I had no choice (1/2)

</p>

Мальчик улыбнулся и мягко положил свою руку на плечо парня рядом, его мысли незамедлительно начали глумиться над ним самим, из-за чего тот сразу же нахмурился. </p>

— Все в порядке? — спросил другой мальчик, заглядывая в разочарованные глаза напротив. Его плечи легко приподнялись, и это движение заставило другого убрать свою руку и вновь, уже с силой, прижать её к своему бедру.

Он заметно нервничал.

— Да, — легко улыбнулся и глубоко вздохнул, прежде чем ещё раз взглянуть в глаза брату. — это просто усталость. Уже завтра буду в порядке.

Старший махнул головой и переместил свой взгляд на кровать позади: белая простынь, две белые подушки, белое нижнее белье неряшливо повешенное на край изголовья широкой кровати, и что-то схожее с каплями для глаз.

Парень сразу представил, насколько могло быть приятным — каждый день возвращаться домой после учебы и видеть идеальной красоты свою личную комнату. Знать, что в любой момент сможешь лечь и сладко уснуть, в любой момент сможешь воспользоваться собственной ванной, не пожалеть, и наполнить её до самых краёв, чтобы вода из-за веса тела легко выливалась верхом на мраморный пол. Накрыться с головой покрывалом, даже как-то по детски усмехнуться себе под нос, и высунуть обе ноги с под белого одеяла — на зло страшным монстрам под кроватью.

Монстры умели пугать, монстры умели управлять, монстры умели убивать.

Его называли монстром, его легко прозвали им, заставили поверить в то, что было совершенно фальшивым и неправдивым.

Это ранило острым лезвием заточенного кухонного ножа, которое редко, но довольно метко использовала Лайла по отношению к мальчику. В моменты когда её кулак с силой в печатался в щеку родного сына, - она могла мечтать только о том, как бы завтра мальчик очнулся с совершенно иным характером, стал точной копией своего брата близнеца, стал умной и воспитанной его копией.

Перестал ввязываться в глупые драки, воровать дорогие часы у коллег из цирка, которые обязательно смогли бы в очередной раз во всем обвинить Лайлу и в один из дней уволить. Увольнение означало бы — лишиться единственного разумного заработка. Это звучало беспомощно. Но к большому сожалению женщины, такое никогда не произойдёт. Она со злостью в глазах и с силой в руках, все так же яростно прокручивая одно и то же желание по кругу, - вновь осознаёт его полную невозможность.

- Джером, из-за таких детей как ты - родители сразу обречены на несчастье.

Мальчик съёжился, его плечи резко поднялись вверх, а руки ненавистно сжались в кулаки. Он больше не желал вспоминать о Лайле. Не желал видеть депрессивную шлюху изнутри своей головы, в самых глубоких осколках разума и воспоминаний.

Он хотел покоя, хотел получить все что мог, пока находится бок о бок с родным братом.

Он хотел получить тепло его рук и слов, как это было раньше.

— Джер? — переспросил Джеремайя, несколько понижая голос до тихого шёпота.

— Все в порядке, братец. Я просто задумался. — улыбнулся мальчик и потянулся руками к потолку, разминая спину. Своеобразно избавляясь от дрожи в руках. — Я хочу помыться, а то чувствую себя липко после сока.

— Не нужно было так яростно тянуться к бутылке, я уже собирался её передать тебе, — усмехнулся младший брат и сложил руки у себя на груди. — но ты решил опять постараться быть первым.

Джером поднял одну из бровей вверх и скривил губы в шуточной обиде, прежде чем самодовольно заявить:

— Я не старался быть первым. Я — всегда первый. Запомни, дорогой братец. — мальчик подмигнул брату напротив и поспешил тихо посмеяться себе в кулак.

Джеремайя лишь многозначительно промолчал, решив оставить свои аргументы «против» на этот раз, - при себе.

— Я наберу тебе ванну. — кратко сказал младший и обернулся к стеклянной двери, прежде чем тяжёлая рука старшего брата успела лечь тому на плечо.

— Не нужно, Майя. Я не особый любитель играться с белой пенкой и разговаривать с плавающим утёнком. — Джером поморщился, показывая своё явное отвращение к ново предложенной идее брата.

— У меня нет никакого утёнка. — мальчик обернулся и легко обвил подушечками пальцев запястье Джерома, замыкая того надёжно между своей ладони. — Я дам тебе другую одежду сразу как помоемся.

Джеремайя потянул Джерома на себя, направляясь к самой ближней двери, осторожно приоткрывая её стеклянные дверцы. Первым он впустил в комнату брата, сразу после чего, победно щёлкнул замком, на случай если отец захочет вернуться раньше положенного с работы и по неожиданному стечению обстоятельств — впервые самостоятельно проведать сына.

По правде говоря, Джеремайя не любил его и никогда больше не сможет.

В детстве, когда Лайла в очередной раз отмахивались от расспросов близнецов о папе, она всегда говорила что он капитан какого-то судна, что где-то, в далёком море отец и существовал. Плавал совершенно живой и наверняка счастливый от собственной работы. Мальчик мечтал дождаться окончания его путешествия. В семь лет он даже признался Джерому, что любит их папу, ведь он такой молодец, посвящает себя любимому делу и зарабатывает денег для семьи. Он убеждал брата не относится к мужчине так категорично и предвзято.

Джером не верил. Не верил тому, что Лайла была способна сказать правду.

Так оно и было.

Когда их отец объявился, спустя десять лет - приехал, и с порога потребовал забрать сыновей обратно себе — Лайла начала скандал. Она панически смеялась, кидала в мужчину все что только могло попасться под руку. Винила его во всех своих бедах и неудачах жизни. От части, так оно и было, не кинь он беременную женщину без единого гроша в кармане на обеспечение паршивого цирка — все могло бы быть совершенно по другому. Возможно, она даже смогла бы по настоящему полюбить братьев.

— Я тебя убью ублюдок

неблагодарный! — кричала мужчине Лайла по ту сторону кухонного стола, твёрдой хваткой вцепившись в пустую стеклянную бутылку спиртного. — Ты испортил всю мою жизнь!

Джеремайя помнит, как тогда дрожали руки Джерома. Помнит, как они вдвоём сбежали в ту ночь из трейлера, куда только могли добежать холодной осенью в одних простых футболках. Мальчик схватил старшего за руку и не смог, просто не хотел, отпускать даже тогда, когда они сидели на прохладной земле и бегло оглядывались по сторонам, в надежде больше никогда не увидеть знакомых лиц поблизости.

— Майя, я не хочу что бы так все и закончилось. — вздохнул он и потянулся руками к брату, обвивая его спину теплом из приятных объятий.

— Закончилось что? — выдохнул младший в шею Джерома и сильнее сжал свои руки на плечах брата, полностью предвещая его ответ.

— Наша жизнь.

С несколько долгих минут они молчали, будучи бок о бок друг от друга, прежде чем Джеремайя с силой не сжал чужие плечи, заставляя брата рядом настороженно нахмуриться.

Младший судорожно переместил руки на щеки Джерома, пока старший не мог понять, было ли это проверкой действительности того, что Джером сейчас сидит около него настоящий, либо же — это просто жест полный отчаяния. Тем не менее, тот сумел заставить заглянуть в свои глаза и отчётливо услышать следующее:

— Наша жизнь не закончиться так отвратительно. — отрезал он, — Я тебя никогда не брошу.

Джеремайя, не имея никаких доказательств, заставил брата поверить в свои твёрдо сказанные слова. Даже когда на следующее утро Майю насильно забирал отец, несомненно, тем же злосчастным вечером заранее пообещав Лайле заплатить за сына и вырастить из него гения Готэм-сити, чтобы тот, - будучи уже взрослым образованным мужчиной — вернул должное матери за свое рождение.

Внутри Джерома росла громкая и черная боль, он знал, что ничего не мог изменить, даже если очень этого хотел. Все исходы событий в его голове выглядели ужасными и мрачными, потому, оставалось лишь начать питать надежду к чужим обещаниям.

Уже сейчас, сидя в горячей ванне напротив друг друга, их коленки часто скользили и соприкасались, а мягкие взгляды блуждали по одинаково рыжим волосам. Джером вяло и мысленно отметил, что прическа Майи была немного короче чем его собственная. Она выглядела глупее и более по богатому что-ли, он ещё и сам не понимал что именно видел перед собой.

Тяжёлый вздох сорвался с губ старшего.

— Я никогда не купался, — мальчик обвёл взглядом всю достаточно просторную ванную комнату. — ну, вот так.

— Я никогда не купался с кем-то вроде своего брата. — улыбнулся Джеремайя, а Джером в свою очередь свёл брови к переносице.

— У нас вечер откровений, или как?

— Сейчас только три часа дня. — напомнил брат.

— Ты знаешь о чем я, Майя.

Младший глубоко вздохнул и более надёжно облокотился спиной о стенку белой ванны, стараясь отыскать в себе силы и смелость для будущих слов.

Сегодня он и не надеялся избежать ссоры.

— Я… — он запнулся уже с самого начала предложения, не зная, как правильно сформулировать все то, о чем он неоднократно думал на протяжении этих шести лет в разлуке друг от друга. Мальчик знал, как было тяжело Джерому, он знал, как брата избивали и ранили даже за самую малую оплошность, и совершенно не знал, как его простые извинения могли бы помочь зашить глубокую рану изнутри их отношений.

— Я не знаю что сказать. — это было самое глупое из всех возможных его вариантов. Как только язык повернулся сказать подобное.

— Зато я знаю, — отрезал Джером и неоднозначно улыбнулся, с опасностью заглядывая в глаза напротив. — Я тебя люблю так же, как и ненавижу, и ты это знаешь, братец. Весь этот твой, — он обвёл комнату мокрой рукой. — «добрый жест» - абсолютно ничего для меня не значит. Ты просто спрятал меня здесь.