Шантаж и истина (2/2)

— Какое к черту чудо, старик?

— Но вместе с тем, если верить информации Комиссии, он совершенно невменяемый. Он потерял себя. С ним невозможно договориться и ему нельзя помочь.

— Ты говоришь загадками, старина.

— Еще не время. Прости. Но мне важно знать наверняка, что с ним. Мне важно знать, что он жив.

Старатель выглядит так, будто он готов вписаться за этого злодея. Будто это и не злодей вовсе, а наш тайный союзник, бывший напарник, кто угодно, но не отпетый ублюдок, который за все время своего бунта угрохал тридцать людей, в числе которых были и третьесортные герои. Что не так с Даби? И почему Старателю не наплевать? Будь я на его месте, я бы надеялся, чтобы нашего паленого злодея не было в живых. Возможно ли, что его существование гораздо ценнее информации, которая уже есть в руках Комиссии? Возможно ли, что это главный рычаг давления на мужчину? Если совсем уж скатываться в безумие, может, Старателя шантажировали не страшной правдой, а тем, что они убьют Даби, если он не будет плясать под дудку этих кретинов? Странно, совершенно странно. Теперь уже мне стало интересно. Я должен докопаться до истины.

— Хэй, — я кладу руку на колено мужчины и он вздрагивает от неожиданности. Не переживай, старик, ничего сексуального, я просто хочу поддержать тебя — как будто тебя много кто обнимает. — Я постараюсь разнюхать статус Даби. По крайней мере узнать, где он.

— Спасибо, — шок. Старатель. Самовольно. Обнял. Меня. Крепко, так сильно, что даже что-то хрустнуло. Мужик явно не умеет рассчитывать свои силы. В ответ я неловко похлопываю его по спине и послушно выжидаю, когда Номер один выпустит меня на свободу.

— Это было слишком, здоровяк.

— Прости.

— Но я хочу, чтобы ты понимал, — говорю я и предупреждающе стреляю в него взглядом, — я не смогу помочь тебе на сто процентов, если не буду понимать, в чем дело. Не сейчас, но через неделю-две ты должен будешь рассказать мне правду.

Я знаю, о чем ты думаешь. «Эта правда настолько уродлива, что ты отвернешься от меня, а ты единственный союзник, единственный мой друг», — прочитать деланно низким голосом, но так, чтобы звучало, как дешевая пародия на бас Старателя. Для пущего юмористического эффекта, конечно же.

Но, Энджи, ты представить себе не можешь, сколько дерьма за спиной почти у каждого из нашей породы. Кто-то по неосторожности убил сотню гражданских, кто-то под действием запрещенных препаратов (наглая ложь, между нами) переспал с малолеткой — и было это не под крышей клуба, а на улицах города. Там, где звездочкам-педофилам не подтирают зад. Кто-то перебежал на сторону злодеев и пока не знает, что Комиссия вот-вот схватит его за яйца и «выведет из игры» (вот так миленько в ГК называют старое-доброе убийство из политических соображений). Кто-то организовал секту имени себя и вынудил его участников в традициях культов восьмидесятых сначала вписаться в оргию, а после — закинуться ядом. Герои — те еще мрази. И я сомневаюсь, Старатель, что твои грешки могут перебить обычный вторник некоторых именитых героев.

— Можно спросить?

— Валяй, — я все же не выдерживаю и подливаю нам обоим алкоголь, после принимая более расслабленную позу и вытягивая ноги вперед.

— Тебе комфортно в моем обществе?

— Мм?

— Ты ведь знал все еще до того, как они переговорили со мной.

— Ну да.

— И они выдали тебе, что у меня были отношения с мужчинами.

— Ага.

— Значит ли это, что…

— Боже, Энджи, — едва не прыскаю я и закрываю глаза рукой. — Ты переживаешь, что во мне внезапно проснулся давно разложившийся труп гомофобии? Половина моих друзей — гордые носители радужного флага. Даже у меня был эксперимент с парнем.

— И все же для тебя это очевидно игра, а я реально… б…

— Бисексуал?

— Наверное. Вроде того. Не знаю…

— Ну-у, что я могу сказать, здоровяк. Мы оба притворяемся. Просто в перерыве между этим ты можешь отойти налево и отсосать какому-нибудь красавчику или, — подчеркиваю я, — трахнуть какую-нибудь пышногрудую девицу. У меня же только половина из перечисленных опций, — я дружески подталкиваю его локтем и ловлю успокоение во взгляде. — Что-то мне подсказывает, недолго нам осталось плясать под их дудку.

— Ну…

— Что за «ну»?

— Ты правда думаешь, мы сможем как-то… вернуть наши прежние жизни?

— Я думаю о чем-то еще более крутом. Но не забивай пока этим свою милую головку.