Серия седьмая. Мим. (1/2)
У Бражника, наверное, было очень плохое настроение. Ничем иным новую акуманизацию спустя всего пару дней после Разбивателя Сердец я объяснить не могу.
Ну да и ладно, плохие деньки у всех бывают, но я-то тут при чём? Почему всегда я, Господи? Зачем я вообще в это геройство полезла?!
Хотя, стоит отметить, что близкое знакомство с Котом Нуаром и дружба с Тикки того стоят. И полёты над городом. И шпагат. Особенно шпагат, за него можно и душу продать. Исключительно чужую, но всё же.
— Как думаете, мадемуазель, скоро ли Кот Нуар заметит пропажу?
Я закатила глаза: говорить всё равно не могу, хоть рот ничем и не залеплен. Ну, типа, ничего не видно. Так-то я ощущаю, что губы мне заклеили чем-то вроде слайма. Холодная вязкая субстанция, которая по своей текстуре кажется очень мокрой.
Рядом со мной стоял Бражник во всём своём великолепии: огромный мужик в строгом тёмно-фиолетовом костюме и в серебристой маске рестлера. И знаете, что я вам скажу? Ни черта он не выглядит забавно, как в мультике! Вот ни-хре-на! Тонкий слой серебра, что облеплял лицо и голову Габриэля, скорее придавал местному злу вид освежёванного черепа!
Глаза у Агреста-старшего казались больше, чем были на самом деле, и в этом тоже была виновата маска. Мимика была то гипертрофировано-ясной, то, наоборот, словно замораживалась. Жуткая это штука, маска рестлера, если кто меня спросит.
— Проверь периметр, — приказал Габриэль.
Из тени выступил акуманизированный отец Милен — не помню имени, но мне мужик сразу не понравился. В сериале он выглядел таким мило-растерянным, его пожалеть хотелось и дать кусочек торта. В реальности, пообщавшись из-за одноклассницы с этим мужчиной пару минут, я твёрдо уверилась, что размножился он зря. В смысле, Милен была хорошей, но вот пускать подобные гены дальше я бы поостереглась. Мужик был абсолютно не приспособлен к жизни!
Серьёзно, он связал собственные шнурки и не заметил этого! А до эпичного падения в моей прихожей забывал, о чём мы говорим! Милен это комментировала как обычную рассеянность; было видно, что девчушка привыкла к подобному поведению горе-папаши и даже привычно брала роль опекающего родителя на себя. Но это же нехорошо, когда в семье так перемешиваются ответственности. Совсем не хорошо.
А вот теперь посмотрите на него: стоит… а, нет, уже не стоит. Ушёл выполнять приказы Большого Босса. До того стоял: подбородок повыше, взгляд более надменный, самодовольство сквозит из каждой полосочки на водолазке. Даже фиолетовая кожа его не смущала.
Тоже мне, дитя Таноса. Ух-х, сокрушу!..
Я ненавидела Мима ещё до того, как Габриэль его акуманизировал. Самые большие опасения мне внушали всего несколько акум: Сапотисы, Сирена, Зверочеловек и тот самый Мим. Ну и Месье Голубь, но тут уж скорее личная неприязнь из-за аллергии Адриана, чем из-за его супер-сил.
Мим был опасен. Его силы были опасны. Настолько, что я даже подумывала как-то решить проблему акуманизации папаши Милен ещё до собственно одержимости.
Не успела. Откладывала, откладывала… дооткладывалась. А ведь можно было просто в виде Ледибаг подойти к мужику и наговорить комплиментов: глядишь, тогда бы и одержимости не произошло. Всё ведь из-за неуверенности в себе и из-за упущенной возможности Большого Выступления.
— Что-то ваш кавалер не спешит.
Я наклонила голову вбок и скосила глаза на Бражника. Вид у мужчины был задумчиво-философский; Габриэль вертел в руках трость и смотрел в окно, как настоящий киношный злодей с тяжёлой судьбой. Мне на его прошлое было насрать с высокой колокольни. Гораздо больше меня волновало то, что я очень хочу в туалет.
Когда я открыла глаза и поняла, что нахожусь не в своей комнате, паника на мгновение захлестнула с головой. Потом включился рубильник в мозгу, и начала поступать информация: мы за городом или в промышленной зоне, потому что я не слышу гудения машин; здание, в котором я очнулась, старое или просто долго не использовалось, потому что в углах под потолком была паутина, достойная Арагога<span class="footnote" id="fn_32552048_0"></span>; рядом со мной отец Адриана, который Габриэль, который сейчас Бражник.
— Добрый день, мадмуазель, — без улыбки сказало мне парижское зло.
Ну я и поняла, что дело дрянь. Потому что французы улыбались довольно часто, не как американцы, конечно, но и не как в России. Улыбка — очередной способ коммуникации. Нет улыбки — значит, где-то готовятся пакеты, по которым тебя в скором будущем расфасуют.
Но это я преувеличиваю, конечно.
…надеюсь.
Здание всё же оказалось старым, здесь был сухой воздух и пахло строительной пылью. На улице сумерки быстро сменились днём, и солнечный свет, пробивающийся через замызганное окно, подсвечивал крошечные частички пыли и их вальс. Красиво. Но наблюдать за ними мне надоело минут через пять, если не быстрее.