48. Эванс (1/2)

Я сама это сделаю, если у меня не останется сил сопротивляться.

Так было бы честно сказать. А не вот это «если захочу».

Как будто Феб малолетка, которого можно отправить подальше, а потом передумать и позвать обратно.

Он такого не потерпит.

И правильно сделает.

Я боялась, что Феб психанет и, проснувшись в первый день нового года, я его уже не увижу.

Но, вопреки моим полубезумным ожиданиям, с утра Фабиан улыбнулся, увидев меня, и поцеловал в щеку.

— Привет, я тут пытаюсь соорудить омлет, но пока выходит плохо. Есть идеи, как спасти наш завтрак?

Я заглянула в сковородку.

— Переверни. Будет не так красиво, но вкус-то от этого не портится.

— А ты права, — задумчиво протянул Феб, и у меня создалось впечатление, что говорит он вовсе не об омлете.

Фабиан молча разложил еду на две тарелки и так же молча начал поглощать свою порцию, пожелав только приятного аппетита.

Я, не чувствуя вкуса, съела свою часть, поблагодарила, встала из-за стола и сразу сполоснула тарелку, чтобы занять руки.

Я почувствовала, как Фабиан подошел, будто меня около раковины не было, прижался к моей спине и, почти обняв, тоже помыл за собой посуду. Я увидела его голые до локтей руки и услышала, как он шепнул:

— Ты все правильно сделала, Лили.

Я неловко развернулась, и теперь Феб, нависая надо мной и оперевшись руками по обе стороны от меня, продолжал, глядя в глаза:

— Помнишь моего брата? Точно помнишь, он не так давно выпустился. Гидеон возненавидел девушку, которую когда-то любил, а заодно и всех остальных девушек, потому что та, первая, его обманула. Наобещала всякого дерьма, а потом просто ушла, ничего не объяснив. Это его уничтожило. — Фабиан сглотнул и уже громче продолжил: — Я не хочу становиться своим братом, Лили. Если ты думаешь, что я обиделся и теперь буду делать вид, что мы незнакомы, то ошибаешься. Мне не на что обижаться: нельзя потерять то, чего не имел. А то, что произошло в этом мире, пусть остается в этом мире. Если очень постараешься, сможешь даже забыть. Круто, правда?

Феб оттолкнулся от раковины и потер подбородок. Я смогла выпрямиться.

— А я не собираюсь забывать, — почти бодро предупредил он. Потом помолчал и с улыбкой добавил: — У тебя потрясающие ноги, Эванс.

Я уставилась на него, как на сумасшедшего, и Фабиан расхохотался, увидев мое лицо:

— Ну, я просто выше пояса не видел, а ноги правда потрясающие, клянусь.

В эти секунды он правда был похож на Феба. На того Феба из моих детских учебников.

И я даже пожалела, что больше он меня не поцелует.

— Я, кажется, начинаю понимать, почему все девушки, которых ты бросаешь, остаются в рядах твоих поклонниц.

— Это ты меня бросила, — невозмутимо хмыкнул Феб и поймал мою руку, когда я пыталась его в шутку ударить. — Мы планируем сегодня репетировать? Не терпится оттоптать тебе ноги. — Он притянул меня к себе, чтобы начать, хотя мы до сих пор были на кухне.

Я вспомнила, как позавчера Феб запустил руку в мои трусы.

У него были прохладные пальцы.

Этими же пальцами он три года подряд ласкал Мэри.

А в трусах я привыкла чувствовать другую руку.

Ту, которой Поттер писал свое письмо.

Сова принесла его под вечер Рождества. И с тех пор я выучила текст наизусть.

«Привет, Эванс.

Рад, что ты написала.

В Хогвартсе все как обычно — на праздничном ужине стул под Трэдуэллом взорвался, и бедолага провел сочельник в больничном крыле. Ума не приложу, кто мог его так подставить. Зато теперь есть надежда на их с Помфри сердечный союз.

Минерва пригрозила, что если мы проиграем январский матч, она достанет меня даже в Азкабане. Кажется, они со Спраут поспорили.

Я подумываю плюнуть на все и жениться на ней.

Правда я не уверен, что ты согласишься на секс с женатым мужчиной.

Не согласишься ведь? Так что придется уступить Минерву Сириусу.

Не могу без тебя спать, Эванс. Может, поменяем ваши с Бродягой кровати местами? Уверен, он будет не против и сможет удовлетворить твоих соседок. Во всех смыслах.

Хочу уже поцеловать тебя.

Возвращайся быстрее.

Дальше строчка была жирно зачеркнута — так, что буквы не разберешь.

Надеюсь, тебе понравится подарок.

P.S. Суд в первый день семестра. Увидимся там».

Дальше шла замысловатая подпись, в которой можно было распознать фамилию Поттер.

Я была уверена, что стул Себастьяна он заколдовал собственноручно. Иначе стал бы Поттер придавать этому такое значение.

В конверте, помимо письма, лежала коробочка, а внутри — подвеска величиной с ноготь большого пальца, будто сотканная из сотен золотых нитей. Золото было бледным, ближе к белому.

Я смотрела на нее и слышала голос Поттера: «У тебя есть кто-нибудь… там?»

А Феб, которого я привезла с собой, считается? Он же не «там».

Я расстегнула цепочку, надетую днем, и дрожащими руками продела в петлю подвески. Затем надела обратно.

Сегодня уже неделя, как я так хожу, — и затыкаю совесть тем, что у меня нет ни другой цепочки, ни другой подвески такого цвета.

Это вообще нормально — носить одновременно подарки от двух парней?

Ну, если любишь их обоих одинаково, пожала плечами воображаемая Шмэри в моей башке и выпятила нижнюю губу. Она уселась на одну из извилин мозга и свесила ножки.

«А что ты будешь делать, когда они оба будут рядом?» — с нескрываемым любопытством спросила Шмэри, закинув в рот жвачку и выдувая пузырь.

Уже ничего, Феб ведь сказал, что не прикоснется ко мне, если я не захочу.

«Феб, как ты его называешь,— презрительно скривилась та, — имеет великолепное свойство менять мнение и аргументировать это простым «я передумал». Да ты глянь на него — если Прюитт захочет, сделает так, что ты умолять его будешь выебать тебя. А он еще велит в очередь становиться».

Фабиан сказал, что любит меня. Он не причинит мне вреда.

«А кто говорит про вред? Тебе не понравилось, что ли, как он тебя языком, м?»

Феб меня пальцем не тронул, а когда полез в трусы, я его остановила. Я даже член его не видела.