Глава 10. (2/2)

— Что, Кэйю? Все… нормально, — он оглядывается как раз вовремя, чтобы словить взгляд Кэйи на них — на Сяо — и, рассеяно постукивая по столу, прочищает горло.

— Как правило, он безобидный. Просто… склонен драматизировать, — теперь Сяо смотрит на Дилюка. Он с некоторой долей вины понимает, что нечасто это делал — молчаливого парня с растрепанными красными волосами невозможно не заметить, и поэтому Сяо не присматривался внимательнее.

Но сейчас присматривается, поскольку Дилюк не смотрит на него: он не сводит глаз с Кэйи и Венти, его руки неподвижно лежат на столе, лишь большие пальцы крутятся вокруг друг друга. Его губы слегка приоткрыты, словно он хочет что-то сказать, и Сяо интересно, что творится у него в голове.

Он подозревает, что много всего — Венти пару раз вскользь упоминал, что Дилюк — один из самых умных его знакомых. Он изучает биохимическую инженерию и всегда погружен в своим мысли. Так что, должно быть, в них сейчас что-то происходит.

Нежданно-негаданно взгляд Дилюка падает на стол, и он начинает пристально пялиться на свои руки, как будто они самая интересная вещь в мире. Сяо оглядывается и замечает, что Кэйа вновь наблюдает за ними, а на его лице расцветает ленивая ухмылка.

К тому моменту как Сяо отводит взгляд, щеки Дилюка приобретают заметный оттенок красного.

И, возможно, он рад, что есть другое место для сосредоточения внимания, поскольку это делает его достаточно смелым, чтобы спросить:

— Так вы с Кэйей… — глаза Дилюка поднимаются, и его тяжелый взгляд устремляется на Сяо. — Друзья? — он заметно расслабляется, слегка выпрямляется и, забавляясь, фыркает.

— Друзья — это, пожалуй, мягко сказано, — тем не менее уголок его губ дергается, и Сяо думает, что это вполне может быть из-за положительной эмоции.

— Тогда ты один из его любовников? — из-за этого тот давится воздухом, широко раскрывает глаза и резко паникует, что Сяо распознает по поднятию бровей и более чем умеренному интересу.

— Я- нет, точно нет, — негромко выпаливает он, обращаясь к Сяо, несмотря на то, что его взгляд вновь прыгает на Кэйю, словно тот мог их услышать. Сяо наклоняет голову.

— Значит, мечтаешь им стать? — ох, он играет с огнем и видит, как в глазах Дилюка вспыхивает паника, что кажется ему ужасно знакомым.

— И, скажи на милость, с чего ты это взял? — шипит он, но под пренебрежительными словами — и красным цветом его щек — вопрос Дилюка имеет искренний тон. Готовые выдать едва заметные детали, из-за которых он задумался об этой возможности, губы Сяо размыкаются.

Например, то, что они, насколько ему известно, проводят очень много времени вместе. То, что он неоднократно ловил Дилюка за разглядыванием Кэйи. То, что тот ощетинивается при каждом упоминании любовников Кэйи, хотя с невероятной быстротой отмахивается от них. То, что им двоим очевидно комфортно и легко вместе.

И в этот миг Сяо с паникой осознает, что не может перечислить все это вслух, ведь — за исключением ситуации с «любовниками» — именно так он ведет себя по отношению к Венти.

— Забудь-, — начинает он, однако нога Дилюка без церемоний пихает его голень под столом, и Сяо захлопывает рот. Очевидно, вовремя, поскольку Кэйя с Венти подходят к их столику. С ухмылкой усевшись рядом с Дилюком, Кэйа закидывает руки за шею и откидывается назад. Сяо смутно замечает это, ибо его глаза обращены — естественно — на Венти.

Аккуратно присаживающийся на свое место Венти кидает на Сяо краткий взгляд, сопровождаемый легкой улыбкой — по сути, не неловкой, и все же сдержанной. А его щеки по степени покраснения могут соперничать с цветом волос Дилюка. Сяо одновременно отчаянно хочет узнать, что, черт возьми, сказал ему Кэйа, и отчаянно хочет вскочить с места и выбежать из ресторана, чтобы никогда больше не видеть Венти.

Как только возникает эта мысль, он отбрасывает ее. Боги помогают ему, мысль о том, что он больше никогда не увидит Венти, выжигает грудь со всей болью вскрывающейся, изливая некогда содержащийся в ней яд в легкие, старой раны. Он сглатывает, ставит локти на стол и заставляет выражение лица оставаться нейтральным.

Какое-то время он смутно осознает происходящее вокруг: бегающий тревожным взглядом с него на Кэйю Дилюк. Оба пытающиеся монополизировать разговор Кэйа с Венти. Иногда случайные нежные прикосновения руки Венти к его руке, неожиданные, теплые и желанные, несмотря на недавнее напоминание о неизбежной боли.

Он помнит, как кушал, помнит, что карри оказался таким же вкусным, как утверждал Венти. Помнит, как возвращался в общежитие, как они расстались — помнит отмазку Кэйи, что ему куда-то нужно, помнит молча брошенный перед тем, как пожелать им спокойной ночи, хмурый взгляд Дилюка.

Помнит, как пожелал Венти приятных снов возле его комнаты, помнит его мягкую улыбку и яркие глаза, помнит до сих пор до конца не сошедший розовый румянец на его щеках.

А потом он вспоминает Чжун Ли.

---------</p>

Он очень долго бежит, чего уже давненько не делал — вглубь студенческого городка, за его пределы, в пригород, мимо парков и извилистых крошечных ручейков. О Чжун Ли вспоминает лишь отрывками.

Что он бы в пух и прах разнес архитектурные решения этого района. Что счел бы построенные по шаблону дома безвкусными и неинтересными. Что забавы ради часами сам бы перепроектировал их.

Что решивший, что самое высокое здание города должно выглядеть именно так, заслуживает наказание хуже смерти — или, возможно, аннулирования всех архитектурных дипломов, которые он якобы «заработал».

Что он скажет Сяо сбавить темп, что Сяо сам себя изматывает и это никому не поможет.

Именно это заставляет ноги наконец замедлить ход, и Сяо останавливается на вершине пологого склона холма. Он забежал намного дальше, чем обычно, и, обернувшись, обнаруживает довольно живописный вид на город внизу — он может, как ему кажется, точно определить, где находится его общежитие. У Чжун Ли сто процентов имелось бы свое мнение и о его дизайне.

Рука горит под холодным светом едва взошедшего солнца, а вытатуированный на коже рисунок кажется таким же свежим, как и в день, когда он его набил. Объективно он понимает, что на самом деле конечность не горит, но судя по тому, как болит, могла бы. Из-за того, как ему больно.

Помимо того, что измотал тело, он чувствует, как давняя рана в сердце открывается, наполняет грудь болью и слезами, которые он слишком устал сдерживать. Они наворачиваются на глаза, и он видит Чжун Ли в просветах между зданиями, куда заглядывает солнце. Он хмурится на Сяо, жалостливо хмурится, и его голос обжигает уши Сяо.

Ты бежишь, от чего ты бежишь?

— От боли. От тебя, — не всерьез обвиняет он. Чжун Ли — но это не Чжун Ли, Сяо напоминает себе, что его здесь нет. Однако это не меняет того, что глаза жжет, когда он вглядывается в бледную кромку утреннего солнечного света.

Венти остался там. Ты бежишь от счастья?

— Ты делал меня счастливым и все равно ушел, — никогда не произносимые им слова, но которыми он до боли в руке исписал целые страницы. А потом бросил в огонь и наблюдал, как они сгорают дотла, и надеялся, что дым унесет написанное к Чжун Ли, куда бы, черт побери, он не уехал.

У меня не было выбора. А у тебя есть.

Ему хочется закричать, хочется подраться или сделать что-то, что угодно, лишь бы Чжун Ли исчез. Он не просил об этом, не просил об этом никчемном чувстве, не просил его возвращаться. Он хочет обвинить его, однако уже давно смирился с фактом, что эта галлюцинация Чжун Ли не ошибается. У настоящего Чжун Ли не было выбора.

И все же от этого боль не уменьшается.

Сяо хочет заорать, но вместо этого хрипло шепчет:

— Боль неизбежна, — произносит он тротуару, а не галлюцинации Чжун Ли. Когда он поднимает глаза, понимает, что этот Чжун Ли никак не может быть настоящим. Его губы растягиваются в улыбке, а Сяо лишь единожды видел его улыбку. И улыбался он не из-за Сяо и никогда не будет из-за Сяо, поэтому сейчас он не может быть настоящим, ибо Сяо никогда не станет причиной его улыбки.

Возможно, это неизбежно.

Он никогда не несет чепухи. Тем не менее от этого в груди Сяо болит еще сильнее, а слезы наворачиваются на глаза так, что он больше не может их сдерживать, не может остановить, и они проливаются.

Если это так, то почему бы тогда не уравновесить боль счастьем?

С этими словами, должно быть, придуманными им самим — ведь Чжун Ли здесь нет, никогда не было и никогда не будет — Сяо делает шаг вперед в сторону города. В сторону общежития. Навстречу солнцу, к Венти.

И он надеется, что разберется, как это сделать… выбрать счастье, если за ним всегда следует боль. Быть может… ради Венти стоит попытаться.