Глава 17. День второй (1/2)

Ветер за окном всё усиливался, хотя казалось, сильнее дуть уже невозможно. Алисе нравилось наблюдать, как гнутся деревья, в хаотическом вихре кружатся листья, как редкие прохожие, сутулясь и пряча лица, спешат по домам. В такие моменты она чувствовала себя уютно и защищённо в стенах родной квартиры. Ни ветер, ни дождь не могли достать её здесь. Чего нельзя сказать о том бедняге на противоположной стороне улицы, который, на ходу сражаясь с неисправным зонтиком, со всех ног бежал к переполненному автобусу. Алиса ела солёные крекеры, запивая их чаем, и гадала, успеет ли мужчина, или же автобус уедет без него.

В небе сверкнула молния, и сразу после раздался раскат грома, до того оглушительный, будто бы вздумал начаться конец света. Алиса ойкнула и соскочила с подоконника, следом за ней свалилась и подушка, на которой она сидела. Пока она поднимала её и укладывала обратно, услышала шум в прихожей. Забыв о подушке, Алиса направилась поглядеть, что происходит. Мама в спешке обувалась. Непривычно было видеть её в таком взволнованном состоянии.

— Мам, ты куда? — Алисе пришлось трижды повторить свой вопрос, прежде чем мама услышала её.

— Мне нужно идти. — Мама скользнула взглядом по Алисе, ни секунды не задержавшись на ней, будто бы та была лишь частью обстановки прихожей, вроде вешалки для одежды или подставки для обуви.

После её слов сделалось холодно и неуютно.

— Ты же скоро придёшь?

— Да. — И двери захлопнулись.

После ухода мамы дом сразу же перестал казаться Алисе надёжным убежищем. Чтобы отогнать нависшую над ней тучу неясной тревоги, она включила во всех комнатах свет, повторно заварила себе чай и отправилась смотреть мультики.

Но мама не вернулась и к моменту их окончания. Алиса просидела ещё час в полной тишине, прислушиваясь к каждому шороху в квартире, надеясь уловить среди завывания ветра и стука дождя о стекло поворот ключа в замке. И только когда глаза начали слипаться от усталости, решила идти спать, не дожидаясь возвращения мамы. Лучше проснуться утром и обнаружить, что она уже дома, чем вот так ждать, провожая одну бесконечно долгую минуту за другой.

Алиса не пошла в свою комнату, а завернулась в одеяло на маминой кровати, надеясь не пропустить её возвращения. Ветер по-звериному выл за окном, дождь яростно барабанил в стёкла.

Мама, где ты?

Неожиданно для себя Алиса тихо расплакалась, стараясь не всхлипывать, размазывая по щекам слёзы. На неё навалилось одиночество, настолько сильное и огромное, что, казалось, ему уже никогда не будет конца. Она не могла ни объяснить себе своих чувств, ни дать им оценки, — всё, чего ей хотелось — чтобы это скорее закончилось. Чтобы наступило утро, и всё стало по-прежнему.

Утро наступило. Только мама больше не вернулась никогда.

Алиса скривила губы в усмешке: старая история, которая, к несчастью, намертво выжглась в памяти. А ведь столько лет прошло, можно было забыть, переступить, преодолеть, но нет, это не про неё. Кто-то другой, более сильный и самодостаточный, может, и мог бы справиться с прошлым, в неё же детство вцепилось клещом — не оторвать. И всякий раз, когда было больно или горько, кусало её напоминанием: неужели ты ждала другого исхода? И правда же — не ждала. Она будто бы всегда знала, что всё закончится именно так. Даже тогда, в самом начале их отношений, когда она ощущала себя парящей от счастья, в глубине души занозой сидела боязнь-предчувствие, что это не навсегда. Её уже бросали однажды, разве существовала в мире гарантия, что этого не повторится вновь?

У её ног крутился голубь, видимо, в ожидании семечек или хлебных крошек. Алиса ничем не могла его порадовать, и, покружив рядом ещё немного, он упорхнул попытать счастья у кого-то ещё. Алиса откинулась на спинку скамейки и подняла глаза к синему чистому небу. Интересно, сколько времени прошло? Наверняка уже пара часов, не меньше. Впрочем, ощущение времени у неё сбилось: с одной стороны, казалось, со встречи с Кириллом прошло не более пяти минут, а с другой — что она случилась ещё в прошлой жизни. Удивительно, что с тех пор она ни разу не заплакала, глаза оставались сухими, и даже горло не сдавливало спазмом. Однако эти невыплаканные слёзы жгли грудную клетку, и оттого делалось только хуже.

И всё же, какая же она идиотка! Как не поняла раньше, почему даже не задалась вопросом, любил ли вообще её Кирилл когда-то? Кто всерьёз сейчас смотрит на подростковые отношения? Так, игра гормонов, имитация взрослой жизни. И если для неё это всегда было чем-то важным, вовсе не означает, что и Кирилл испытывал нечто подобное. По собственной глупости она ставила знак равенства между её и его любовью, возводила их в единое целое. Но правда в том, что не было никакой их любви, была её любовь и его — что? Чем были их отношения для Кирилла? Влечением? Симпатией? Лишним поводом потешить своё самолюбие? Ведь, наверное, классно думать, что у тебя есть секс, в то время как большинство твоих одноклассников ещё даже не целовалось. О да, это, безусловно, добавляло лишние очки к уважению. И зависти. Конечно, до поры ему нравилось, что они встречаются. Однако когда появились проблемы, когда всё стало сложным и запутанным, с какой лёгкостью он от всего отказался. Он стряхнул с себя эту так называемую любовь, как стряхивают грязь с ботинок. Скорее всего, и забыл бы её достаточно быстро, если бы не приходилось поддерживать их фальшивую дружбу.

Все эти мысли причиняли боль, и всё же она с мазохистским желанием терзала себя ими вновь и вновь, пока в голову не ударила новая, ранее никогда её не посещавшая. А любит ли она его сейчас? Алиса попыталась отыскать в себе прежнюю любовь, но нашла лишь отголоски. Будто бы годы обиды, злости, отчуждения не прошли даром, они истрепали её былые чувства к Кириллу, казавшиеся такими прочными, превратив их в лохмотья. Что же тогда сильнее, чем любовь, привязывало к Кириллу? Не давало свободы ни ему, ни ей? Ответ всплыл ещё до того, как Алиса успела до конца сформулировать вопрос. Она будто всегда подсознательно знала его, только не давала себе возможности взглянуть на него по-настоящему. Конечно, причиной был страх. Она боялась потерять его намного больше, чем любила. Как же это нелепо, господи. Ведь она давно его потеряла.

Осознание не ошеломило. Оно горечью растекалось по венам, и вместе с тем в ней ширилось знакомое и ненавистное чувство утраты. Что в семь, что в семнадцать, что в двадцать — одно и то же. Бессилие и беспомощность. Она ничего не смогла ни изменить, ни предотвратить. Мама ушла просто — хлопнув дверью. Как короткий выстрел в сердце. Расставание с Кириллом больше походило на медленный яд — как ни борись с ним, а всё равно в конце концов одержит над тобой верх. И оба раза она теряла то, что называла семьёй. Ну что за неудачница?