья осин, берёз и редких лип переходили в сосновую, а дальше в тёмную пихтовую хвою. Это море волнами ложилось на поднятия увала, заключавшего местность, где находилась биостанция, в подобие подковы.

— Хорошая дорога, — нарушил молчание Адам. — Сюда бы на учения строительные войска пригнать, они бы всё быстренько и аккуратно разровняли. Самое сложное — штук двенадцать бетонных колец кинуть, а так было бы загляденье. И сделали бы на совесть, чтобы не опозориться и не получить по башке от генерала, который приедет проверять на «Волге», — он усмехнулся и продолжил: — Добротная у вас «шишига». На техосмотр как часто пригоняете? Не то что в БГУ, где бедный «трумэн»<span class="footnote" id="fn_28626536_5"></span> уже лет тридцать рук мастера не видел. Я ведь обычно только «УАЗик» вожу в экспедициях, на шестьдесят шестом не езжу — у меня рука до рычага не дотягивается, — Адам усмехнулся. — И вообще с «газиком» у меня не сложились отношения: я два раза клал его на бок за всю жизнь.

— Это серьёзно — «шишигу» завалить, — отозвался Николай Фёдорович. — Я бы вас за руль не пускал.

Ярослава Ростиславовна засмеялась со своего места, продолжая с улыбкой слушать беседующих. Наташа удивлялась, как можно оставаться такой безмятежной в тряском кузове. «ГАЗ-66» как раз, переваливаясь так, что вещи и люди ходили ходуном и приходилось держаться даже за воздух, взобрался на поросший березняком глинистый склон и начал медленно спускаться к мостику через ручеёк, залёгший в маленькой луговине.

— Второй Кандыреп, — прокомментировал папа. — Ещё две трети дороги.

— Ветка! Пригнитесь! — воскликнула Громова, нагибаясь. Все тут же послушали её, и по борту кузова проскребла, оставив содранные листья, берёзовая ветка. — А могли гарные хлопцы и дивчины остаться без глаз, — усмехнулась Маргарита Алексеевна. — Николай Фёдорович, вы же орнитолог? Я всё хочу спросить, что это за птицы летают? — Она указала на придорожные заросли осин и сосен, в которых то и дело мелькали, вылетая на дорогу и словно бы сопровождая машину, какие-то буроватые с рыжиной птицы. Раскрыв хвост веером, они ныряли в потоках воздуха, то приближаясь, то отдаляясь, но всё время были рядом. Когда какая-нибудь из птиц подлетала совсем близко, становилось видно, что перья у них пушистые, из-за чего птица выглядела какой-то растрепанной.

— Это кукша, — как-то резко помрачнев, произнёс папа.

— И что не так с кукшей? — Громова с интересом смотрела на Николая Фёдоровича, а в стёклах её очков отражалось клонившееся к горизонту солнце.

— Кукша считаэтся у нас дурной птицэй. Злым духом, — вдруг произнесла Ярослава Ростиславовна.

— И вы верите в эти байки? — насмешливо спросил Адам, повернувшись к севшей, скрестив ноги, Каргиной. — Вы же умная женщина, кандидат наук...

— Веришь, не веришь, а был в моей жизни случай, когда кукши нагукали лихо, — перебил Николай Фёдорович и пристально посмотрел на Адама. — Лет восемнадцать назад это было, а до сих пор помню. Поэтому кукши — мои самые нелюбимые птицы.

— Вы расскажете нам эту историю? Если она не слишком личная. — Громова сняла очки, и теперь на её загорелом лице перемежались тени от крон деревьев. Вокруг тихо, на пределе слышимости глухо посвистывали кукши, вдруг на самом деле показавшиеся Наташе нечистой силой. И она, кажется, понимала, какую историю сейчас расскажет папа. Наконец-то она её услышит целиком.

Наташа подсела к кружку, стихийно образовавшемуся у колеса. Даже Инесса и Айвазов, до этого вроде бы безучастно созерцавшие пейзаж, пододвинулись ближе. Впрочем, Айвазов то и дело переводил взгляд на Ярославу Ростиславовну, словно хотел прожечь в ней дыру.

— Маргарита Алексеевна и Ярослава Ростиславовна наверняка знают, что в Переярском крае, на Янгаре, есть несколько «поганых» мест. Это круги лысой земли, как проплешины в траве, но не после пожара. Собаки боятся этих мест, а домашние и дикие животные, забредающие туда, погибают, от чего — неясно. Человеку в этих местах ничего не становится, но все равно неуютно. Рядом с гниющими коровьими тушами вообще как-то некомфортно<span class="footnote" id="fn_28626536_6"></span>, — папа усмехнулся, желая разрядить обстановку, но Наташа чувствовала, как напряжение наползает вместе с сумерками.

Николай Фёдорович рассказывал, а ей казалось, что она слушает не просто байку, а настоящую легенду, расцветавшую в воображении яркими красками, словно полотна Васнецова.

Любители паранормального напридумывали кучу всякой хрени, биологи выдвинули теорию о подземных пожарах и выбросах угарного газа, но речь сейчас не о том. Важно то, что почти такое же место есть в верховьях Карасу, и с его сутью мы столкнулись в мае две тысячи третьего.