ханма шуджи | ханемия казутора (2/2)

— Откуда… откуда знаешь.

Приходится прочистить горло, чтобы спросить чуть громче, а не бубнить зло под нос. Казутора вскидывается, смотрит упрямо. Ханма расставляет ноги еще шире, лохматит затылок. Пожимает одним плечом.

— Да не тайна это, мне че узнать не проблема.

Такому типу точно не проблема, думает Казутора и теребит лямку застиранной темной майки. Отводит взгляд.

— И че дальше?

— Поздравить пришел.

Казутора вспыхивает. Не может это контролировать. Никак не справляется, румянец разжигается на самых видных местах, палит по щекам, льет вниз и вверх. Лучший ее день рождения уже был, тогда, когда Кейске проколол ей ухо, подпалил чужую тачку и, схватив за руку, проволок по половине Токио, показывая, как правильно надо дружить. Сегодня не такой день, Кейске далеко, а отец вернется минут через двадцать.

— Поздравляй и вали. Мне некогда. И оте…

Она не договаривает, потому что сверху накрывает тенью: из-за Ханмы не видно светильника на потолке. Казутора вздрагивает, когда ее ловят за подбородок, ощетинивается и с размаху лупит левой, правой, набирает полные легкие воздуха — выдыхает самую каплю, прямо в чужие губы. Потому что Ханма наклоняется и… целует ее?

— С днем рождения, бешеная ты дура.

Перехватывает второй рукой за ладонь — ее широкая в его длинной выглядит карикатурно, совсем некрасиво, у Казуторы все такое несуразное, от родинки под глазом, до коротких пальцев ног, которые в открытых босоножках выглядят совсем по-идиотски. Но Ханма ее такую целует снова, трогает уверенно губами губы, сжимает верхнюю, языком обводит нижнюю, чмокает в уголок, в горячую щеку, в ухо, то, которое с привередливой сережкой. То, которое протыкал ей Кейске.

— Приходи сегодня, как обычно, я тебе норм подарок подарю, слышишь?

— Угу.

Отец возвращается, когда Ханма уже далеко, уже выжимает из байка скорость, из сердца сумасшедший стук.