2. Танцевать или плакать (1/2)
кто сказал, что ты обязан быть первым?</p>
все сразу не могут быть первыми, это блеф<span class="footnote" id="fn_32571702_0"></span></p>
***</p>
16.09.2015
Мяч в его руках казался живым. Прыгал, крутился как волчок, перелетая от одного игрока к другому, все рвался попасть в кольцо. Мяч, как дикое животное, нужно уметь укрощать. Арсений умел. Он вообще мало чего не умел.
До конца четвертого тайма оставалось десять секунд. Счет 87:87. Арсений и думать не думал, что все сложится так. Его команда просто не может проиграть ублюдочным бэшкам! Он не может им проиграть.
Оскорбляло и то, что противники из 10Б класса были явно слабее. Да Попов бы их в пух и прах порвал, если бы не один игрок, который заработал практически все очки. Гребаный девятый номер, атакующий защитник, он словно летал по площадке, ни разу не промахнувшись мимо кольца. И откуда такой самородок взялся? Арсений в коридорах школы его ни разу не встречал, что удивительно — такую каланчу сложно не заметить.
Арсений не мог сказать, что Девятый играл лучше него или наоборот. Но все-таки у парня имелось значительное преимущество — он этой игрой жил. И слепой видел, как Девятый светился, подбрасывая мяч в воздух, с какой любовью получал передачи. Попов готов поклясться — даже на последних, таких нервных, секундах с лица Девятого не сходила блаженная улыбка.
А Арсений устал. Из-за соревнований пришлось сдвинуть дополнительные занятия по французскому и немецкому, и теперь домой он возвращался только к десяти вечера. Подготовка к ЕГЭ и домашнее задание смещались на ночь, но Попов уж лучше сдохнет от недосыпа, чем не сделает дз. В конце концов, после смерти он хотя бы не сможет проклинать себя за то, какое он ничтожество, и не увидит презрительного взгляда отца.
Эти мысли подстегнули его, заставили из последних сил броситься на перехват мяча, чтобы не дать бэшкам забить. При равном счете у Попова будет шанс выиграть в овертайме.
Завладеть мячом не удалось, тот улетел в руки к проклятому Девятому, но Арсений хотя бы задержал эту передачу, выиграл одну-две секунды.
Он атеист, но молился в тот момент кому угодно, лишь бы Девятый не успел, не попал в кольцо. Ему казалось, что удача на их стороне — пацан точно не забьет, он же не Майкл Джордан, в конце концов!
Но Девятый бросает. Почти с противоположного конца поля, на последней секунде тайма — сирена звучит сразу же, будто специально ждала, когда мяч вылетит у парня из рук.
Арсений замирает. Баззер битер. Бросок с сиреной. Этого просто не может быть.
Болельщики на трибунах взрываются восторженными криками, команда 10Б срывает голоса и заваливает Девятого на пол, когда на табло высвечивается счет. 87:90.
***</p>
Так сложилось, что друзей у Арсения в школе не было. Были товарищи, сокомандники, знакомые, враги и недоброжелатели, но друзей не было. На эту роль мог бы подойти один Игорь — одноклассник Попова, с которым он общался более-менее тесно. Но, видимо, Арсений в Игоре все-таки ошибся, потому что в раздевалке тот сказал:
— Да ладно тебе, Арсюх, не расстраивайся. Не все же нам выигрывать. А у пацана дебют! Поздравил бы его хоть — такое зрелище человек устроил.
— С чего бы мне его поздравлять, — мгновенно окрысился Арсений, безжалостно комкая свою спортивную форму. — Мне нужна эта победа!
— Не кипишуй так, — Игорь хлопнул его по плечу, раздражая еще больше. — Глупо отрицать, что Антоха классно сыграл. Нужно уметь принимать поражения.
Арсений поморщился. Какое тупое имя — Антон. Как можно назвать человека именем, которое отлично рифмуется со словом на букву «г»?
— Меня не волнует то, как он сыграл. Не вижу смысла восхищаться обычным парнем, который вытянул матч исключительно за счет эмоций. В порыве чувств, так сказать, — в словах Арсения была всего лишь доля правды. Он не хотел распаляться, это выходило само собой, просто от обиды. Не веря ни единому своему слову, он продолжал говорить на автомате: — Сколько раз такое случалось. Появляется никому не известный человек, совершает нечто невероятное, а потом сдувается и не появляется в поле зрения больше никогда. Потому что на единичное чудо сил хватило, а мастерства для постоянных чудес — нет! Я уверен, этот бросок — его предел. Зуб даю, у него…
— Арсений!
Попов осекся на полуслове, обернувшись на голос. В дверях раздевалки торчал герой сегодняшнего дня, человек, у которого сил хватает только на единичное чудо, собственной персоной.
Неловко. Интересно, сколько нового узнал про себя этот Антон из пламенной речи Арсения? Еще и в раздевалке гробовая тишина повисла — Игорь и остальные парни из команды внимательно смотрели за развитием дальнейших событий.
Стоп, а почему Арсению вообще должно быть стыдно перед ним? Какая разница что он там узнал и надумал?
— Чего тебе?
Арсений откровенно нарывался, но парень его настроя не поддержал, вполне миролюбиво ответив:
— Я всего на пару слов. Подожду тебя в коридоре, ладно?
Согласия он дожидаться не стал, скрывшись за дверью сразу, как договорил. Разговоры в раздевалке медленно возобновлялись — драки между капитанами двух команд не произошло, так что ситуация быстро стала неактуальной.
— Ты бы с ним помягче, Арсюх, — чуть взволнованно попросил Игорь. — Хороший же пацан.
Арсений лишь закатил глаза, с грохотом захлопывая свой шкафчик, и направляясь к выходу.
Пацан ждал его около ближайшего к раздевалкам окна. Какая же шпала все-таки этот Антон! Арсений привык смотреть на людей снизу вверх, с высоты своих ста девяноста сантиметров, но сейчас шаблон порвался.
— Откуда ты меня знаешь? — бесцеремонно спросил Арсений, едва подойдя к парню.
— Все знают, ты же лучший ученик школы, — парень добродушно улыбнулся, как будто не замечая колкостей Арсения. — Меня кстати Антон зовут. Антон Шастун.
Он не ожидал, что после этих слов Шастун протянет ему руку. Так не должно быть, они ведь враги, он же сейчас столько гадостей про себя услышал…
Арсений пожал руку в ответ, пытаясь не выдавать свое замешательство.
— Так чего тебе нужно?
Лучшая защита — это нападение.
— Да просто хотел поблагодарить тебя за матч. Было очень круто, в жизни так не кайфовал. Ты офигенно играешь.
Ну и как нападать в таком случае?
— Это настоящий подвиг — победить самого Арсения Попова, — беззаботно добавил Шастун.
— Действительно, — процедил Арсений сквозь зубы, мгновенно сменяя милость на гнев. — Я ненавижу проигрывать. Как у тебя вообще это вышло?
Он Шастуна не понимал. Зачем позвал разговаривать, чем ему это выгодно? Пришел поглумиться? Непохоже на то, Арсений ведь и правда видел, что Антон — человек неплохой. Не видел даже, скорее, чувствовал. Тогда, может, он настолько бесхребетный, что после услышанных про себя слов все равно решил высказать восхищение? Уже больше похоже на правду, но все-таки нет.
— Сам не знаю, — Антон пожал плечами и уселся на подоконник. — Я не хотел отбирать у тебя победу. Я просто хотел выиграть.
Арсений тихо фыркнул — больше для проформы, на самом деле он понял, что Шастун имел в виду.
Шастун вдруг перевел взгляд на Арсения. Ни превосходства, ни обиды, ничего не читалось в этом взгляде, кроме всепоглощающей искренности.
— Я не хочу, чтобы ты ненавидел меня за это.
Тяжело вздохнув, Арсений присел рядом. Как бы он ни старался, злость на Антона стремительно растворялась, уступая место легкой симпатии. Седьмое чувство подсказывало, что Шастуну можно довериться, а такие предчувствия Арсения никогда не подводили.
— Я не ненавижу. Мне нужна была эта победа и…
— Мне тоже! — торопливо встрял Шастун. — Понимаешь, у моей мамы сейчас не самый легкий период в жизни, они с отцом развелись недавно. И я подумал, что мой выигрыш на соревнованиях заставит ее порадоваться.
«Как глупо рассказывать это первому встречному», — отстраненно подумал Арсений. Теперь он окончательно смирился с поражением. В конце концов, что есть, то есть: если ему в любом случае придется терпеть оскорбительные комментарии отца в свой адрес и презрительные взгляды матери, то так тому и быть. И нет смысла винить во всем Антона.
— Ты молодец. Твоя мать может тобой гордиться.
Признавать свою неправоту всегда трудно, а извиняться за нее еще труднее, но Арсений смог собрать смелость в кулак:
— И ты это… прости за то, что наговорил про тебя в раздевалке. На самом деле я так не думаю, на эмоциях сказал. Позавидовал твоему таланту. Да ты всю игру за собой команду вел, как чертов Данко, — горько усмехнулся он. — Кстати, данки<span class="footnote" id="fn_32571702_1"></span> у тебя идеальные.
Для обработки каламбура Шастуну потребовалось несколько секунд, зато потом он смеялся до выступивших на уголках глаз слезинок. До этого момента Арсений еще никогда не видел таких людей. Шастун буквально светился как карманное солнце, и Попов никак не мог понять почему — то ли смех такой заразительный, то ли ямочки на щеках проступают слишком сильно, то ли еще что.
— Спасибо за комплимент, — отсмеявшись, поблагодарил Антон и поднялся на ноги. — Знаешь, я рад, что мы познакомились. Надеюсь, пересечемся еще как-нибудь в коридорах школы.
— Взаимно. Но на соревнованиях по баскетболу я с тобой больше пересекаться не хочу, — криво ухмыльнулся Арсений.
***</p>
19.10.2015
Двор Арсения выглядел противоречиво. Статные многоэтажные новостройки никак не сочетались с каменными джунглями задрипанных панельных хрущевок. Арсений жил на пятнадцатом этаже новостройки и каждое утро встречал ослепляющие своей красотой рассветы, в отличие от жителей хрущевок — те видели одни тени от соседних домов. Арсений никогда не бывал в стандартных русских подъездах, где вечно стоит запах заночевавших на последнем этаже алкашей, а стены исписаны разоблачениями сексуальной жизни местных девчонок. В его подъезде всегда чисто, благодаря ежедневно приходящей уборщице и установленным камерам.
Двор буквально раздлялся на две половины железным забором. Детская площадка на территории новостроек — это новые свежевыкрашенные горки, качели трех видов, тренажеры и батуты. Детская площадка по ту сторону забора — это ржавая горка, такая же ржавая «ракета» и скрипящая карусель.
Правда, сейчас колорит двора заметен не так сильно — солнце село часа три назад, а в ночи все становились одинаково черным. Да и не до того Арсению было — он чертовски устал. Он шел под проливным октябрьским дождем, и если зонт еще хоть как-то спасал от капель его прическу и пальто, то в ботинках уже давно хлюпала ледяная вода. Желудок горестно распевал серенады, привлекая к себе внимание как мог. Мол, смотри, хозяин, девять вечера, а я не кормлен с утра.
Спать хотелось так же ужасно, как и есть, но об этом Арсений и не мечтал — его сон наступит только после того, как он потратит полтора часа на подготовку к егэ и сделает всю домашку на завтра.
Все шло по плану, пока до Попова не донесся характерный скрип ржавого металла. Арсений прищурился.
На старой карусели сидел человек. Скрючился в три погибели, опустив голову на колени. Арсений мог разглядеть только спину — та обтянута синей адидасовской ветровкой. Летняя ветровка — в конце октября? И где зонт? Сумерки и небольшая близорукость Арсения ограничивали возможности его зрения, но даже так он был готов поспорить, что парень на карусели — а в том, что это парень, Попов не сомневался — иногда едва заметно вздрагивал. Точно замерз.
Человеку нужно помочь. Мысль возникла спонтанно и билась в голове так навязчиво, что ноги сами понесли Арсения к нему.
Чем ближе он подходил к сидящему парню, тем больше узнавал знакомые плечи. В какой-то степени Арсений ждал этой встречи, но то, что она произошла в таких условиях, его взволновало.
— Шастун? Что ты тут делаешь?
— О, Арсений, — Шастун вскинул голову, и Арсений испуганно отшатнулся назад. — Не думал, что мы встретимся так скоро.
Он выглядел ужасно. На лбу кровяной коркой запеклась свежая ссадина, под глазом синела наливающаяся гематома, на щеках — дорожки от слез, смешанные с дождем. Из разбитой нижней губы все еще сочилась кровь, стекая по подбородку.
— Господи, что с тобой случилось? Нужно позвонить в скорую или в полицию или…
— Тихо, Арсений, — Шастун поймал паникующего Попова под руку и, слегка встряхнув, заставил посмотреть в глаза. — Со мной все в порядке. Видишь?
Он ободряюще улыбнулся, из-за чего кровь из губы потекла сильнее. Да уж, Арсений видел. Жуткое зрелище.
— Люди, у которых все в порядке, не выглядят так, будто сбежали из-под конвейера по переработке твердых бытовых отходов, — отрезал Арсений. — Ты избитый, полуголый, сидишь на улице весь мокрый и плачешь. Это явно не «в порядке».
— Да, немного прохладно, — спокойно согласился Шастун, рукавом ветровки проводя по мокрым щекам. — Спасибо за то, что обозвал твердым бытовым отходом.
Арсений раздраженно закатил глаза. За что ему все это? Он не нанимался нянькой для какого-то строптивого пацана, и так пытается ему помочь по доброте душевной — а тот выеживается. И хотя Арсений понял, что последнюю фразу Шастун произнес скорее со смешком, чем с претензией, ситуация не стала меньше его бесить. Это с одной стороны. А с другой, совесть просто не позволяла Попову пройти мимо.
— Нужно хотя бы раны обработать, — сказал Арсений. — И в сухое переодеться… заболеешь же.
— Надо бы. У тебя есть аптечка и сменная одежда с собой?
Под заинтересованным взглядом Шастуна Арсений растерялся. Действительно, очень резонный вопрос.
— С собой, конечно, нет. Может, тебе домой пойти? — осторожно предложил Арсений самый логичный вариант.
Шастун замялся на пару секунд, как будто Попов не сказал очевидное, а потом мрачно вздохнул:
— Не могу. Да ты не боись, от холода не сдохну, не зима еще. Заночую в подъезде, если что. Там сухо.
Ну и что с этим делать? Оставить его в покое? Как говорится, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Но он так не может. При взгляде на такого Шастуна, сердце жалостливо сжималось, да и вообще, Арсений же не чудовище, чтобы своего одношкольника бросить на улице в таком виде. Еще и чертово седьмое чувство бьется в конвульсиях, притягивая Арсения к Шастуну как магнитом. Но как помочь человеку, если он этого не хочет? От скорой пацан отказался, домой идти не собирается.
Сознание Арсения вдруг озарила идея. Абсолютно безумная, рискованная и совершенно неожиданная. Седьмому чувству эта идея очень понравилась, а вот здравому смыслу — нет. Арсения за такое точно накажут. Не глупо ли рисковать своей пятой точкой ради первого встречного? Но это ведь Шастун… Да, они общаются второй раз за всю жизнь, но после первого разговора по душам отношения у них явно сложились около-доверительные. По крайней мере Антон Арсению доверился, а Арсений…
— Может, ко мне тогда зайдешь? Я в соседнем доме живу, — выпалил Арсений, пока его здравый смысл не успел спохватиться.
Предложение наверняка звучало глупо. Арсений понял, если бы Шастун отказался.
— Ты серьезно? — Антон радостно вскинул голову, горящими глазами всматриваясь в лицо Арсения. Будь у Шастуна хвост — мотылялся бы сейчас из стороны в сторону, как у щенка при виде хозяина. — Я с радостью! Если твои родители против не будут, конечно.
— Они на работе до завтра, — отстраннено отмахнулся Арсений, все еще не веря в то, что предложение погостить вырвалось из его рта. — Надеюсь, ходить ты в состоянии, неохота тащить тебя до подъезда на хребте.
До квартиры Арсения они добирались в тишине, только Шастун болезненно пыхтел, когда наступал на ушибленную левую ногу. Повезло, что лифты в новостройках всегда работали исправно — подъема пешком на пятнадцатый этаж Шастун бы не выдержал.
— Вот это хоромы, — несдержанно воскликнул Антон, едва перешагнув порог, и тут же завертел головой по сторонам. — Да у вас тут зал как три мои комнаты.
Арсений неоднозначно хмыкнул, оставив слова Шастуна без комментария.
— Когда разуешься, помой руки в ванной, это налево по коридору первая дверь. И… Так, вот смотри. Видишь коврик? В обуви не вставай ни в коем случае. Если встанешь — прокляну. И в носках по грязной части пола не ходи. Снимешь ботинок — и сразу на коврик, понял? Одежду сейчас принесу. Кстати, мыло там полосатое возьми. Не голубое, а полосатое, не перепутай, пожалуйста. Потом на кухню чеши.
Антон испуганно закивал и чуть было не ответил «есть, сэр», но вовремя прикусил язык. Сделав все в точности, как сказали, Шастун повертелся перед зеркалом — одежда Арсения села как влитая — и прошлепал на кухню.
— Тебе какой чай: зеленый, черный, каркаде? — Арсений суетился около фарфорового чайничка. — Я еще ужин поставил разогреваться, ты будешь?
— Буду. А чай какой угодно, кроме последнего. Звучит как какая-то отрава.
Арсений удивленно обернулся:
— Никогда не пил каркаде?
— Впервые слышу вообще, — беспечно ответил Антон, присаживаясь на первый попавшийся стул и разглядывая разложенные на столе лекарства: несколько тюбиков заживляющих мазей, обезболивающие таблетки, бинты и перекись. — Я воспользуюсь?
— Конечно, это же для тебя. И пересядь на стул справа от тебя, пожалуйста, он для гостей. Отец не обрадуется, если узнает, что ты сидел на его месте.
— У вас тут как в сказке про трех медведей? — пошутил Шастун, пытаясь замять неловкую ситуацию.
— Вроде того, — Арсений серьезно кивнул, даже не улыбнувшись.
Они снова замолчали. Арсений разливал молочный улун по чашкам, сожалея о том, что не смог растянуть приготовление чая на подольше — так он хотя бы был чем-то занят. Пришлось в неловком молчании сесть за стол и тупо уставиться на Антона. К слову, для Шастуна молчание не было неловким, он только выбрал себе подходящую мазь — естественно, воспользовавшись считалочкой — и принялся деловито стягивать с себя футболку. Арсений замер.
Под футболкой ситуация обстояла не лучше, чем с лицом. Кровоподтеки на ребрах выглядели внушительно, но не слишком опасно. По крайней мере Арсений навскидку мог сказать, что переломов нет.
— Расскажешь, кто тебя так?
Он боялся, что вопрос будет звучать нетактично, но Шастун и носом не повел, все внимание концентрируя на тщательном втирании мази в кожу:
— Помнишь, я рассказывал, что мои родители в разводе? Маме одиноко, и она ищет себе подходящего человека рядом. Иногда вот попадаются… неподходящие, — Антон поморщился с отвращением.
— Он тебя избил? — ахнул Арсений.
Шастун вдруг гордо поднял голову и задрал нос, став похожим на воинственного воробья — маленького такого, подбитого, но все еще по-боевому взъерошенного:
— Никто меня не избивал. Это была драка. На равных, — важно объявил он, на что Арсений скептически приподнял бровь, сомневаясь, что в этой драке хоть что-то могло быть «на равных». Антон стушевался. — Ну, не совсем, конечно. Но я ему тоже вмазал хорошенько.
Они помолчали пару секунд, а потом Шастун уже тише и без комичного геройства сказал:
— У меня мама такая… молчать не будет, если ей что-то не нравится. Ну, они и поссорились. Он ее ударить хотел, а тут я встрял, и пошло-поехало. Нам повезло, что он слегка поддатый был, пошатывался уже. Но даже так успел мне навалять, — он горько усмехнулся. — Был бы трезвый, вообще б грохнул, небось. Мы вдвоем с мамой вытолкнули его из квартиры и заперлись. А потом полицию вызвали.
Арсений пораженно молчал, не зная, что отвечать. Известное дело — неадекватных людей много, сплошь и рядом такое происходит, еще и заканчивается все похуже зачастую. Но слышать все равно неприятно.
— А почему ты тогда на улице сидел? И домой идти не хочешь? — вкрадчиво поинтересовался Попов.
— К маме соседка пришла, подруга ее. А я не могу там находиться, сопли эти про мужиков слушать… — Антон вдруг прервался, виновато улыбнувшись: — Слушай, я не думаю, что дотянусь до спины. Помоги, а?