47. Эванс (2/2)

Чтобы не выглядеть дурой перед Фебом, я сдержалась, несколько раз глубоко вздохнув, и вместо этого потянулась к следующему из оставшихся трех писем.

«Мой милый Фабиан,

жду не дождусь, когда снова увижу тебя в школе…»

Я поняла, что ко мне случайно попало одно из писем Феба, и я уже собиралась сказать об этом вслух, но вместо этого бросила взгляд на подпись.

«Твоя Изи».

Я знала только одну девушку, чье имя можно было так сократить — Стеббинс.

От письма несло сладкими духами.

Я успела выхватить из текста всего несколько строчек:

«...ты бы знал, как я скучаю по твоим губам...

…обожаю, когда ты берешь меня в рот…

...думала о тебе, лаская себя вчера…»

Словом, про Рождество там было мало.

У меня глаза на лоб полезли. Я даже не представляла, что такое можно написать парню.

Особенно учитывая то, что официальный парень Стеббинс учился на том же курсе, что они с Фабианом, только в Слизерине — и наверняка ни о чем не догадывался.

Неужели вся эта куча свитков примерно такого содержания? Вот почему Феб так улыбается. Думаю, приятно читать, как девчонки его хотят.

Внизу зазвонил телефон, я быстро свернула письмо Стеббинс и швырнула его в то же место, откуда взяла, в надежде, что Феб доберется до него прежде, чем я вернусь.

В трубке я услышала уставший голос папы. Он как всегда был краток, поздравил с Рождеством, спросил, хватит ли мне до конца каникул оставленных денег, и со вздохом сказал, что хотел бы меня увидеть.

— Я тоже, пап, — тепло ответила я.

Он, пожалуй, единственный из семьи скучал по мне, когда я уезжала в Хогвартс. А мама только успевала всем взахлеб рассказывать, что меня пригласили обучаться в закрытой спортивной школе, где воспитывают олимпийских чемпионов по гимнастике.

— Что тебе прислать на день рождения, моя красавица?

Я давно подумывала о новой парадной мантии, а больше ничего в голову и не пришло.

— Ты же понимаешь, что я не разбираюсь в ваших нарядах, — вздохнул папа. — Ты сможешь обменять где-нибудь фунты на золото?.. Я пришлю сколько требуется.

Заверив его, что смогу, я попрощалась, взглянула на холодильник и отметила про себя, что неплохо бы приготовить что-нибудь нормальное. Все-таки Рождество.

В спальне Феб уже заканчивал с подарками. Я с облегчением вздохнула, когда не увидела на полу письма Стеббинс.

— Ну, я вроде все, — он хлопнул себя по коленям, поднялся на ноги и отряхнул руки о штаны. — Осталось только одно.

Фабиан сунул руку в карман и достал небольшой плотный конверт.

— Помнишь, я пытался выполнить домашнее задание для Минервы перед самым отъездом?

Я кивнула. Да, я помнила, Феб еще что-то говорил про мелкие детальные предметы.

— У меня получилось. Возьми, это тебе. Вроде как на Рождество. — Он качнулся с пятки на носок и протянул конверт. Я осторожно перевернула его и за малюсенькую застежку вытащила тонкую витую цепочку из белого металла. Такую невесомую, будто ее создали из влажного воздуха. — Золото и серебро, если верить второму исключению Гэмпа, создать нельзя, но ведь так тоже неплохо смотрится...

Феб говорил еще что-то, а я все сжимала цепочку и каждую секунду ожидала, что она либо растает, либо сотрется в пыль между пальцев.

— Ты не говорил, что у тебя стало получаться, — забыв поблагодарить, заметила я.

— Макгонагалл чуть шляпу свою не съела, когда увидела, как я обошел Гэмпа, — развеселился Фабиан, запуская руку в волосы на затылке. — Даже двадцать баллов записала Гриффиндору. Видимо забыла, что я сам могу втрое больше за день раздать. Одним словом… — он стал серьезным. — Я думал о тебе, — Феб сглотнул и посмотрел мне прямо в глаза, — и у меня получилось.

Стоило вспомнить, как девушки в фильмах принимали такие подарки.

Я перекинула волосы вперед и, повозившись с застежкой, надела цепочку на шею, затем волосы скользнули обратно.

Фабиан все еще рассматривал меня — или свой подарок на мне. Надо было что-то сказать, хотя в горле стоял ком.

— Она очень красивая, Феб. Спасибо тебе. Я… не знаю, что еще сказать, — сдалась я и в качестве компромисса наморщила нос. В детстве это помогало. Все умилялись и не ругали меня за проделки.

— Обычно ответный подарок избавляет от необходимости что-либо говорить, — невозмутимо произнес он.

Феб присел на подоконник, и, когда я подошла, пришлось всего чуть-чуть привстать на носки, чтобы дотянуться до него.

— Ты точно не хочешь тот подарок, который в чулане? — пробормотала я, уже зная ответ. Фабиан притянул меня к себе и сам чуть сполз на край.

— Я люблю тебя так, что не могу спать ночами. Я не хочу подарок из чулана, я хочу твой поцелуй.

Вчера ночью он точно заснул, причем мгновенно.

Хотя я же была рядом — может, в этом причина? Или потому что кончил за двадцать минут до этого. Это даже вернее.

Я при всем желании не смогла бы сказать, что Феб мне не нравится.

Красивый парень способен понравиться легче и быстрее, чем некрасивый, а Феб однозначно красивый. Объективно. Глупо это отрицать. Одни глаза чего стоят. И рот.

Это не ты такая доступная, это он слишком привлекательный, заржала Шмэри в моей башке.

Фабиан смотрел на меня с таким жадным нетерпением, что мне становилось все легче решиться его поцеловать.

Мы ведь уже сосались вчера. Может, если поцелуев будет больше, те, первые, не будут казаться такими неловкими.

Я повторила про себя его слова. Звучало так, будто Феб правда влюблен в меня. Не как человек может любить близкого человека, а как парень может любить девушку.

А еще я вспомнила этот взгляд. Я часто его видела, особенно в последнее время, но не знала, что он означает.

Все ты знала, Эванс.

Это сказала уже не Шмэри в моей башке. Это сказала себе я.

Закрывая глаза и касаясь сухих губ Фабиана, чувствуя, как напрягаются его плечи, я подумала, что пора прекратить себе врать.

Пока Феб лежал в больничном крыле, я бегала туда дважды в день, а то и трижды.

Я любила, когда он садился передо мной на корточки, брал за руку и говорил что-нибудь незначительное.

Я до слез переживала, когда на четвертом курсе он начал здороваться со мной сквозь зубы и перестал появляться в гостиной по вечерам.

И сейчас я не собиралась быть доступной, но Фебу — моему Фебу — я отказать не могла.