Надо поговорить (2/2)

— Тише, а то наш сын не так поймет.

— Мой, мой сын, — поддается на провокацию мужчина.

— Конечно.

— Это ошибка, ясно? Я сам не знаю, как…

— Мне понравилось, старик, но лучше бы это был женский рот. Твоя борода неприятно щекотала мне яйца.

— Ты специально? — о, наконец-то он смотрит на меня! Знакомый миллионам фанатов разгневанный взгляд и всполохи пламени, слетающие с ресниц.

— Никто не узнает.

— А то, что мы и так в глазах общественности без пяти минут мужья, тебя не смущает?

— Думаешь, надо было достать камеру и заснять, как ты, — я делаю шаг вперед и касаюсь его пресса, — страстно отсасываешь мне? И где ты только так научился?

— Я… не умею.

— Еще как умеешь, дедуля. Давно я так не кончал.

— Эффект твоего наркотика.

— Мой наркотик не сделает из человека топовую шлюху, — все больше наша перепалка напоминает словесную прелюдию. Но без шансов. Прости, Старатель, но я не гей. А вот у тебя явно в кармане завалялась пара десятков лет без полноценного секса.

— Что ты хочешь услышать? Извинений? Снова? В последние дни я только и дело, что извиняюсь…

— Так не за чем.

— Тогда что? Что мне нужно сказать?

— Что ты, — я серьезнею и откладываю стакан в сторону, — все еще помнишь о нашей цели.

— Что?

— Что ты не заигрался, приятель. Мне важно, чтобы единственный человек, которому я доверяю на сто двадцать процентов, не поддался гребанным чувствам и помнил о нашем общем враге.

— Ты мне не нравишься.

— Я начинаю в этом сомневаться, милашка, — я издевательски провожу рукой по его щеке и он зажимается.

— Но это правда. Не знаю, что на меня нашло.

— Скажи, Старатель, — на этот раз я подливаю нам алкоголь.

— Что?

— Ты любишь драть, или когда тебя дерут?

— Заткнись, Хоукс!

— Обожаю, когда ты злишься. Это в твоем стиле, — слова ранят. Я знаю это наверняка. Как же страстно ты хочешь измениться, но ты никуда не убежишь от себя. Я хочу видеть тебя прежним. Сейчас мне нужен гневный Старатель, который ненавидит все живое на своем пути. Даже если я буду в списке его врагов — сойдет для меня.

— Я пробовал разное, — внезапно искренне отвечает он и скрещивает руки.

— Эти крысы, — начинаю я и делаю круг вокруг себя, — точнее одна крыса, вручила мне папку.

— Что за папку?

— С профайлами на всех твоих бывших. Поразительно, что без пикантных снимков. Я бы многое отдал, чтобы увидеть, как тебя прижимают к стенке и…

— Чего ты добиваешься?

— Чтобы ты перестал мямлить, Номер один! Эти ублюдки не успокоятся, пока не сделают из тебя послушную зверушку. Они держат тебя за яйца, и Даби — лишь начало. Даже если мы ликвидируем его, нет, не в прямом смысле, конечно, — тут же поясняю я, вспоминая о настоящей личности злодея. — Они всегда найдут, как тобой манипулировать… Припомнят тебе женушку, годы в браке. Что-то мне подсказывает, ты не такой уж белый и пушистый.

— Зачем ты… — новая эмоция — сожаление, стыд, ненависть к себе. Я читаю тебя, как открытую книгу, а ты даже слова мне сказать не можешь.

— Мы должны стереть их в порошок.

— Как?

— К сожалению, — закидываю я голову и смотрю на минималистичную люстру, — пока четкого плана нет. Но мы что-нибудь придумаем.

— Хоукс?

— Что?

— Этого больше не повторится.

— Ты имеешь в виду лучший оргазм в моей жизни? — он закатывает глаза в своей манере и грузно выдыхает. — Ладно-ладно. На самом деле, мне-то плевать. Ты сам как? Хочу сказать, если тебе никто в жизни не говорил, — я провожу пальцами по его руке, на этот раз без издевки, а чтобы он немного расслабился, — что в этом нет ничего постыдного. Тебе нравятся мужчины? К черту! Посмотри на рейтинги. Люди схавают, что угодно. Люди уже принимают тебя, даже несмотря на то, что мы — выдроченный пиар-фарс. Расслабься. Когда все закончится, ты сможешь начать новую главу в своей жизни. Найдешь себе красивого мужика, надеюсь, на этот раз своего ровесника, — на это он сдержанно усмехается, — без ума будешь любить его, а он — тебя. Кто знает, может… ты сможешь стать обычным человеком?

— Что ты имеешь в виду?

— А разве ты не думал об этом? Оставить геройский геморрой позади и стать просто счастливым?

— Хоукс, — Номер один смотрит меня, как на личного ангела-хранителя. Вряд ли он часто слышит слова поддержки. Вряд ли в нем хоть кто-то видит замученного мужчину, а не разрушительную силу.

— Что?

— Я даже представить себе не могу, кто я, без этого идиотского костюма.

— Гений, миллиардер, не очень плейбой и не слишком филантроп, — он не выкупает отсылку, но снова улыбается.

— Я рад, что встретил тебя. Ты хороший малый. И мне очень жаль, что они испоганили тебе жизнь.

— Что поделать, я просто страстно мечтал походить на моего кумира. Творить добро и все дела, — до него не сразу доходит, что речь о нем. Стоило бы винить Тодороки, хотя бы частично, за то, какой стала моя жизнь, но я не могу. Если бы можно было вернуться в прошлое и все изменить, я бы… я бы не стал. Потому что параллельно я помог многим людям, сделал кучу хорошего. К сожалению, вместе с хорошим много крови пролилось, зачастую тех, кто этого не заслуживал. Но это не только на моей совести — карма членов Комиссии черна, как дерьмо больного животного.

— Как насчет легкого ужина? — прерывает короткую паузу мужчина и я с легкостью соглашаюсь.

— Только если мне не придется готовить. Я так себе домохозяйка.

— Об этом можешь не волноваться.