В ожидании встречи с тобой (1/2)

Когда ему уже кажется, что сегодня он снова её не увидит, она наконец приходит.

Вначале, как обычно, солнечно ему улыбается и взмахивает рукой, легкое белое платье шелестит в такт её движениям, белые сапожки мягко касаются земли. В сумерках она кажется ему светлячком, пришедшим разогнать тьму, единственным чистым пятнышком в округе, глаза отдыхают при одном взгляде на неё, и хочется смотреть и смотреть.

Она улыбается, но подходит ближе — и замирает. Светлые глаза печально темнеют, она обеспокоенно ахает, подбегает и осторожно и бережно, почти невесомо, касается его запястий. Смотрит печально, отвязывает от платья ленту — бинтов при ней, конечно же, нет, — и бережно наматывает ему на руку.

Раны на руке жжёт. Он отмечает это краем сознания, но почти не чувствует, несмотря на то, что запястья стёрты в кровь, и она пропитывает белую ленту насквозь. Ему не нужны ни бинты, ни лекарства, — всё заживёт само собой, — но от этой заботы ему становится легче, будто одной белой ленты достаточно, чтобы удержать его от тьмы, в которую он готов пасть.

Может быть, поэтому она всегда приходит в белом. Всё, что есть у неё — платье, меч и белые цветы в волосах, и всё это она готова отдать ему, отдать без возврата и без сожалений, стоит только попросить. Он никогда не просит. И всё же она, как может, перевязывает его раны, заляпывая чудесное платье кровью, и никогда не принимает отказов, какими бы они ни были: ни просьб, ни безразличия, ни грубости. Вздыхает, мягко касается его щеки. Слова замирают в горле, он впитывает её тепло и безропотно позволяет ей делать всё, что заблагорассудится. Закрывает глаза и ждёт, когда тепло окутает его полностью.

— Если не сделаешь, как я скажу, будет ещё хуже.

Когда он распахивает глаза, судорожно глотает воздух и пытается откашляться, будто только что вынырнул из омута, она сидит рядом.

Ему снились чужие сны, и вкус их был так заманчив и так порочен, что его подташнивает от желания скорее очистить желудок — или съесть еще, хотя бы один, хотя бы немного, пока легкие не наполнятся их запахом, пока не закружится голова, пока он не потеряет себя в чужих мечтах. Он впивается пальцами себе в голову, пытаясь вытравить яд, забыть напрочь это чувство, даже если на следующий день оно вернётся. Остаться собой, даже если в эту секунду он не уверен, что помнит, какой он вообще.

Она мягко отнимает его руки от головы и прижимает его к себе. Шепотом рассказывает что-то, но он не может разобрать слов, как бы ни пытался сосредоточиться, только теплое дыхание согревает ухо. От неё пахнет цветами: нежными, но стойкими звёздочками, растущими в горах, и они выбивают из мыслей чужие запахи и желания. Остаётся только она. Волосы щекочут плечо, пальцы гладят спину. Его руки подрагивают, но он крепко прижимает её к себе.

Кожа её на вкус, как сон. Его сон.

— Эти люди — мои враги. И ты их уничтожишь.