ГЛАВА_10 (1/2)

Юнги протянул диск, обернутый в синюю ленту. Конечно, он мог бы упаковать и получше, но он совсем позабыл об этом и в последний момент успел купить только ленту. Чимин, еще сонно потирая глаза, вопросительно посмотрел на подарок.

— С годовщиной! Я работал над этим уже давно и, наконец, дарю тебе.

— О! Вау! — округлились глаза младшего и сон как рукой сняло. — Так вот над чем ты работал так долго. Спасибо, Юнги, — Чимин взял диск в руки. На одной стороне было написано коротко «Чимину от М.Ю».

— Тут десять песен. Ну, знаешь… это выражение моих чувств и всё такое, — Юнги мялся на месте, пытаясь красиво преподнести подарок. Обычно он не стеснялся показывать свои чувства и даже бывал чересчур настойчив и прямолинеен, но сейчас, когда сердце вот-вот выпрыгнет из груди, так переволновался, что покраснел с головы до пят.

— Ого! Целых десять?! Это же много. Юнги-и, — Чимин был очень тронут, его глаза заблестели, и улыбка расплылась на лице. — Ты невероятен. Я послушаю его прямо сейчас.

— Ох, нет. Давай ты это сделаешь позже, — начал увиливать Юнги, отступая назад, но младший настойчиво потянул его за собой к проигрывателю.

— Я просто обязан послушать. Ты сделал это для меня. Это ведь выражение твоих чувств и все такое. Я должен их услышать. У нас еще есть время до ресторана так что.

— Ну ладно, — сдался Юнги, зная, что Чимина не остановить, если он чего-то сильно желал.

Младший вставил диск и нажал на плей. Медленная мелодия с тревожными тихими нотами пианино наполнила комнату, как и в их первую встречу. Юнги спрятал лицо, а Чимин молчаливо слушал прямо у динамика, проникаясь той самой нежностью влюбленности. Еле сдерживая слезы, он кинулся к Юнги и повалил его на пол.

— Я люблю тебя. Очень сильно люблю…

«Я тоже…» — Юнги схватил себя за дрожащие плечи.

Это было еще одно воспоминание о последнем дне рядом с Чимином — ранее утро, открытое окно, летний ветерок, играющий с ярко-оранжевыми волосами Чимина, и треки, написанные Юнги, которые они слушали безмолвно, держась за руки. Всего лишь мгновение, но настолько уютное и теплое.

«Может быть, Чонгук прав. Я настолько ужасен. Я — убийца…»

Юнги в конце концов сдался. Теперь он понимал, почему должен быть закованным в этом отвратительном месте. Вся эта боль, все эти раны каждый раз напоминали ему, насколько он ужасный. Он готов быть наказанным, растерзанным, избитым, если бы это могло вернуть Чимина, но Чимина больше нет и этого не изменить. Юнги действительно проткнул его ножом в обезумевшем желании и умолял Чонгука закрыть в темном-темном месте, чтобы ни один лучик света не проник, чтобы не видеть больше своего лица. Чон не лгал. Юнги больше не злился на него и решил навсегда остаться в этом подвале до конца своих дней.

***</p>

— …ставай, хён. Просыпайся, — шептал Чонгук на ушко, спустившись к старшему раньше обычного.

С того дня, как Юнги вспомнил про смерть Чимина, старший стал послушней и больше ни о чем не просил. Его не волновало, выполнит Чонгук его просьбу или нет. Всё происходило как прежде. Чонгук всё также либо чересчур холоден, либо слишком навязчив. Сегодня он был в хорошем настроении, напевая Юнги ласковым голосом, чтобы тот просыпался. Юнги очнулся еще раньше, когда скрипнула лестница под весом Чона. Посмотрев на Чонгука, он заметил фонарик и ленту в руках младшего.

— Наконец, ты проснулся, хён. Скорей же вставай. Я приготовил кое-что, — взволнованно тормошил Чонгук Мина.

Юнги сел на кровати, подчиняясь безмолвно Чону. Щелкнул замок. Цепь ослабла. Младший освободил его от кровати, завязал глаза плотной шелковой лентой и потянул за собой наверх.

После того, как Юнги был наверху и попытался сбежать, он больше не покидал подвал. Чонгук не говорил об этом, а сегодня как заведенный трясся и поторапливал хёна. Юнги не поспевал за его размашистыми шагами, запинаясь о каждую ступеньку, но младший ослепленно продолжал тянуть и настойчиво пропихнул неуклюжего хёна наверх. Юнги, не видя ничего через повязку, не представлял, что же такого случилось, и боялся. Он врезался в младшего, когда Чон внезапно остановился перед высокой дверью, за которой находилась комната с широким до потолка окном, откуда можно было увидеть зеленую лужайку и высокий забор.

— Та-дам! — Чонгук снял ленту и замахал руками.

Юнги, ожидая быть ослепленным ярким светом, прикрыл свободной рукой глаза, но комната, в которой он оказался, была скрытой от внешнего мира плотными жалюзи, но не на это обратил свое внимание старший — посреди комнаты стояло пианино. Черное пианино старой модели. Точно такое же, как в кабинете музыки.

— С днем рождения, хён!

Над головой взорвалась хлопушка и конфетти закружились, осыпая голову и плечи Мина. Юнги непонимающе застыл.

— Разве сегодня мой день рождения? —перебирая даты в голове, он не мог поверить, что уже наступила весна.

— Нет, конечно, — рассмеялся Чонгук, думая, как же нелепо прозвучал голос хёна. — Сегодня мой день рождения, поэтому я дарю тебе это пианино.

— Разве не наоборот? Дарят ведь подарки имениннику, — Юнги тревожно взглянул на Чонгука. Кажется, того совсем это не волновало. Его взгляд, направленный на пианино, искрился, а тело подрагивало в предвкушении.

— Это так, но я подумал, что если подарю тебе пианино, ты сыграешь на нём, хён. Тогда это и будет подарком для меня. Ну же, — Чонгук притянул Юнги ближе к пианино и дал коснуться крышки. Юнги почувствовал пошарканную поверхность и знакомый запах.

— Это же…

— Ты помнишь, хён?! Это такое же пианино, на котором ты играл в школе. Тебе ведь нравилось на нем играть. Я очень хорошо это помню. Наверно те времена мое самое дорогое воспоминание. Ты всегда был добр ко мне и даже не ругал, если я ошибался. Ты первый, кто сказал мне — что нет ничего страшного в ошибках, ведь все люди когда-нибудь да ошибаются.

— Я, правда, когда-то сказал такое?..

Юнги не был разговорчив, но фраза была в его стиле. В школе он старался не привлекать внимания, находясь в выпускном классе, но вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, он задерживался после уроков в кабинете музыки, где из инструментов стояло только потертое черное пианино. Оно было одиноким и холодным, как и сам Юнги, поэтому они сразу подружились. Оставаясь наедине с пианино и касаясь клавиш, Юнги чувствовал себя свободным и живым.

— Мне пришлось много побегать, чтобы найти похожее, — взволнованно продолжал Чонгук. — Даже в школе был. Удивительно, что то пианино все еще стоит в том кабинете. Новое пианино привезли еще вчера. Я так ждал этого момента. Наконец, я снова услышу твою музыку, хён.

Юнги, посмотрев на свои грязные огрубевшие пальцы, не был уверен, что сможет снова играть как раньше еще с цепью и наручниками.