美人倾城笑绵绵 柔情似刀 (2/2)

— Как много уважения в одном, и как мало в другом, — неожиданно рассмеялся Сяо Чжань, и только тогда Ибо понял, что до сих пор сжимал в пальцах край чжаошана. — Ты так хотел меня видеть? И зачем это нужно благородному генералу? Что может предложить тебе этот ничтожный лис?

Ибо подбирал слова, которые никак не шли, снова не замечая, как обводит пальцами персиковую ветвь, вышитую на полупрозрачном шёлке, а Сяо Чжань смотрел то ему в лицо, то на пальцы. Но и этого Ибо не замечал, погружённый в созерцание глаз, пытаясь ответить на вопрос «что может предложить этот ничтожный лис» чем-то, что не будет словом «себя». Потому что, снова глядя на Сяо Чжаня, Ибо всё вернее понимал — больше он его не отпустит.

— Так что, генерал Ван? — мягко спросил Сяо Чжань, обхватывая пальцы.

— Всё, что ты хочешь отдать, — наконец отмер Ибо. Перехватил неловкую руку. — Всё, что ты можешь мне предложить. Я возьму всё.

— Как смело для человека, — проворковал Сяо Чжань, но что-то скрывалось за нежной издёвкой. — Сможешь ли ты унести то, что желаешь схватить, лао Ван?

— Я смогу, — твёрдо кивнув, Ибо шагнул ближе, сокращая между ними расстояние, сплетаясь пальцами с чужими, холодными. — Всё, что предложишь.

Из-под полуприкрытых век Сяо Чжань смотрел на него, а глаза постепенно выцветали из чёрного золота Хэйцзиня в яркость костра. И во рту пересыхало вместе с тем, как вокруг нарастало давление яоци. Золотое ядро Ибо едва справлялось, не поддаваясь, мысль отпустить, позволить себя раздавить мелькала на краю сознания — что бы Сяо Чжань сделал? Но раньше, чем Ибо всё же решился попробовать, уже почти развеял щит, Сяо Чжань перехватил его руку, на этот раз действительно вкладывая свою в его.

— Пока что я предложу тебе прогуляться, генерал Ван, — шепнул Сяо Чжань и потянул к выходу, с каждым шагом становясь человечнее.

С его силой, с его опытом, он должен бы только моргнуть и тут же стать человеком. Ни хвоста, ни ушей, ни огненного блика в глазах, волосы скреплены снова заколкой, искусной имитацией персиковых цветов. Но, кажется, он красовался, показывая, как стекает с него лисье, как остаётся только то, что он хочет показать. И персиковый аромат, вслед за давящей дымкой яоци, из удушающего стал едва заметным. Жаль, Ибо бы с удовольствием задохнулся в нём, прижавшись лицом к нежной коже, спрятанной за наполовину распущенными волосами.

— Ты ведь помнишь, что я хули-цзин? — удивлённо протянул Сяо Чжань, оглядываясь через плечо, готовый отпустить руку Ибо через пару шагов, стоит им достичь входа.

— Да, — Ибо не позволил, крепче сжал пальцы. — Трудно забыть, я только что пересчитывал твои хвосты.

— Тогда ты должен понимать, что тебе стоит хотеть меня тише, — хитро улыбнулся Сяо Чжань и дёрнул их в сторону, проулками выводя за пределы деревни. Конечно, никто не смотрел им вслед, вряд ли их вообще кто-то видел. — Я ведь слышу.

— Пускай, — Ибо пожал плечами. — Я ведь всё равно не перестану.

— Если ты думаешь, что я тебя околдовываю...

— Нет, — быстро перебил Ибо, до того как Сяо Чжань успел всерьёз разозлиться. — Я сам. Я знаю, что это не ты.

Сяо Чжань ничего не ответил, только крепче сжал пальцы, Ибо смотрел на его затылок, а солнце подсвечивало неожиданно красное человеческое ухо. Наверное, будь сейчас видны лисьи, они бы прижимались к голове в смущении. Деревня осталась позади, они остановились в едва начавшемся подлеске, из которого было видно и дома, и расстилавшиеся за ними поля, а ещё дальше — огороженные пастбища, где остановились основные силы Ибо. Отряд был слишком большим, чтобы разместиться в деревне, так что им любезно выделили пастбище, которому ещё пару лет нужно было отдыхать, да принесли еды. С той стороны доносились запахи жарящегося на огне мяса и дыма нескольких костров, перекличка солдат, обходящих стоянку. Чуть позже Ибо тоже стоило их посетить, негоже генералу оставлять столь надолго свои войска. Только Сяо Чжаня увидеть было важней.

— Я подарю тебе кое-что, — неожиданно сказал тот. — Если в следующий раз, когда мы увидимся, будешь носить её, то...

Он замялся, вздохнул и протянул свёрнутую на ладони зелёную ленту для волос. Ибо такие не любил, но подхватил молча, обвязал прямо поверх гуаня, удерживающего пучок. Сяо Чжань ничего не сказал, посмотрел только странно, будто не ждал такой быстрой победы. Говорить о том, что любая битва между ними будет выиграна Сяо Чжанем, Ибо не стал, посмотрел только вопросительно, снова перехватывая прохладные пальцы.

— И вот это, — Сяо Чжань достал из рукава гребень. — Он не достоин императорского сына, но... Возьми, носи у сердца.

— Почему я чувствую себя девицей? — спросил Ибо, не ожидая ответа, и послушно убрал гребень вглубь ханьфу. — Мне нечего подарить тебе. По крайней мере, до зимы, но там, будь уверен, я отвечу троекратно.

— Я буду ждать, — Сяо Чжань улыбнулся и перехватил пальцами конец зелёной ленты. — Благодаря ей я найду тебя где угодно. Не захочешь — просто сними и выброси, я пойму.

— Молчи.

Больше ответить Сяо Чжань не смог, задохнулся в поцелуе. Губы Ибо закололо яоци, как будто он прижался к горсти снега, а не к чужому рту. Через мгновение ощущение схлынуло, оставив жар и влагу слившихся в одно губ. Ибо потянул выпущенную из полухвоста прядь, пробрался пальцами выше, поглаживая тонкую, чуть вспотевшую под волосами кожу.

— Ван Ибо, — хрипло позвал Сяо Чжань, прижимаясь лбом ко лбу. Только сейчас Ибо с удивлением понял, что он чуть ниже Сяо Чжаня. — Ты играешь с огнём, целуясь с хули-цзин.

— Ты достаточно стар, чтобы не убить меня, — фыркнул Ибо, наматывая гладкие волосы на пальцы, не позволяя отстраниться. — И достаточно стар, чтобы убить, даже не касаясь.

— Это что? — притворно задохнулся Сяо Чжань, но глаза, округлённые в ужасе, всё равно выдавали его — в них танцевали искры веселья. — Шутки про возраст?

Отвечать Ибо не стал — зачем, ответ и так очевиден, — только улыбнулся в новый поцелуй, на этот раз с самого начала опаливший теплом сбившегося дыхания. Откуда-то он знал, что Сяо Чжань не притворяется, что он сейчас настоящее некуда — с прерывистым возбуждённым дыханием, с лихорадочным румянцем скул.

— Мне пора, — зашептал Сяо Чжань. — Ещё рано, лао Ван. На третью встречу я буду твоим, обещаю.

Ибо кивнул и отступил, сквозь почти физическое страдание опустил руки, отпуская. И Сяо Чжань улыбнулся, взмахнул неожиданно появившимися хвостами и исчез, растворился в воздухе, оставив только персиковый аромат. Но на этот раз Ибо не спал, потому просто развернулся к деревне, на ходу нащупывая на груди очертания гребня.

— Что-то случилось? — взволнованного Ли Чжао Ибо встретил уже на центральной улице. — В храме у этой лисы? Почему ты идёшь от леса?

— Седлай лошадь, шушу, поеду проведать своих, — отмахнулся Ибо.

Только чувствовал — улыбка не сходила с лица, и губы горели, будто он наелся самых острых блюд из Шу. Он был согласен, даже на острые блюда, которых не переносил.

***</p>

— Берегись!

Окрик заставил Ибо отшатнуться, меч противника прошёл мимо. Закусив губу, он рубанул своим, отсекая руку. Лицо кочевника исказилось болью и яростью, он закричал, выхватывая кинжал, но его опередил Исюань, пронзив с такой силой, что острие меча вышло из груди. Удивлённый кочевник глянул на него и начал заваливаться, ещё ярче запахло кровью и содержимым кишок, Исюань брезгливо вытер лезвие об одежды. Лучше не стало. Благодарно кивнув, Ибо продолжил сражаться.

Кочевников было слишком много, спасало только то, что отряд Ибо напал неожиданно и был гораздо лучше вооружён. Никто не думал встретить их так близко и в таком количестве, обычно поздней весной они отгоняли свои стада глубже к себе, туда, где были напоенные влагой с гор пастбища. Узнать, что привело их сюда, можно было бы позже, если удастся захватить пленного.

А пока сражение всё длилось и длилось, вокруг уже было скользко от крови, лицо Ибо заливал пот, он слизывал его с губ, чувствуя металлических привкус — брызги были всюду. Он наверняка походил на мясника, а не благородного воина, от сына императора осталось только золото доспеха.

В это мгновение Ибо был счастлив. Ярость текла по жилам, кровь пела, вторя песне меча, отнимающего чью-то жизнь. Уже очень давно Ибо знал, что его призвание — это война, то, что он выбрал, впервые взмахнув мечом, приняв правильную стойку, сделав выпад. Скупая похвала Ли шушу, гордая улыбка матери, ничего не понимающей в воинском искусстве. И сейчас он был здесь, среди бесконечной рубки, где все давно растеряли своих лошадей и перешли в рукопашную. Ибо был счастлив.

Удар в грудь оглушил. Ибо опустил глаза и увидел пробитый стрелой доспех. В ярости он взмахнул мечом, с рёвом указывая в сторону перепуганного лучника. Кто-то, Ибо не видел кто, метнул свой меч в не успевшего опустить лук человека, едва не перерубив голую шею. За это солдат тут же поплатился жизнью, оставшись беззащитным. Зарычав, Ибо начал прорубаться туда, где умирал человек, спасший с десяток жизней — лучник бы выбил столько, сколько было у него стрел. Собственное ранение не ощущалось, Ибо понимал, что это значит; или оно было лёгким, или ему уже не вернуться с этого поля. Он оскалился, сражаясь всё яростнее, легковооружённые кочевники, почти не имеющие доспехов, падали вокруг, как поросль молодых ив. В один из моментов он выдернул стрелу из своей груди и вонзил в глаз противника, почти наслаждаясь музыкой его крика. Вторая рука, державшая меч, была занята, пронзая еще одного противника.

Протяжный горловой крик раздался так близко, что Ибо в удивлении замер, небрежно отмахиваясь от очередного кочевника. Только сейчас он понял, что они добрались до ставки командующего — скорее всего, крик означал отход. Кочевники уже бежали, оскальзываясь на пропитанной кровью земле, бросая убитых людей и животных. Собственные солдаты кинулись в погоню, преследуя беспорядочно отступающую армию, потерявшую всякую дисциплину.

— Не преследовать! — заорал Ибо, срывая голос.

Услышавшие его командиры подхватили крик, солдаты останавливались, глядя вслед панически бегущему врагу. Их шатры хлопали брошенными пологами, откуда-то слышался женский плач, Ибо досадливо сплюнул — с женщинами придётся что-то делать, расселять по деревням, забирать в гарнизон. Он не любил такого, люди должны быть свободны, но оставить их здесь — бросить на верную смерть. Кивнув Ся Чжи, знавшему язык кочевников, он зашёл в шатёр, над которым вилась связка лисьих хвостов, от их вида Ибо поморщился. Последнее время он любил лис.

В груди наконец начала появляться боль, Ибо вспомнил о ранении, лихорадочно завозился с завязками доспеха. Стягивая его по дороге в шатёр — тот был на удивление чист, никакого привычного запаха грязных тел и застарелого дыма, — Ибо огляделся: шкуры были свежими, совсем чистыми. Он хмыкнул, понимая, что разгромил совсем молодого полководца. Наверное, они были почти одногодками. Доспех звякнул, упав на вытоптанную землю — сколько времени нужно было провести здесь, чтобы она так слежалась? Чем дальше, тем больше казалось, что отсюда готовился полномасштабный набег. Чего они выжидали? Когда Ибо повернёт назад, отведёт свой отряд к гарнизону, обнажая границу? Даже быстрым маршем возвращение заняло бы недели, кочевники успели бы вырезать приграничные деревни, угнать скот и женщин. Ибо оскалился, довольный их случайной встречей.

На груди не было крови, не было ничего, только гребень, подаренный Сяо Чжанем, почти раскололся на две половины. Ибо зашипел досадливо, сплюнул на землю, отерев рот предплечьем — там ещё оставалось чистое место. И прижался губами к тёплому дереву, извиняясь.

— Прости, — прошептал, ласково гладя простой узор персикового цвета.

— Не стоит, — знакомый голос раздался сзади, Сяо Чжань вышагнул из полумрака, одетый как солдат. Доспех местами был погнут, а совершенное лицо залито кровью. — Только помни, меня не так просто убить.

Стоило ему это сказать, как Ибо понял, что забыл дышать, перепуганный возможностью потерять Сяо Чжаня. Слов не было, Ибо просто схватил его, смеющегося, за руку, и потащил наружу. Найдя Исюаня, распорядился привычно — убитых кочевников сжечь, солдат похоронить со всеми почестями. Над полем уже каркали вороны, заинтересованные сойки смотрели с ветвей, покачивая голубыми хвостами — все они надеялись поживиться за счёт убитых.

— Что делать с шатрами? — Исюань утёр пот со лба, но сделал только хуже, размазав по нему кровь. — Ай чёрт.

— Забираем, — мрачно вздохнул Ибо. — Женщин... Куда-нибудь, если попадутся рабыни — выспросить откуда они, отправить домой. Я...

— Иди, — Исюань махнул рукой. — От тебя пользы всё равно мало, что там будет от одного человека. Или двух...

Только теперь он посмотрел вопросительно в сторону Сяо Чжаня, тот стоявший до этого молча, поклонился, слегка улыбаясь:

— Сяо Чжань.

— Не знаю тебя... — нахмурившись, ответил Исюань.

— И не можешь знать, — оборвал его подозрительность Ибо. — Он... Он мой...

Не зная, как продолжить, он оглянулся на Сяо Чжаня, тот только пожал плечами, чуть приподнял бровь, позволяя капельке пота соскользнуть вдоль виска.

— Он со мной, — так и не найдясь, закончил Ибо.

Исюань ничего не сказал, только махнул рукой паре солдат, выжидавших неподалёку с пойманными лошадьми.

Ибо не отпустил Сяо Чжаня даже тогда, когда они оказались у его шатра. Остановился на мгновение, приказывая подать воду.

— Ванна уже готова, — удивился Ли Чжао, разглядывая окровавленную одежду Ибо.

— Нам понадобится больше воды, — отрезал Ибо. — Не беспокойте нас.

И втащил Сяо Чжаня в тёмный шатёр, едва освещённый сквозь прорезь для дыма. Несколько свечей, расставленных на низком столе, давали неверные размытые тени — казалось, что хвосты Сяо Чжаня уже на свободе, выпущены им.

— Что ты задумал, генерал Ван? — хитро спросил Сяо Чжань, но Ибо не ответил, прекрасно зная, что тот всё чувствует. — Какое бесстыдство!

— Да, — кивнул Ибо и взялся развязывать потрёпанные в бою доспехи. Сяо Чжань не помогал ему, позволяя, только приподнимал руки, когда было нужно. — Я хочу раздеть тебя, потом себя. Нам обоим понадобится вода, иначе я буду любить тебя прямо таким — в поту и чужой крови.

— Какие грязные слова, лао Ван, — притворно возмутился Сяо Чжань, покорно отступая, доспехи остались в руках Ибо. Тот отшвырнул их в сторону и обнял, ладонями меряя чужой пояс. — Исполни всё в точности, не хочу пахнуть кровью.

Рыкнув, Ибо кивнул, дёрнул узел пояса, распуская, ладони дрожали. Последний раз такое предвкушение он испытывал в далёком детстве, тогда ему доставили подарок от самого Императора, отец почтил его честью — велел слугам собрать что-то, что понравится пятилетнему мальчишке. Ещё через пару месяцев заговор матери был раскрыт, подельники казнены, сама она отбыла в далёкий северный монастырь, а Ибо отдали в гарнизон к дяде. С тех пор прошло почти пятнадцать лет, но своё предвкушение он помнил, как будто это было вчера. Сейчас он разворачивал Сяо Чжаня, как драгоценный подарок, слой за слоем, раскрывая окровавленные заскорузлые слои.

— Позволь, — мягко позвал Сяо Чжань и протянул руки, коснулся пояса вопросительно.

Ибо, конечно, кивнул. Если Сяо Чжань хотел раздеть его — ему было позволено. Если не кривить душой, Сяо Чжаню было позволено его убить.

— Я не стану.

— От этого ещё слаще, — хрипло сказал Ибо и наконец поцеловал.

Губы Сяо Чжаня на вкус были его именем — пот и кровь, дым погребальных костров, крик ворона, по недосмотру выклёвывающего трупу глаз. Ибо застонал, прижал крепче, встречаясь обнажённой уже грудью с прохладными ладонями. Мозолистыми пальцами Сяо Чжань гладил его, прослеживая контур синяка, разливавшегося по коже. Будто бы обводил сердце.

— Ванна.

Он потянул за собой, и Ибо, конечно, пошёл, по дороге сбрасывая остатки одежд. Залюбовался обнажёнными бёдрами Сяо Чжаня, застыл, поражённый. Медленно приходило понимание — они действительно были вместе, он собирался касаться этих плеч в воде, умолять на ухо: выпусти хвосты, не получить желаемого и досадливо укусить за плечо, тут же извиняясь движением языка.

— Не торопись, просто делай, — засмеялся Сяо Чжань и замер на верхней ступеньке так, что изгиб его ягодиц оказался перед лицом Ибо. Оглянулся, глядя сверху вниз тёмными глубокими глазами, сейчас их цвет напоминал Ибо кровь, пролившуюся на землю. — Нравится?

Словами отвечать Ибо не стал, скользнул ладонями от покрытых густыми волосками голеней выше, по гладким бёдрам к округлым ягодицам. Хмыкнув, Сяо Чжань перешагнул бортик, спускаясь в горячую воду, с наслаждением простонал, и этот стон стал сигналом для возбуждения Ибо. Оно хлынуло, будто кто-то поднял заслонку дамбы, бурным потоком, грозя затопить всё вокруг, но в первую очередь разум Ибо. Сяо Чжань подал ему руку как ни в чём не бывало, но Ибо знал: тот всё понимает, и его забавляет происходящее.

— Иди ко мне.

Позвал и освободил место позади, куда Ибо поспешил скользнуть, притянуть к себе близко, отвести в сторону волосы, рассыпавшиеся по плечам, стоило выдернуть из пучка персиковую ветвь. Сяо Чжань расслабился в его руках, вздохнул, откидываясь, чуть выгнул шею, позволяя поцеловать. Его колени торчали из воды — ноги оказались слишком длинными для походной бадьи. Почему-то и это обожгло возбуждением, Ибо прижал его ближе, борясь с желанием укусить обнажённое плечо.

— Нужно вымыть волосы, — шепнул Сяо Чжань и не глядя потянулся назад, распуская пучок Ибо, безошибочно выдёргивая шпильки из волос. — Ты весь в крови, лао Ван.

— Ты тоже, — Ибо хмыкнул, потянувшись к полке за небольшим ковшом. — Позволь мне.

И Сяо Чжань позволил. Едва не погибая от наслаждения, Ибо мыл его волосы, перебирал пальцами пряди, разбирая слипшиеся от крови участки. Совсем тихо, едва ли на грани слышимости Сяо Чжань запел, Ибо подтолкнул его, призывая быть громче. Песня сложилась в колыбельную, которую Ибо не слышал с тех пор, как её напевала старая нянька, утешая его, помогая уснуть в первые месяцы жизни на севере.

— Теперь моя очередь, — тихо шепнул Сяо Чжань, и они поменялись местами.

Для Ибо ничего не изменилось, а может быть, стало ещё хуже. Теперь Сяо Чжань прижимался со спины своим вытянутым телом, будто стремящимся достичь небес. Он был горячим и гладким, Ибо чувствовал прикосновение тёмных сосков, до этого виденных только мельком. Гладкие бёдра обхватывали его, прижимаясь естеством к пояснице. Сжимая зубы, Ибо терпел, ждал, когда можно будет без страха открыть глаза, развернуться, утягивая Сяо Чжаня в голодный, нетерпеливый поцелуй. Но пока что тот тщательно мыл его волосы, поливая водой, набирая в ладони настой мыльного корня, перемежая с благовониями и маслами.

Ибо казалось, что он лучше бы пережил пытки, чем эту невыносимую ласку, когда самому оставалось только сжимать край бадьи.

— Нужно сменить воду, — шепнул Сяо Чжань. — Нам стоит омыться.

— Конечно.

Вместо немедленного приказа, Ибо развернулся, вжал Сяо Чжаня в борт, и наконец прижался губами к губам, проглатывая тихий переливчатый смех, похожий на музыку ветра в храмовом зале.

Прежде чем позвать слуг, Ибо обернул Сяо Чжаня в тонкое полотно, а сверху набросил шкуру. Он не боялся, что Сяо Чжань замёрзнет — ночи уже были тёплые, а эта едва вошла в силу. Но он не позволил бы никому смотреть. Кожа Сяо Чжаня предназначалась ему, будь воля Ибо, он бы заставил его прятать даже кончики пальцев, скрыть лицо, как делали женщины дикарей с запада.

Ли Чжао не сказал ни слова, только посмотрел с таким лицом, будто Ибо ждали долгие, долгие расспросы. Он не собирался отвечать ни на один вопрос. В его гарнизоне было достаточно места, чтобы разместить одного человека. В его покоях было достаточно места. В его постели. Особенно там.

Свежая вода была прохладней, заставила поёжиться в первое мгновение, но через мгновение стало жарко, Сяо Чжань скользнул в объятие, начал поцелуй первым. Ибо ответил, закрывая глаза, обхватив ладонями тонкую талию, чувствуя, как под кожей то напрягаются, то расслабляются крепкие мышцы. Сяо Чжань со всей его неземной лёгкостью, с его устремлённостью к звездам был силён, имел тело воина с изящными кистями и ступнями. Ибо прижался губами в основании ладони, где она переходила в запястье — под прикосновением билась кровь и меридиан яоци. Он лизнул вдоль бьющейся венки.

— Нужно промыть волосы, — ласково сказал Сяо Чжань и второй рукой погладил Ибо по щеке. — Идём на постель, мой генерал.

Ибо не удостоил это ответом, споро смыл с себя и остатки мыла, и крови, вышагнул, обнажённый, оставив поцелуй на светлом плече, приметив веснушки. Сяо Чжань позволил помочь себе — промыть волосы, встретить раскрытыми объятиями отреза ткани. Ибо кутал его, чувствуя, как грудь распирает жадность. Самым поразительным было полное отсутствие магии: Сяо Чжань не пытался заставить Ибо, не пытался взять в плен. Он просто был, а Ибо запирался в темнице своими руками, протягивал сердце, в котором отныне не было места.

Едва ли не на половине пути, когда Ибо целовал светлое предплечье, в шатёр сунулся Исюань, за его спиной маячил Ли Чжао. Ибо закатил бы глаза, но сейчас просто глянул равнодушно, так, как смотрел на пустое место, на нечистого на руку управляющего, чью судьбу уже решил.

— Прочь.

И приник губами к выгнутой шее, Сяо Чжань не смотрел ни на кого, зная, что любой его взгляд сейчас разозлит Ибо. Полог шатра прошуршал, и наконец колено мягко ткнулось в лежак, накрытый десятком шкур.

— Вымочим всё, — тихо сказал Сяо Чжань и застонал, почувствовав оставленный Ибо укус.

— Плевать.

И дальше всё слилось в пламя и влагу, в скольжение кожи о кожу, вкус Сяо Чжаня на языке и его непрекращающийся, бесконечно длящийся стон. Мысли Ибо плавали, будто растворившиеся в полумраке шатра, где только тусклый огонь свечей позволял разглядеть что-то — светлую кожу, тонкие запястья, неожиданно выделяющиеся мышцы, тёмные пятна сосков. Их кожа под губами была нежна, а кровь приливала так близко, что обжигала. Сяо Чжань отзывался, откликался на каждое движение, гладил пальцами старый шрам на груди, обводил кончиками чувствительные края, чтобы тут же склониться и повторить движение языком.

Кончилось всё поглотившим Ибо жаром, туго обхватившим член, стоном, напряжённой выгнувшейся спиной в ладонях. Случилось и исчезло во тьме, где был только Сяо Чжань — его дыхание, его стоны, тихий всхлип и скольжение тел друг о друга. За веками вспыхнуло ярким пламенем, оглушило, будто утаскивая под воду. Вокруг вился аромат персика, тяжесть яоци давила на плечи. К меху шкур прибавились хвосты, обвившие Ибо ноги и талию. В горящих жёлтым глазах стояли слёзы. Сяо Чжань, обессиленный, залюбленный, покрытый следами поцелуев и укусов, лежал, распростёршись на постели. Сам Ибо приходил в себя, медленно смягчаясь, оставшись внутри. По ключице и ниже скользнули капли, с удивлением в них опозналась кровь. Ибо тронул плечо у основания шеи, обвёл четыре аккуратных прокола и склонился, большим пальцем раскрывая Сяо Чжаню губы. Тот лизнул в ответ, покорно позволяя рассмотреть острые лисьи клыки. Ибо выскользнул наружу, тут же заменяя себя пальцами, оглаживая нежные припухшие складки.

Сяо Чжань разрешил, разведя бёдра. Ибо залюбовался им — светлым стройным телом, едва видимым в колебании огоньков свечей. Сяо Чжаню подходили шкуры, на них он выглядел тем, кем являлся, — хищным зверем, готовым к прыжку.

— Подожди меня.

В ответ Сяо Чжань кивнул, лениво изогнувшись, коротко простонал, стоило вытянуть из него пальцы. У Ибо в голове запульсировало жаждой, тьмой, готовой вот-вот вырваться из-под контроля. Вместо того, чтобы наброситься на распростёртое перед ним тело, он отшатнулся, намочил небольшое полотенце в уже успевшей остыть бадье. Нужно было позвать слуг, приказать убрать её из шатра, но жадное и ревнивое поднялось в груди, не желая показывать Сяо Чжаня.

Тот лежал всё так же, чуть изогнувшись, семя стекало по складке бедра. Ибо подхватил его пальцами, отёр влажную кожу, стирая пот и свои следы, целуя там, где оставил синяков. Вернулся к бадье и остался стоять, разглядывая свои руки — мозолистые ладони, испещрённые шрамами, предплечья, перевитые мышцами. Этими руками он держал меч, убивая без счёту, этими руками он трогал лепестки цветов, не решаясь сорвать, жалея уничтожить что-то настолько прекрасное. Этими руками он только что до изнеможения ласкал того, чья красота затмевала самый прекрасный цветок — ни императорскому пиону, ни полевому лютику было не сравниться с изгибом его ресниц, с изящностью взмаха руки.

Он вернулся, по дороге позвав слуг, подошёл к кровати и застыл, наблюдая. Сяо Чжань, обнажённый, усеянный следами обжигающих поцелуев, перекинул волосы через плечо, приподнявшись на локте. Он смотрел на Ибо, в глазах плескалось хитрое золото: он будто снова видел Ибо насквозь, а в глазах его отражалось пламя ненависти, утихшее в сравнении с любовью, распустившейся в его груди. Поманив Ибо, Сяо Чжань дождался, пока он ляжет, пока прикроет их обоих от любопытных взглядов слуг и только тогда, надёжно закутанный в шкуры, склонился к самому уху, коснулся его распухшими искусанными губами:

— Если генерал Ван хочет стать Императором, этот ничтожный поможет ему.