Часть 2 (1/2)

Трупохранилище производило неоднозначное впечатление – коридоры обшарпанные, но чистые, оборудование старое, но рабочее. Артёму даже предоставили маленькую каморку, где он и расположился, когда в деревянную дверь, обитую железом, постучали. Пришел, как выяснилось, завхоз. Чтобы, значит, познакомиться.

– Михаил Владимирович – протянул мужчина крепкую, загорелую руку, увитую венами.

– Артём.. можно без отчества – представился и Долгих, пожимая ладонь.

– Пьешь? – сразу спросил он, смотря на мужчину тяжёлым взглядом темно-карих глаз.

– Да нет – санитар чуть растерялся – Так только... На новый год, или там, день рождения...

– Значит, не пьешь – суровое лицо Михаила, загорелое и жесткое, стало чуть более расслабленным – Это хорошо. Короче, смотри...

Новый знакомый оказался немногословен. В двух словах рассказал про трупное хозяйство, кивнул на прощание и удалился, оставив в маленьком помещении запах модного тройного одеколона. Артём тряхнул волосами – этот человек казался странным, вызывал оторопь и нервную дрожь. Высокий, коренастый, с темной кожей, сильным подбородком и пухлыми губами. Брови – широкие, прямые и всё время нахмуренные, под которыми метали молнии внимательные карие глаза. Короткий ежик черных волос, уже начавших выпадать на боковых частях лба, тем не менее казался густым. Артём вздохнул, забросил свои пожитки на стол, и пошел осматривать помещения, чему сильно мешала заведующая – габаритная женщина, слишком разговорчивая и слишком сердобольная для подобной работы. Однако из её болтовни он уяснил одно – за невостребованными телами здесь практически не следят. А это не могло не радовать. Скоро, очень скоро он приступит к работе, вот только... Михаил может оказаться серьезной проблемой, придётся быть максимально осторожным. Черт, да почему он постоянно возвращается мыслями к этому хмырю нелюдимому, как уже успела назвать его Анна Михайловна.

***

Вечерами в трупохранилище становилось тихо. Окно Артёма выходило аккурат на дикое поле со старым кладбищем в отдалении. А если открыть форточку, можно услышать тихие трели цикад и пение птиц, и будь Долгих поэтом... Но он не был поэтом. Он был обычным санитаром, который обнаглел до такой степени, что работал прямо в пустой секционной, предварительно, правда, закрыв её на ключ. А ещё он недавно влюбился...

Осознание пришло, как всегда, неожиданно. Просто он смотрел на угрюмого Михаила Квасцова, который ссутулясь, курил дешевую сигарету, и неожиданно его воображение, обычно не столь богатое, дало сбой. Подойти. Спросить, что случилось. Обнять за шею и впиться губами, целуя до потери пульса, гладя по волосам, не отпуская чужих губ, забыться в этом сумасшедшем, безумном поступке, и...

– Артём, новое тело поступило.. подготовь, патанатом скоро будет – окурок щелчком пальцев улетел за окно, затушенный о широкий, облупленный подоконник.

– Хорошо, Михаил Вла.. – начал говорить Долгих, избегая смотреть завхозу в глаза. Словно, стоит их взглядам встретиться, мужчине откроются все грязные и волнующие мечты санитара, в сравнении с которыми даже любовь к костям казалась мелочью.

– Стой. Просто Михаил, ладно? – карие глаза упорно искали зрительного контакта, а сердце в груди Артема припустило вскачь: Квасцов случайно положил руку на пальцы мужчины. Тот нетвердо кивнул.

– Ладно – в который раз согласился он, неосознанно повторяя окончание фразы.

– Даже не спросишь, почему? – губы с застарелыми шрамами в уголке дернулись, сложившись в улыбку.

– Ну, почему? – послушно переспросил Долгих, робко улыбаясь в ответ.

– Ты – нормальный. Я не хочу сказать, все остальные больные, нет. Просто... Ты не пьешь, не водишь сюда девок..