1. О травмах (pg-13, разговоры, флафф(но это не точно), ER) (1/2)
— Но Кацуки, ты ведь тоже подвергался абьюзу.
Кацуки удивленно приподнял брови — он не ожидал, что на огромную продуманную тираду об абьюзивности и слабости Старателя Шото выдаст что-то подобное. Кацуки чувствовал себя преданным. Он неделю собирался с мыслями и готовился к разговору о чужих травмах, а еще до этого месяц думал, что ужасно проебался, сказав, что ему все равно на семейную драму Шото. Но оказалось, тому не нужны были поддержка или участие, заинтересованность, Шото только хотел переключить внимание и обвинить его мать.
— Не смей сравнивать каргу с этим уродом. — Кацуки отшатнулся и забрал себе остатки пледа. Он не был намерен терпеть подобные оскорбления. Шото мягко улыбнулся и успокаивающе погладил его руку, но Кацуки одернул и ее. — Ты понимаешь, что сейчас мы на грани расставания, Двумордый?
— Кацуки, это нечестно. Методы воспитания твоей матери тоже далеки от идеальных. Она била тебя, орала и чуть не выгнала из дома, когда узнала, что ты гей.
Шото загнул три пальца, а Кацуки отодвинулся от него на три маленьких шажка. В его голове образ Старателя и рядом не стоял с Мицуки, давшей ему главное в карьере героя — характер. И если Шото не видел разницы между воспитанием и тиранией, то Кацуки было искренне его жаль.
— Эй, скажи что-нибудь.
Шото никогда не умел налаживать контакт и к двадцати трем годам так и не научился, несмотря на отличную репутацию героя номер два и любовь всех репортеров чертовой Японии. Поэтому Кацуки не ответил. Он накинул плед на плечи и двинулся в сторону кухни. Их совместной кухни, где Шото нещадно сжег чуть ли не заживо более десятка кур. «Мне все равно хватает того, что я умею готовить собу». Кацуки бы очень разочаровался, если бы его парень не сумел сварить макароны. Но Шото можно было простить его бытовую инвалидность, потому что ему было банально некогда постигать искусство элементарного выживания, а еще у него не было Мицуки. Просто злобной карги, приучившей Кацуки ко всему, включая снятие лака с ногтей ножом и оттирание сгоревшей кастрюли собственной зубной щеткой. Совершенно неэффективно, но безумно поучительно.
Кацуки остановился, не дошел даже до двери.
— Кстати, Морда, именно моя мать научила меня готовить. Без ее вмешательства ты бы подох от голода. — Шото медленно повернул голову, моргнул и молча вернулся в исходное положение. Сова, блять, большая, облезлая и пахнущая клубникой. — Ой-ой-ой<span class="footnote" id="fn_32134693_0"></span>, теперь ты решил меня игнорировать.
— Я просто пытаюсь понять, как заставить тебя слушать, и пока что на ум приходят только связывание и кляп, чтобы не отвлекаться на твое молчание.
Кацуки возмущенно фыркнул:
— А не охренел ли ты? Хочешь связать, чтобы заставить меня слушать, как ты оскорбляешь мою мать?
Шото вздохнул и провел рукой по лицу.
— Кацуки, просто признай это, твоя мама — абьюзер.
— Да что ж ты пристал с этим? Тебе легче станет, если я сделаю это? — Шото кивнул. — Почему?
— Потому что на тебе это отразилось, и я хочу помочь так же, как ты помог мне.
На самом деле, Кацуки не то чтобы сильно исправил Шото, но у них были целые недели, посвященные изучению сарказма, образных выражений и собственных чувств. Последнее не помешало бы и самому Кацуки, но он не сжигал столы, одежду и прочую мелочь, лишь столкнувшись со своими эмоциями. Он замыкался в себе и плакал от злости, так же позорно и не по-геройски, как когда-то перед Деку. Такое происходило всего четыре раза за пять лет отношений, два из которых заканчивались сильными разрушениями. Тогда Шото был напуган настолько, что заморозил Кацуки на час, и все это время безостановочно говорил.
— Мне это не надо, Двумордый. Я и так прекрасно уживаюсь с такой глыбой льда, как ты.
Чтобы хоть немного отогреть, а точнее разморозить Шото, потребовалось три года. В это время и сам Кацуки вел себя показушно безразлично, ему казалось, что предложив встречаться, Шото просто решил посмеяться над его чувствами, и шутка зашла слишком далеко. Со временем стало понятно, что такие трюки — не про Шото. Тогда Кацуки позволил себе начать делать ему комплименты и говорить о симпатии, но не чаще раза в месяц, а то Двумордое чудо зазнается и расслабится.