VIII-I Капелька правды (1/2)

— Ладно, мы пойдём на прогулку, — сказала Гермиона, вставая из-за стола. — Да, Живоглот?

Кот сидел на неустойчивом табурете, давно не знавшем свежей краски, апатично свесив хвост вниз. Его взгляд блуждал по кухне, долго не задерживаясь на предметах, коих, слава Богу, в «Норе» было полным-полно: от громоздкой мебели до мелких побрякушек — настоящая услада для тех, кто любит глазами, и кому нужны яркие визуальные впечатления. Но мысли кота были слишком далеко для того, чтобы он наслаждался вычурностью линий и полнотой форм. Будь перед ним зелёные лужайки, цветущие клумбы, фонтаны, извергающие кристально чистую воду, дорогостоящие дворцы — результат был бы тем же. Он ощущал на своём затылке засушливое дыхание ипохондрии. И слов Гермионы не расслышал.

— Живоглот, что-то случилось? — спросила Джинни, предотвращая нарастающую раздражительность Гермионы. С Живоглотом действительно было непросто: ввиду своей циклотимичности он впадал в уныние и подпрыгивал до потолка от счастья по нескольку раз на день — эмоциональный подъем всегда чередовался с сильным эмоциональным спадом. Настроение кота можно было предсказывать, как погоду: после бурного шторма всегда наступал полный штиль — и наоборот. С этим смириться могли далеко не все. И Гермиона относилась к числу тех, кто совсем не понимал этих резких перепадов. Ей они казались беспричинными.

Кот встретился своими влажными глазами с глазами Джинни, после чего предпочёл все равно отвести взгляд — от греха подальше.

— Тоска разъедает меня… — спонтанно вырвалось у него. — Я скучаю…

— За кем это ещё? — повысив голос, требовательно поинтересовалась Гермиона.

Кот тут же закинул хвост на табурет и стал неловко массировать передними лапами его деревянную поверхность.

— Ни за кем… за чем… так…

Джинни все поняла, но не стала вмешиваться; у каждого в сердце есть что-то, о чем он никогда не расскажет: то ли какой-то выбивающийся из колеи обыденности случай из прошлого, то ли какое-то задавленное, неразросшееся чувство, то ли образ какого-то близкого человека. У Живоглота, выходит, было так же, и он очень не хотел выносить это на публику.

— Тоска — от неподвижности. Прогуляемся — и все будет в порядке. Пойдём.

Кот спрыгнул с табурета и медленно поплелся к двери — одеваться ему не нужно было.

— Как только вернёмся в Хогвартс — соберёмся. Если вам есть что сказать.

Гермиона уже не смотрела на Джинни как на конкурентку или персону, которую ни в коем случае нельзя посвящать в свой круг, — и то было хорошо. Гарри же вел себя так, будто они всю сознательную жизнь были одной командой.

Утвердительный кивок — и гриффиндорка пошла вслед за своим котом. Несколько минут — и они растаяли во вьющемся белоснежном снегопаде.

— Джинни, мне нужно тебе кое-что рассказать про себя. Рон и Гермиона об этом знают.

— Угу.

— В общем, раз уж мы договорились быть настолько честными друг с другом, насколько это позволяют наши чувства… Я уже говорил, что иногда мне снятся очень странные сны, в которых я — не я.

Джинни подняла на юношу заинтересованный взгляд; ее кожа покрылась гусиными лапками.

— Однажды я был в теле змеи и ползал по какому-то подземелью. В другой раз я был Волдемортом, — последнее признание далось ему непросто, но он выдавил его из себя вопреки снова пробудившемуся страху отвержения. — Так вот… Ни Дамблдор, ни Снейп не имеют понятия, что это такое, и как это лечить. Меня это, в принципе, сильно не тревожит — я уже свыкся. Разве что… чувствовать себя им…

Он посмотрел на девушку. Она сидела, застыв на месте, и не знала, что сказать. Он тоже не знал.

— Ментальное расстройство? Не думаю… Это началось этим летом.

— Этим летом… — Джинни обняла себя за плечи. — Мне тоже периодически снятся странные сны. Только в них я не герой, а простой наблюдатель. Мне снится, как я наблюдаю за Томом со стороны.

Волна возбуждения прошлась по телу юноши.

— Том-из-дневника! Как я сразу не догадался! Он же делился с тобой какими-то воспоминаниями, ведь так? Показывал, как живёт и как жил. Что там было? Мне нужно как можно больше информации…

— Ничего особенного… Ну, он дал мне возможность взглянуть на приют, на то, чем он там занимался… Что у него был друг, Тони, который покинул его, ничего не сказав на прощание.

— А мне ты можешь это показать? Выудить живое воспоминание?

— Фотографию фотографии?

— Да.

Джинни тяжело вздохнула, глядя на свои пальцы.

— Гарри, это была личная информация…

— Которая могла быть сфабрикована. Я не думаю, что Том стал бы рассказывать о себе всю правду. Я более чем убежден: большая часть его настоящих воспоминаний хранит в себе столько боли и зла… А он хотел быть всемогущим. Джинни, он садист. Садист — человек, который в прошлом пережил травмирующие события, показавшие ему, насколько он бессилен перед этим враждебным миром. Чтобы больше этого никогда не чувствовать, он и обратился к поискам влияния. Такой человек никогда не расскажет, какие в детстве унижения он пережил. Ведь это очередное подтверждение, что он бессилен и слаб. Понимаешь?

— Он… — она, казалось, хотела что-то возразить, но удержалась.

— Дай мне их, а я постараюсь дать тебе свои. Посмотришь, что мне снилось.

Джинни хотела что-то сказать, но входная дверь спонтанно открылась, и на пороге показался припорошенный снегом с головы до ног Перси. Позади него, стряхивая с себя прилипчивые и, судя по всему, нежеланные снежинки, стоял какой-то мужчина. «Каким-то», конечно, он был только для Гарри. Джинни же моментально узнала в нем Руфуса Скримджера — по вышедшим из-под контроля волнистым волосам огненного цвета.

Ее душа ушла в пятки. Кого-кого, а Скриджера она точно не ожидала увидеть у себя дома. Своим появлением он будто бы нарушил непрописанные законы физики и навсегда перевернул мир с ног на голову, сломал весь его устрой. Девушка чувствовала не радость встречи, а ужас неумолимости и неизбежности судьбы. Вот что она чувствовала на протяжении этих двух дней. Вот что она предчувствовала. Вот чего опасалась. Перелома. Перелома прежней картины мира.

И несмотря на все те дружеские чувства, которые она к нему питала, несмотря на всю ту эмоциональную привязанность и горячую благодарность, посвященную брату, первое, что ей захотелось сделать, — так это вскочить и прокричать: «Зачем? Зачем все было резать, перекраивать? Кому нужна правда? Кто ею согревается?»

Гарри ее бурных и противоречивых чувств не разделял. Он лишь удивлённо и как-то подавленно смотрел на вошедших, интуитивно чувствуя, что Министр Магии явился за ним.

— Гарри, Джинни, привет! — Перси пытался быть максимально дружелюбным и радостным, но девушка видела, как сквозь трещинки-изьяны его неуверенной улыбки прорывается подсознательный страх и чувство вины.

— Мисс Уизли, мистер Поттер, — на один миг мужчина склонился в почтительном полупоклоне — и к Джинни резко вернулось осознание, что начальник ее брата не является здесь чужим — во всяком случае, для них двоих, и что вместе они уже разделили несколько жизненных мгновений.

Чужим, подумала Джинни, вот каким воспринимается человек, рвущий шаблон, перестраивающий реальность — своими нестандартными изречениями, нетривиальными действиями, выходящими за рамки условленных обществом ритуалов. Вначале она почувствовала испуг — потому что увидела министра в новой обстановке, которая, по ее недостоверному первоначальному мнению, никак не могла ему подходить. Очевидно, по какой-то причине или же предубеждению она посчитала, что мужчина ни за что не наведается в «Нору», что это место не для его посещений. И вот он входит в гостиную вслед за ее братом, тем самым разрушая ее былое представление о себе и своих интересах. Он показывает себя с неожиданной для нее стороны, о существовании которой она не подозревала — ввиду недостатка фактов. С одной стороны, это дополняет ее представления о нем, делает ее восприятие действительности более точным. Но с другой — ставит под серьезную угрозу иллюзорное чувство определенности и стабильности реальности. Выбивает почву из-под ног. Получается, испуг — это реакция не на само появление Скримджера, а на внезапно возникшую потребность в быстрой перестройке уже сложившихся схем. Выстроенные схемы дают нам возможность прогнозировать события и поведение других людей; когда они рушатся, а мы не успели построить новые — это подобно падению с высоты, потери опоры под ногами: мы чувствуем себя беспомощными и бессильными перед реальностью, которая снова кажется нам незнакомой и чудной.

— Заседание назначено на пятое число. Я бы не советовал вам приезжать. Тем более, что, кажется, вы должны будете к тому времени вернуться в Хогвартс.

Джинни подняла глаза, оставив лихорадочные раздумья: мужчина уже успел снять чёрное пальто, а Перси пихал высушенную с помощью заклинания шапку в рукав своей куртки.

— Да, вечером в воскресенье мы как раз пребываем в Хогсмид… — скорее вспоминая, чем констатируя, протянула Джинни, схватившись ладонями за виски.

— Я приехал на пару часов, — пустился в ненавязчивые объяснения Руфус Скримджер. — Ах, да, я не с пустыми руками, — и только тогда девушка заметила в его руках пакет с продуктами. — Я подумал, что дарить на Рождество канцелярию слишком глупо, а одежду — как бы сказать… неуместно.

У Джинни сработал условный рефлекс: она тут же подскочила и направилась к чайнику — наливать питьевую воду.

— Тогда чай?

Гарри вытаращил глаза, совершенно растерявшись и не зная, куда себя деть, и что нужно делать.

Министр хотел было что-то сказать, но Перси его перебил:

— Я помогу, — и кинулся к тумбочке с чашками — благо, он ещё помнил местонахождение посуды в своем родном доме.

— Руки, — Джинни напоминала Перси о важности мытья рук, параллельно подмечая, что все вокруг воспринимается как-то отстраненно, туманно. Схемы еще не перестроились, напомнила она себе, возможны такие явления, как: неудобные оговорки, бессмысленные автоматические действия, моторные повторения, провалы в памяти, сужение поля восприятия, чрезмерная импульсивность и раздражительность, которые замечаются окружающими, но не самим субъектом.

«Как хочется сбежать, залечь на дно… хотя бы на два дня», — пронеслось в голове у девушки.

Сквозь непонятные сенсорные помехи до нее смутно долетали произносимые фразы.

— Можете позвать своих друзей, если вы так будете себя ощущать комфортнее… но лучше обойтись без переполоха: я ненадолго.

— Джинни достаточно.

Машинально, не вдумываясь в смысл производимых ею действий, девушка разлила чай по чашкам, и пришла в себя уже только за столом — и то, скорее просто вынырнула на время из дымки, а не восстановилась полностью.

— Мистер Поттер, впервые вы встретились с Тем-Кого-Нельзя-Называть на первом курсе, ведь так? Впервые после октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года, я имею в виду.

— Да, — голос Гарри звучал глухо и покорно, пробиваясь сквозь белый шум.

— Какие детали вы помните?

— Поначалу он предлагал мне сдаться, стать на его сторону. Говорил: «Присоединись ко мне и сохрани себе жизнь. Пусть смерть твоих родителей будет не напрасной». Затем же, когда понял, что я не буду с ним сотрудничать, — когда я отказался отдавать ему философский камень, — он приказал своему приспешнику схватить меня, а чуть позже — убить…

— Как ты думаешь, он блефовал или говорил правду? Когда обещал оставить тебя в живых.

— Больше склоняюсь ко второму варианту. Ему не хватало союзников. И, возможно, он был не так глуп. Он боялся меня — безопаснее для него было меня обезвредить. А это можно было успешно сделать, склонив меня на свою сторону.

— Вторая встреча…

— На втором курсе. Воспоминание из дневника. Он планировал меня заманить в Тайную Комнату и убить. Фраза Джинни о том, что я смог его одолеть в другом воплощении, не давала ему покоя.

— А потом…

— Турнир трех волшебников. Он использовал мою кровь, чтобы воскреснуть — точнее, обрести материальную оболочку. Затем вызвал меня на дуэль. Считал, что проиграл тогда по чистой случайности.

Джинни нахмурилась.

— Он не ненавидит тебя, — внезапно сказала она. — Скорее, просто боится. Он так долго шел к своей заветной цели — стать самым талантливым и влиятельным волшебником в мире, он так много вложил в осуществление этого желания… И тут, откуда ни возьмись, появляешься ты, не сделавший ничего особенного, и все его чары оказываются перед тобой бессильны. Он воспринял это как угрозу для своей самооценки. Он рассчитывал добраться до верхушки и засесть там надолго, но не получилось. Короче, он был бы самым великим волшебником в мире, если бы не ты, Гарри. Ты навеки отобрал у него такую возможность.

Смешок вырвался изо рта юноши, и он, глядя на Джинни, сказал:

— Кто пытается доказать свое величие, убивая других? Даже если бы я умер, это значило бы только, что он хороший убийца — ни больше ни меньше.

Руфус Скримджер и Джинни встретились взглядами. Мужчина щелкнул пальцами правой руки.

— Заблуждение номер один, — возбужденно проговорил он, усердно размышляя. — Что можно быть лучше других. И что это все примут как факт. Но на самом деле…

— Мы — всего лишь набор определенных навыков и качеств, — перехватила его мысль Джинни. — И каждый в чем-то лучше кого-то, а в чем-то — хуже…

— И лучше других можно быть, но только для кого-то. Абсолютно для всех — решительно никак, — закончил цепочку рассуждений министр. — Осталось только выяснить, при каких условиях это заблуждение у него сформировалось…

— Жизненный опыт, — вставил комментарий Гарри. — Детство в приюте, где с ним могло происходить все что угодно. Его потребность в любви определенно не была удовлетворена. Судя по всему, сначала он пытался использовать стратегию торговли. Как-никак, ему дали звание «Head Boy». Он был прилежным учеником, плюс обаяние, шарм… С Джинни это сработало.

Девушка посмотрела на Гарри неотрывно и твердо и разочаровывающе покачала головой.

— Меня он брал не этим. Тогда я нуждалась в эмпатичном друге — и даже больше. В своей тени. Двойнике. Мне нужен был кто-то, кто знал бы, как я чувствовала себя внутри. Не с моих слов — а со своего личного опыта. Мне нужен был человек, который бы меня понимал… очень глубоко. И не просто понимал — не передразнивал, не отвергал. Он был именно таким.

Перси, до того сидевший тише воды ниже травы, просиял и ликующе воскликнул:

— В точку! Психоаналитики считают, что люди в первую очередь цепляют друг друга травмами, вытесненными в подсознание. Люди с похожими случаями «узнают» друг друга. Но есть один забавный момент: этого мало. Чтобы притяжение было сильным, люди должны не только иметь похожие травмы, но и пользоваться различными способами совладания с ними. Иначе говоря… по пережитому опыту они должны отзеркаливать друг друга, но при этом каждый из них как бы в открытую заявляет другому: вот ты справляешься так, а посмотри, как могу я!

— То есть схожая травматизация служит для нахождения и узнавания, а разные реакции на нее и поведение — для усиления интереса? — Гарри заинтересованно подался навстречу Перси.

— Именно! — торжественно улыбаясь, ответил тот.

Улыбка появилась и на лицах других: у Руфуса Скримджера — расслабленная, у Джинни — осторожная. При этом министр сощурил глаза, наблюдая одновременно за всеми, а девушка — тихо откинулась на спинку стула, вперила взгляд в свою чашку.

— Такое было, — через силу призналась она. — И его советы мне помогали.

Никто больше не стал развивать эту тему: они и так уже успели пройтись по тонкому льду.