10. Айвори (1/2)
— Я хочу умереть.
— Вряд ли.
— Это кара небесная!
— Это похмелье.
Даниэль посмотрел на Мэтта как на человека, который ничего не понимает в жизни вообще и его, Даниэля, в частности. Он встал рано утром и так и не уснул больше, но количество выпитого накануне бурбона от этого не уменьшилось. Мэтт прекрасно знал, что в похмелье брат невыносим, но не мог не посмеиваться.
— Мы еще можем вернуться в квартиру, — заметил Мэтт.
Вообще-то телефон показывал, что их такси подъезжает, но можно и отменить. Даниэль стоял рядом нахохлившийся, бурчащий, но решительный.
— Нет уж. Едем к Айвори.
В машине Даниэль устроился вплотную у дверцы, свернувшись большим злым котом, вот только что не шипел. Он явно решил подремать, и Мэтт не стал его трогать. Он не понимал такой спешки с поездкой, но Даниэль был неумолим. Он позвонил отцу и договорился, что пару дней не появится в компании. Осторожно выяснил, не случалось ли чего странного в последнее время.
По всему выходило, что дикие глюки мучили только Мэтта.
— Даже если это лоа, проклятие или еще какая дичь, — веско сказал Даниэль, — оно не должно быть настолько сильным. Надо разобраться.
Новый Орлеан встретил непривычно пасмурно. На небе клубились низкие сизые тучи, и город казался таким же нахохлившимся и похмельным, как Даниэль. Такую погоду Мэтт любил, хоть выдохнуть после жары. А дальше наверняка будет только холодать — ну, насколько вообще возможно.
— Конечная точка на байу? — уточнил таксист.
— Ага. Там дом, увидите.
Необычным словом называли вялотекущие водоемы. Мэтт знал, что первые поселения на байу основали луизианские креолы, потомки первых французов-колонистов. Они рассыпались по всему штату, но сегодня требовался один конкретный дом, стоящий как раз на берегу заболоченной реки. Ехать оставалось минут сорок, не меньше.
Мэтт тоже задремал, когда машина наконец мягко остановилась.
— Приехали?
— Неа, — отозвался водитель. — Аллигатор.
Встрепенувшись, Мэтт выглянул в открытое окно: песчаную дорогу лениво переползала громадная рептилия. Он не обращал внимания на людей, справедливо решив, что это им лучше остановиться и пропустить зверя.
Мэтт отмахнулся от москита и остро почувствовал, что они отъехали от Нового Орлеана. Если там было царство человека, то здесь природа отчетливо напоминала, что они всего лишь гости. А еще Мэтту было не по себе о того, что они заехали в подобную глушь. Как тут могут жить люди? Зачем?
Даниэль говорил, что вообще-то основную часть времени Айвори проводит в городе в небольшой уютной квартирке, или в тату-салоне, где работает. Но часто надолго уезжает в этот дом, который когда-то принадлежал матери. Сейчас она живет ближе к городу, чтобы до нее хотя бы врач мог доехать.
Да уж, Мэтт не представлял, как в эту глушь кто-то добирается. Если бы Бена убили здесь, тела никогда бы не нашли. Даже если б аллигаторы побрезговали.
Даниэль рядом зашевелился, и Мэтт заметил, что он проснулся, но такой же мрачный и хмурый, хотя на аллигатора глянул с интересом. И больше не дремал, когда они наконец-то двинулись вперед и минут через десять прибыли к нужному дому.
— Здесь?
— Да, спасибо.
На другой стороне дороги расстилалось поле, а на этой стоял маленький домик, отделенный от соседей слева и справа изрядным расстоянием и кустами. Мэтт сюда приехал впервые, хоть и был знаком с Айвори.
Он стоял тут же. Ровесник Даниэля, казавшийся выше из-за болезненной худобы. Светлые волосы наверняка выгорели на солнце или подкрашены, потому что выглядели почти белыми, а глаза такого же болотного цвета, как и заросшее кипарисами озеро за его спиной. Гладко выбритый, в линялых джинсах и футболке с рукавами чуть ниже локтя. На запястьях болтались многочисленные кожаные браслеты.
Айвори стоял около дома, курил и, прищурившись, смотрел на гостей. Даниэль двинулся к нему, а Мэтт старался держаться позади. Айвори напоминал ему остро отточенный кинжал, опасный и беспощадный. Его взгляд как будто проникал под кожу, проходил через мышцы и вгрызался в душу.
Даниэль бесцеремонно выхватил из руки Айвори сигарету, понеся ее куда-то внутрь дома:
— Совсем рехнулся? Сдохнуть хочешь?
Айвори хрипло засмеялся, а потом закашлялся. Дыхание у него звучало тяжело, как будто он до этого долго бежал и запыхался, но Мэтт помнил, что так всегда.
— Я тоже рад тебя видеть, Дан, — Айвори перевел взгляд на Мэтта. — У него похмелье, да?
Мэтт растерянно кивнул.
— Que Dieu t’aide<span class="footnote" id="fn_32310218_0"></span>, — улыбнулся Айвори.
Его шею украшала татуировка, спускавшаяся под ворот на грудь, на футболке виднелась тонкая цепочка с серебристым крестом без каких-либо украшений. Насколько знал Мэтт, Айвори единственный из знакомых Даниэля закончил семинарию, хотя священником становиться не захотел.
Он внимательно посмотрел на Мэтта, и тот почувствовал себя бабочкой, которую прикалывают, чтобы высушить и оставить в коллекции.
— Речь пойдет о тебе, так? — спросил Айвори. — Дан позвонил и сказал, что приедет, но ничего не объяснил.
— В его духе, — усмехнулся Мэтт, пытаясь расслабиться или хотя бы не показывать нервозность.
Айвори кивнул, хрипло вздохнул и тоже пошел в дом, махнув рукой в сторону веранды:
— Только банки не трогай. Это от призраков.
Конечно же, Мэтт глянул туда. От большой веранды за домом шла дорожка к пирсу, где наверняка предполагалось ловить рыбу. На нем были развешены консервные банки, которые на ветру шевелились и издавали негромкий звук, стукаясь друг о друга.
Ну да. От призраков.
Отпрыски богатых или старинных семейств так или иначе знали о колдовстве, как Кристофер, например. Айвори же поступил в семинарию для поиска себя и сошелся с теми, кто, как и он, интересовался колдовством. На самом деле, он и Даниэль были единственными, кто на тот момент действительно что-то практиковали и знали.
С тех пор Айвори оставался лучшим другом Даниэля.
Веранда выходила к большой кухне, которая одновременно служила гостиной, а узкие коридорчики вели в несколько комнат и ванную. Чем-то дом напоминал Мэтту жилище Бо Амброуза, мертвого ритуалиста, который проводил обряд Бену. Только здесь гораздо тише, а еще ласкал кожу, приникал к ноздрям гнилостный запах болота.
Присев около холодильника, Даниэль вытаскивал из рюкзака свертки с едой, которую они привезли. Айвори прошел мимо, рассеянно потрепав его по голове. Даниэль проворчал что-то неразборчивое, но не слишком возмущался.
— Я смотрю, вы подготовились, — сказал Айвори.
Он вытащил из холодильника бутылку с водой и протянул ее Мэтту. Тот отказываться не стал. Уселся на старенький диванчик, смотря на странный шкаф рядом с холодильником, не понимая, что это такое. Потом дошло, что сейф с оружием.
— Я хочу есть, — отрезал Даниэль. — Поэтому помоги мне или заткнись.
— Позавтракаем на веранде. У меня остался картофельный салат. А для обеда я так уж и быть уступлю тебе кухню.
— Ты всё равно терпеть не можешь готовить.
Айвори снова тихонько рассмеялся, но смех перешел в булькающий кашель. Мэтт хотел помочь с тарелками, но Айвори махнул рукой:
— Подготовь веранду.
Ощущение было таким, будто Мэтта выпроваживали, он почувствовал себя почти что уязвленным, но вышел на веранду, не очень понимая, что тут можно подготовить.
Переставив несколько раз стулья вокруг старого деревянного стола, Мэтт наконец-то уселся, тихонько попивая из бутылки. Он смотрел на заболоченную воду, из которой торчали кипарисы, и думал, что здесь по-своему уютно. Да, уединенно, зато можно творить какие угодно ритуалы, и никто не узнает.
Только покачивающиеся консервные банки не внушали оптимизма. И статуя Девы Марии. Поколебавшись, Мэтт всё-таки подошел к ней. Она стояла в дальней части веранды между хламом, сложенным тут наверняка с начала времен.
Обычная статуя<span class="footnote" id="fn_32310218_1"></span> то ли из дерева, то ли из гипса, Мэтт не особо разбирался. И мог предполагать, что это именно Мария. Как ни странно, мать ее не очень любила, поэтому дома у них только кресты висели.
Статуя доставала Мэтту до груди, краска давно поблекла, осталась невнятными желтоватыми разводами. Лицо сильно облупилось, а что в руках, Мэтт вообще понять не мог. И в то же время проступавшие черты представлялись мягкими, а сама статуя удивительно подходящей вязкой духоте и шуму насекомых.
Местная вера казалась Мэтту именно такой: выросшей из перегноя болотных кипарисов, закутанной в сутану и с лицом-черепом маман Бриджит.
Дверь на веранду открылась, и в духоту вынырнул Даниэль с тарелками в руках. Поставил на стол, но возвращаться на кухню явно не собирался.
— У него в доме чертова статуя Девы Марии! — возвестил Мэтт.
— Айвори закончил семинарию, — спокойно ответил Даниэль, подходя. — Может, и мне что-то такое дома поставить?
— Обвешаешь бусиками Марди-гра?
Даниэль пожал плечами. Если их мать придерживалась более строгих религиозных правил, то они сами точно были порождением местной культуры.
— Только это не Дева Мария. Это Святая Люсия.
Даниэль ткнул пальцем в ее ладонь, предмет на которой так облупился, что Мэтт не мог понять, что это.
— Видишь? В одной руке пальмовая ветвь как символ мученичества, а это блюдо, — пояснил Даниэль, — на котором лежат ее глаза.
Мэтт, слушавший вполуха, вытаращился на брата, потом посмотрел на круглый предмет. Ну да, на нем два шарика поменьше.
— Мученица, которой вырвали глаза, поэтому она часто изображается с ними на блюде.
— Мило, — выдавил Мэтт.
— А ты думал, какие истории рассказывают семинаристы? Кровавые и религиозные.
— Я думал, вы тайно притаскивали порнуху и рассматривали в свете Луны.
— Как одно противоречит другому?
Иногда Мэтт не мог понять, Даниэль так иронизирует или говорит совершенно серьезно. Потому что шутил он тоже с непроницаемым выражением лица, прямо как сейчас.
— Я вижу, тебе полегчало, — не смог сдержать едкости Мэтт.
— Айвори напоил меня какао.
— Какао?
— Ага. Сказал, что если не поможет с похмельем, то хотя бы поднимет настроение.
Мэтт пожалел, что сам не догадался о чем-то подобном, его хватило только на то, чтобы посмеиваться над мрачным Даниэлем, агрессивно пьющим чай всё утро. Возможно, Айвори тоже знал его достаточно хорошо.
Вернувшись к столу, Даниэль разложил тарелки и уселся на старое продавленное кресло, таких стояло четыре в ряд у стены, почти импровизированный диван. Достав сигареты, Даниэль покрутил их в руках, но курить не стал. Вместо этого взял чашку, которую принес с собой, и продолжил пить. Наверное, то самое какао.
Мэтт по-прежнему стоял рядом со статуей. Пальмовую ветвь он, конечно, тоже не признал, больше походило на перо. Но… глаза?
— Зачем Айвори эта Святая Люсия? — спросил Мэтт.
— А, мы стащили ее из церкви.
Мэтт уселся за стол и уставился на крайне невозмутимого брата. За его спиной за стеклом просматривалась кухня, где маячил Айвори, кажется, что-то доставал из холодильника.
— В районе Байуотера есть маленькое кладбище и часовня Святого Роха, — сказал Даниэль. — Ее построили в конце девятнадцатого века, после эпидемии желтой лихорадки. Святой Рох считался избавителем от чумы и покровителем здоровья. Очень интересное место, там везде костыли, вставные челюсти и прочие милые вещи. Люди оставляют их, когда идут на поправку. Часовня на кладбище ветшала, после «Катрины» совсем пришла в упадок. Так что когда мы туда забрались, никто не был против того, чтобы Айвори забрал статую.
— И притащил сюда. Я начинаю думать, что истории про вырванные глаза не самое увлекательное, чем занимаются семинаристы.
— Тут жила мать Айвори, а у нее проблемы с глазами из-за одной из забытых тропических болезней. Святая Люсия покровительница подобных вещей. Миссис Ландри не ослепла, так что можно считать, что статуя свое дело сделала. И современная медицина, конечно.
Мэтт не знал, в курсе ли Даниэль всей истории… но слышал ее от отца. Когда в семинарии Даниэль стал общаться с Айвори Ландри, об этом узнал дед. Оказалось, что Айвори внук того самого Ландри, друга Бернарда в молодости.
Дед помог миссис Ландри с лечением, она в тот момент была бедна, как и многие в городе. А южная бедность близка к земле, к кишащим насекомым и таким вот облупленным статуям с глазами на блюдце.
— В семинарии было забавно, — продолжал Даниэль. — У нас был наш маленький кружок местных психов.
— Меня всегда удивляло, почему у тебя столько знакомых по семинарии, а из колледжа ты ни с кем не общаешься.
— Колледж был позже. Мы с Айвори сошлись именно на колдовстве. Я беседовал с лоа, он всегда видел и знал больше, чем положено обычному человеку. Но у него не было целой семьи таких же. Бен и несколько других потом примкнули к нам из интереса. Айвори в семинарию-то пошел, чтобы найти себя, смирить колдовскую часть с окружающим миром.
— А нашел тебя и остальных.
— Ну, мы были явно практичнее, чем предполагаемый бог.
Дверь открылась, и на веранду вышел Айвори с большой миской картофельного салата. Только тут Мэтт понял, то ли рассказы о расхищении часовен так подействовали, то ли подступавший полдень без завтрака, но есть хотелось ужасно.
Большую часть времени дальше Мэтт предпочел молчать.
Айвори и Даниэль давно не виделись, поэтому обсуждали новости об общих знакомых, начиная от бывших семинаристов и заканчивая некоей мадам Аделаидой. Разговор о книгах Мэтт хотя бы мог поддержать, а вот когда речь зашла о каких-то альбомах, Мэтт понятия не имел, что это за музыканты. Зная Даниэля и видя Айвори, можно было предположить что угодно, от католического хора до жесткой электроники.
Семья Айвори принадлежала к каджунам, и его мать наверняка много говорила по-французски, потому что он часто вплетал в речь французские слова. Когда Даниэль прибавлял к этой мешанине латынь, Мэтт чувствовал себя туповатым.
И немного лишним.
Поэтому, когда позже Даниэль вовсе не начал спрашивать о том, зачем они приехали, а предложил пройтись, Мэтт начал слабо отмахиваться, что лучше останется в доме. В конце концов, тут же есть книги, он найдет, чем заняться. Подумает и о собственной никчемности, не без этого, конечно.
Даниэль решительно возразил, Айвори его поддержал, и Мэтт поплелся за ними на прогулку вдоль реки. Правда, незаметно для себя втянулся. Даниэль решил искать змей, как в детстве, Мэтт с ужасом вспоминал свои видения, но здесь рептилии были самыми настоящими, и это странным образом помогло отвлечься. Напомнило, что помимо иллюзий есть всамделишная жизнь.
Реальные змеи будто прогоняли выдуманных.
Айвори же расспрашивал о работе в книжном, ему это явно представлялось интересным. Мэтт и не заметил, как начал вдохновенно рассказывать, так что через некоторое время даже охрип. От него не укрылось, как Айвори и Даниэль переглянулись, и последний улыбнулся, так что закралось подозрение, о чем-то таком эти двое и договорились.