46. Прюитт, Эванс и Поттер (1/2)

***</p>

В сочельник Фабиан встал пораньше и впервые в жизни попытался приготовить что-то из еды. Магия его не спасла, потому что все мастерское владение хозяйственными заклинаниями в их семье досталось сестре.

Снимая с плиты подгоревший бекон, он услышал хихиканье за спиной.

— Развлекаешься?

Лили распахнула окно, чтобы избавиться от запаха гари. В кухню ворвался свежий морозный воздух.

— Я тут, между прочим, кулинарной девственности лишился, — проворчал Фабиан, оглядывая жалкие результаты своих трудов. — А ты ржешь.

— Ну хоть не больно было? — с трудом оставаясь серьезной, осведомилась Лили.

— Да замолчи ты, Эванс, — досадливо засмеялся он. — Давай сделаем вид, что так и задумывалось. Ты будешь это жрать?

Лили взяла с тарелки один кусочек и захрустела им.

— Слушай, Прюитт, может, тебе домовиков школьных научить, как надо готовить? А то вон Медоуз все похудеть не может…

Она, уловив его движение, с коротким визгом бросилась вон из кухни. Фабиан побежал за ней, хотя не знал, что будет делать, когда поймает.

— А ну стой! — крикнул он, взлетая за ней по лестнице и загоняя в угол.

— Феб, ну прости меня, пожалуйста, я не хотела тебя обидеть, — дурашливо запричитала Лили, зажмурившись и закрыв лицо руками. — Хочешь, я помогу тебе с бесконечными письмами родным, а? В качестве извинений.

Он хотел, чтобы она отняла руки от лица и позволила поцеловать себя. А еще лучше — сама это сделала.

Фабиан сжал ее запястья, развел в разные стороны и выдавил:

— Договорились.

У Фабиана была настолько огромная толпа родственников, что он, настрочив с помощью Лили послания родителям, брату и семье сестры, решил схитрить. Нацарапал самое стандартное пожелание здоровья, благополучия и успехов, а потом взял и размножил пергамент на нужное количество кусков. Оставалось только вписать разные имена — и то не всегда разные. Его родственники не отличались особой изобретательностью, когда называли детей.

После обеда Фабиан вызвался помыть посуду, а сам раздумывал, что предстоит самое сложное — письмо Мэри.

Обычно таковым было поздравление для Лили, но в этом году она была рядом, а на словах всегда легче. До этого он каждый раз ломал голову, как вложить в текст все, что испытывает, но при этом ничем себя не выдать.

Лили письмо Мэри уже почти закончила, потому что за него взялась в первую очередь. Писала она его не пером и не на пергаменте, а на обычной бумаге какой-то тонкой палочкой.

— Шариковая ручка, — пробормотала Лили без отрыва от дела, когда Фабиан с подозрением покосился на нее. — Ею писать гораздо удобнее, и я не понимаю, почему магический мир так упорно не желает соглашаться с тем, что некоторые изобретения магглов можно взять на вооружение.

— Муж моей сестры работает в Секторе по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов. Это все, что нужно знать о лояльности магического мира ко всем этим штукам, — ввернул Фабиан, и она хихикнула, быстро взглянув на него.

Лили вернулась к делу, а он все смотрел на ее тонкие пальцы, сжимающие эту самую ручку.

Интересно, что бы она написала ему, будь они далеко друг от друга. Прюитт хранил все ее прошлые письма, потому что в каждом Лили писала, что скучает по нему.

— Беру свои слова назад, — пробурчал Фабиан, уничтожая третий по счету черновик письма Мэри. — Дайте мне телефон, я скажу все ртом, без всего этого дерьма.

Лили самодовольно ухмыльнулась, мол, я же говорила, отложила ручку, бумагу и со вздохом взялась за перо.

Она минут пять пялилась на кусок пергамента, словно ждала, пока тот сам себя испишет, потом решительно набросала несколько коротких строк и задумалась.

Фабиан перебрал в уме всех, кто остался в Хогвартсе и кого Лили могла бы поздравить с Рождеством, и пришел к выводу, что этот свиток отправится к Поттеру.

Она пошарила глазами по кухне и встретилась с ним взглядом.

Фабиан пытался угадать, о чем Лили думает, но видел только огромные зрачки.

Вчера она не могла не заметить, что у него стоит, однако вида не подала. Либо Лили считает, что ни капли не интересует его, и стояк — будничное для Фабиана дело, либо она слишком сильно увлечена Поттером. Одно из двух.

Фабиан медленно перевел взгляд на ее губы и позволил себе думать, что бы он сделал с Лили, будь у него ее согласие. Или хотя бы намек на согласие.

Наверное, на лице Фабиана проступила похоть, потому что Лили слегка покраснела и отвела глаза. Значит, он не ошибся — она вчера только прикинулась слепой.

Громкий стук в окно порвал вязкую тишину.

За стеклом сидела сова с письмом в клюве.

Фабиан знал, что это к нему. Он в два шага пересек кухню и впустил птицу.

— Не рановато? — растерянно спросила Лили, дотянувшись до ящика с музыкой — то ли магнитофора, то ли магнитофона — и нажала кнопку.

Фабиан, успевший дюжину раз пожалеть, что смутил ее, отвязал от лапки совы сверток и постарался сказать как можно дружелюбнее:

— Ну, у моих родственников та же проблема, что у меня. Нас слишком много, поэтому если не начать заранее — не успеешь отвесить поклоны всем, и кто-нибудь обязательно обидится.

— Например, тетушка Мюриэль?

— Да хоть бы она уже обиделась и не приезжала больше, — отмахнулся Фабиан.

Он, не глядя, отвязал сверток, пробежался глазами по короткому письмецу от мамы — в конце папа добавил пару строк от себя — и вытряхнул на стол небольшой мешочек, в котором угадывалось золото.

Пару лет назад Фабиан настойчиво попросил родителей делать ему подарки деньгами — и остальным родственникам передать. Он предпочитал получить два десятка галлеонов, чем два ненужных вредноскопа. На эти деньги, собранные в сочельник, он весь следующий год водил девчонок в Хогсмид и покупал себе всякие мелочи типа новых носков и презервативов. Изрядная часть даже оставалась.

— Ты не пугайся, сегодня сов будет много, — предупредил Фабиан Лили, убирая подарок в карман, и продолжил попытки закончить послание Мэри.

Лили тоже вернулась к пергаменту и наскоро дописала последнюю строчку. Запечатав свиток, она пристроила его рядом с бумажным письмом и потянулась. Завтра прилетят птицы из Хогвартса — и можно будет отправить их обратно не с пустыми лапами.

Фабиан не ошибся. Совы по обыкновению продолжали атаковать его весь день: очередная прилетела во время ужина, неуклюже спикировала и, едва не попав в тарелку Лили, грохнулась на стол под весом огромного свертка.

— О, это от Молли, — угадал Фабиан. — Еще один свитер в мою коллекцию.

— Серый очень красивый, — заметила Лили, помогая ему освободить и реанимировать сову.

— Попрошу ее связать тебе такой же, — пригрозил он, вынимая из упаковки пирожки и синий — видимо, под цвет глаз — свитер.

— Феб, почему все поздравляют тебя сегодня? Ведь логично начать с самых дальних родственников, а близких поздравить в сам праздник.

А в рассудительности Лили однозначно не откажешь. Впрочем, Фабиан давно пришел к выводу, что расхожее мнение о несовместимости красоты и ума — всего лишь мнение. Взять хотя бы Стеббинс или Фьорд.

— Для сестры теперь ближайшие родственники — муж и дети, а я, получается, уже дальний. — Фабиан скорчил рожицу типа «дерьмо случается». — Слушай, Эванс, ты говорила, что в девять мы обязаны включить этот… как его… телевизор и посмотреть какую-то передачу.

— Угу.

— Так вот, уже десять минут десятого.

— Вот блин, — спохватилась Лили и начала сгребать в кучу обрывки подарочной бумаги, потом опомнилась и взялась за палочку. — Включишь пока? Я сейчас приду. А, точно, ты же не умеешь его включать.

— Да завтра приберем все. Идем, — Фабиан схватил ее за руку, повернулся на месте и вместе с Лили аппарировал в спальню ее родителей.

— По лестнице было бы дольше на десять секунд, — занудно, но добродушно заметила она.

— А вдруг нам когда-нибудь не хватит этих десяти секунд?

Лили не нашлась, что ответить. Поэтому промолчала и включила телевизор. Покрутив ручку и установив нужную громкость, она забралась на кровать, подложила под спину подушку и села рядом с Фабианом.

Лили с интересом наблюдала за действием на экране, а он украдкой рассматривал ее и чувствовал себя, как лет пять назад, когда впервые оказался наедине с девушкой. Тогда Фабиан точно так же не знал, куда девать руки и что делать с рвано бьющимся сердцем.

Одна из шуток, произнесенных с экрана, неожиданно ему понравилась, и он искренне расхохотался. Наверное, стоило все же следить за происходящим. Фабиан даже пожалел, что представление так быстро закончилось — незадолго до полуночи.

— А этот телевизор можно пронести в Хогвартс? — заинтересовался он, взбивая подушку и с удовольствием вытягиваясь в полный рост.

— Можно, — просто сказала Лили, проворно спрыгнув на пол и убавив звук до неясного бормотания, — только он там работать не будет, как и большинство технических изобретений. — Она снова забралась на кровать и легла на своей половине — почти невесомая, особенно по сравнению с ним. Матрас едва просел.

— Так и знал, что где-то есть подвох, — Фабиан вздохнул и провел пятерней по лицу.

Завтра надо бы побриться. И сменить футболку.

Он вдруг осознал, что сегодня снова соврал Лили, хотя дал себе слово так больше не делать. Но она и сама почти догадалась.

— Пожалуй, это был самый необычный мой день рождения, — тихо сказал Фабиан, поворачивая к ней голову.

Лили, удивленно распахнув глаза, сделала то же самое и секунд десять возмущенно не находила слов.

— Так вот откуда все эти совы сегодня! Я же сотню раз спрашивала, а ты всегда скрывал, когда родился. И я никогда не понимала, почему. Ну ты и засранец, Феб! — она возмущенно выдохнула и ударила его ладонью.

Он загадочно ухмыльнулся и прищурился:

— Ты первая в школе, кому я рассказал, если что. Зачем вообще кому-то рассказывать, что ты родился в канун Рождества? Все равно все забудут, — Фабиан заглянул ей в глаза и не увидел раздражения или обиды. — Ну либо поздравят разом с двумя праздниками. Да что далеко ходить: даже родители так делают. Отец всегда хвалит маму, что она, родив меня вовремя, экономит им каждый год двадцать галлеонов.

— Но я ведь тебе ничего не подарила, — Лили обеспокоенно поерзала.

— Ты и раньше не дарила, — утешил он.

— Это потому что я не знала, когда у тебя день рождения, — закатила глаза Лили, и Фабиан невольно ухмыльнулся. — А сейчас знаю.

— Можешь просто поцеловать меня, — он подставил щеку. Она с любопытством посмотрела на него. — И будем считать, что ты меня поздравила. — Фабиан глянул на часы и поддразнил ее: — Давай, Эванс. У тебя две минуты до полуночи.

Лили улыбнулась, изогнулась в спине, чтобы приблизиться к нему, и чмокнула в щеку — вернее, она обязательно попала бы в щеку, но Фабиан невольно дернулся и, ведомый едва ли осознанным желанием, подставил правый угол губ.

Лили не спасовала и как ни в чем не бывало поцеловала его туда.

В дверь — сломанную еще в темные века — громко постучали.

Люди за дверью, давно умершие и истерзанные червями, знали, где прячется его ведьма.

Они шли за ней, чтобы отнять ее навсегда.

— Это был поцелуй в губы, ты знаешь? — все так же лежа на спине, заметил Фабиан, вытирая мигом вспотевшие ладони о покрывало.

— Ну, тебе ведь уже восемнадцать, Феб, — невозмутимо отметила Лили, как будто они снова сидели в гостиной, делали уроки и потребовалось объяснить формулу для второго курса. — Ты даже по маггловским законам теперь взрослый.

Она беззастенчиво изучала его рот, глаза, потом снова рот.

Фабиан смотрел на ресницы Лили и на тени, которые те отбрасывали. В голубоватом свете экрана они казались синяками.

На ее шее, прямо около ключицы, подергивалась жилка.

Лили коротко вздохнула.

Он выскочил из дома и присоединился к толпе, чтобы смешаться с ней и незамеченным дойти до ведьминого укрытия. Пусть сожгут кого угодно, кроме нее.

Вокруг ломались ветки и без помощи рук летели к подножию высокого столба.

Тебя. Мы сожжем тебя вместе с ней, решила толпа. Но не вместо.

Фабиан рывком подтянулся к Лили, обхватил лицо ладонью и налетел на ее губы.

Он парой коротких движений облизал их по очереди, чтобы понять, как Лили нравится больше. Ей больше нравилось, когда Фабиан прихватывал зубами нижнюю. Ему тоже.

Он машинально прижал ее ноги коленом, но Лили и так не сопротивлялась.

Он на секунду приоткрыл глаза — чтобы запомнить не только ощущения, — вспоминая, как любил Лили годы назад, когда не было еще никого, кроме нее.

Как мечтал о ней и голодал без нее.

Как прятал ее ото всех.

Сейчас тоже никого не было. Никого, кто, как Лили, заставлял бы гореть землю под его ногами.

Фабиан почувствовал легкие прикосновения пальцев у себя за ухом. И, будто она тем самым разрешила, с удовольствием продолжил.

Языком коснулся изгиба над верхней губой и свободной рукой провел по виску Лили, запуская пальцы в волосы.

Фабиан не хотел заканчивать, потому что после этого мог ее потерять.

«Этого тоже хватайте, он с ней заодно!» — заорали на ухо.

Я сам пойду, заявил он. Только ее не трогайте.

Хворост вспыхнул. Он воровато огляделся по сторонам, убедившись, что его девочки не коснулись алчные руки, и шагнул в огонь.

Фабиан нехотя оставил Лили и ее припухшие губы в покое.

Она облизала их и замерла.

Подошвы ботинок начали плавиться, ступни обожгло. Рядом истошно вопили чучела, которых он оживил магией и скормил разъяренной толпе.

Телевизор продолжал бормотать.

Фабиан сел, согнул широко расставленные ноги в коленях и через плечо оглянулся на нее.

Лили подтянулась на руках и тоже села. Он бессовестно осмотрел ее с головы до ног и, глядя на бедра в синяках, глухо произнес:

— Если хочешь, чтобы я ушел, скажи.

***</p>

Я никогда еще не целовалась со взрослым мужчиной.

Феб целовался именно так. Он не давал выдохнуть. От него пахло жаром и потом. У него был колючий подбородок и сильный язык, и я не могла пошевелиться, пока он сам не прекратил.

Поттер никогда не целовал меня так долго и так жадно. Обычно он делал это неспешно и по-хозяйски — чтобы потом долго и жадно ебать.

Феб творил с моей нижней губой что-то такое, отчего заныло бедро и вспотела поясница.

Я никогда не призналась бы в этом Шмэри, но временами мне казалось, что он поглядывает в мою сторону.

У каждой девочки такое бывает — мерещится, будто ты нравишься парню, а оказывается, что он даже не думал о тебе. Со мной так случалось пару раз.

Ну или все же думал.

Как будто порой Фабиану становилось скучно с однокурсницами, и он лениво раздумывал — а я же вроде ни разу не сосался с Лили... или сосался? В общем, надо как-нибудь засосать ее — все-таки не чужие друг другу, столько вечеров вместе провели. И каждый раз забывал.

В последнее время он стал слишком занятым, чтобы помнить о таких глупостях.

Правда иногда Феб смотрел так, будто думал, как бы меня выебать, потратив минимум времени и оставив на мне максимум одежды — чтобы не возиться.

Этот взгляд появился недавно, вместе с неистребимой щетиной на лице и навязчивым запахом пота, смешанным с ароматом туалетной воды.

«Ну, ты же теперь трахаешься», — зазвучали в башке слова, недавно сказанные Шмэри.

Вчера, когда мы лежали вместе, у него стоял.

Теперь я умела такое определять.

Я не знала, как надо реагировать, но для парней нашего возраста, кажется, это обычное дело.

Да и надо ли реагировать.

Все-таки чаще всего Феб был самим собой, а не этим незнакомым мужиком с членом и темным тяжелым взглядом. Он держал мою руку, тепло улыбался и обещал, что останется в Хогвартсе ради меня. Я бы все за это отдала.

Феб отнял огромную ладонь от моего лица и напоследок слегка втянул ртом верхнюю губу, как будто ей досталось меньше внимания и нужно было это исправить.

Потом отстранился, потер кончик носа и отвернулся. Наверное, пожалел, что сунулся ко мне. Я ведь ничего интересного не умела.

Я пялилась на его спину. Интересно, игрокам в квиддич такие спины раздают вместе с формой?

Феб оглянулся через плечо и хмуро проговорил:

— Если хочешь, чтобы я ушел, скажи.

Мне отчаянно хотелось посмотреть, возбудился ли он, как вчера. А еще — избавиться от этих тошнотворных мыслей. Какая тебе разница, Эванс, одернула я себя, может, еще руку ему в трусы засунешь?

Оказаться бы сейчас в школе, под Поттером. Чтобы он поводил там, между ног, членом и помог кончить.

Фабиан все еще ждал ответа.

А до меня только что дошло.

— Ты меня поцеловал. Ты раньше так никогда не делал.

— Да, кажется, это так называется, — серьезно усмехнулся Феб, изучая мое лицо. Он сглотнул и самоуверенно прищурился: — Ты ведь мне ответила, Лили. Понравилось? — угол его губ коварно дернулся.

Всем нравится, я уверена.

Глупо было отрицать, но я, все же уходя от ответа, спросила:

— А что, существуют те, кому не нравилось?

Феб как будто не мог сфокусироваться, его взгляд блуждал по мне, по спинке кровати, по подушкам — и снова возвращался к моему лицу.

Странно, ведь для Фабиана поцелуй с девушкой — дело такое же обыденное, как завтрак.

Я села на колени сбоку от него и осторожно тронула за плечо.

— Тебе совсем скучно здесь, да?

Как еще объяснить, что в Хогвартсе он ни разу не пытался меня засосать, а дома, за неимением других, и трех дней не выдержал.

Феб замер, медленно осмотрел мои пальцы на собственной руке, рывком перевернулся и тоже встал на колени. Теперь он возвышался надо мной. И да, он возбудился. Если захочет прижать меня к кровати, раздеть и отыметь, я ничего не смогу поделать. Судя по всему, Феб хотел.

— Ты думаешь, я поцеловал тебя, потому что мне скучно? — это прозвучало как угроза.

Судя по его тону, я ошиблась. Я видела, как сжались пальцы Фабиана, покрытые белесыми шрамами. Он ожесточенно потер щеку, обхватил меня за плечи и, на секунду прикрыв глаза от моей тупости, вкрадчиво проговорил:

— Я поцеловал тебя, потому что устал делать вид, будто не хочу этого. Хватит с меня. Мне надоело врать. Ты просила правду? Вот только она вероятно тебе не понравится, Лили.

Я чувствовала, как дрожат его руки. Сейчас Феб наверняка скажет, что хочет секса. Что еще ему может потребоваться перед сном? Не колыбельная же. Хотя я ненавидела колыбельные; даже не знаю, что было менее предпочтительным — секс или сраная колыбельная. Я подавила желание зажмуриться.

— Тебе стоит знать, что я — в конце концов — такой же, как все остальные. Хватит думать, что я ничего не чувствую, когда беру тебя за руку. Я мужчина, у меня есть язык, и я им пользуюсь, когда целуюсь. А еще у меня есть член, и им я тоже пользуюсь — ты сама видела, так что не надо испуганно на него пялиться, Лили.

Я запоздало сообразила, что бросила недвусмысленный взгляд вниз, и упрямо посмотрела Фабиану в глаза, умудрившись не покраснеть.

— Зачем ты все это говоришь? Пытаешься донести, что хочешь потрахаться? — без шуток спросила я. Феб произносил очевидные вещи, но мне они показались неприличными. Вернее, я не ожидала услышать что-то такое от него. От моего Феба.

— Если бы я собирался… — он дипломатично заменил слово «потрахаться», — ...заняться сексом с тобой, то сделал бы это, когда тебе было тринадцать. Знаешь, как я хотел тебя тогда? Я спать не мог. Мелкий еще был, не понимал, что со мной происходит. — Фабиан осторожно отнял от моего плеча руку, словно боялся, что она отвалится и упадет на кровать, и убрал с моей щеки прядь волос, заправив за ухо. А потом прошептал так, что захотелось сглотнуть, но во рту не осталось ни капли слюны: — Я не буду тебя обманывать, Лили. Я думаю о тебе, и у меня встает. Это нормально, я давно привык.

Я судорожно соображала, почему Феб вспомнил время, когда мне было тринадцать. А ему — четырнадцать. Ведь это было несколько веков назад, клянусь.

— Чего ты не понимал тогда? — я пыталась зацепиться за его же слова и вернуться на твердую почву логики. Вот-вот настанет момент, когда он попытается раздеть меня, и до этого момента нужно решить, позволять ему или нет.

Я сомневалась, что у меня хватит сил не позволить.

Это же Фабиан. Я привыкла чувствовать его руки на своей спине, когда мы обнимаемся по утрам.

Меня к нему тянет.

Мне нравится его трогать.

Он всегда был рядом, а когда не было — хотелось найти его в бесконечных школьных коридорах.

Феб целуется так жадно, словно в последний раз.

А еще он стал пугающе привлекательным.

Одни глаза и рот чего стоят.

Сейчас мысль, что Фабиан спустит штаны — как Поттер в раздевалке — и выебет меня на этой вот кровати, почему-то не казалась дикой.

— Я тогда не понимал, что запал на тебя, — произнес Феб таким тоном, будто из всего, что он сказал до этого, можно было сделать только один вывод. Я видела, как дернулся его кадык, слово эти слова застряли в горле. — Спустя столько лет я все ждал, когда это пройдет, но я не в силах выбросить тебя из головы. Я пытался, Лили. Думал, стану старше, увлекусь кем-нибудь — и справлюсь. Но я так долго люблю тебя, что больше не хочу — и не могу — сопротивляться этому.

Я не верила, что Феб говорит эти слова мне.

И почему, если это правда, не сказал их раньше.

Я видела, как он приглашал девиц в Хогсмид — орал через два стола в Большом зале, не допуская даже мысли об отказе.

Он говорил, возразила Шмэри в голове самым мерзким своим голосом. Таким голосом, каким обычно передразнивала Коко. И я говорила, надменно добавила она, просто ты, дура тупая, никого не слушала.

Не так давно Феб невозмутимо рассказывал, что был на втором курсе, когда влюбился. Я еще подумала, разве можно так рано влюбиться. Ну разве что в старшекурсницу. А не в соплячку.

— Я же тогда была ужасна, — почему-то из всех мыслей вслух я сказала именно эту. Мама в детстве постоянно сетовала, что я плоская и нескладная. А ее подруга утешала — маму, а не меня, — что «у девочки есть потенциал».

— А мне нравилось, — пожал плечами Феб, без всякого стеснения разглядывая мои губы. — Хотя сейчас нравится еще больше.

Фабиан наклонился и тихо спросил:

— Можно? На самом деле, я обычно спрашиваю, прежде чем кого-то поцеловать, — он ухмыльнулся и притянул меня к себе за талию. — Просто очень хотелось.

Мы все еще стояли на коленях, Феб расставил их чуть шире, чтобы было удобнее. Так и не дождавшись от меня согласия, он снова коснулся моего носа своим, будто хотел отпихнуть его — чтобы не мешал сосаться.

Феб, не отрываясь от моего рта, подтолкнул меня грудью, все еще поддерживая за поясницу и заставляя отклониться назад так сильно, что в конечном итоге я коснулась спиной покрывала и легла на него.

Сам он потерся щекой о мой подбородок, рукой, не глядя, спустил свитер с левого плеча, и языком, изредка касаясь и губами тоже, провел по ключице. Им же потыкал в выступающую острую кость.

Я не понимала, что Феб делает, но мне так нравилось, что было уже все равно.

Утром разберемся.

Пусть уже получит… что там ему от меня требуется.

Я вцепилась в его футболку и не отпустила, даже когда он нырнул еще ниже. Ткань растянулась до предела и собралась в районе его подмышки, открыв живот.

Феб тем временем приподнял край моего свитера и чуть потянул пояс шорт, чтобы приоткрыть тазовую кость. Я слышала, как он тяжело дышал, когда проделывал с ней то же самое, что с ключицей.

Я прикусила губу и наконец разжала пальцы, чтобы засунуть костяшки в рот и не издавать никаких звуков. Все-таки мы в спальне родителей, хоть их и нет.

Время шло так медленно, что вовсе остановилось и даже двинулось назад.

Фабиан ловко скатился на пол и за ноги подтянул меня к краю кровати. Я все еще была в шортах и мокрых насквозь трусах.

— Хочешь кончить? — грубо и напрямик спросил Феб.

Мне казалось, что достаточно просто дотронуться там.

— Да, — едва слышно пробормотала я. Как будто если сказать тихо, считаться не будет.

— И я хочу, — просто сообщил он.

Между ног сводило, я даже поерзала на месте.

Фабиан понимающе ухмыльнулся, сдернул шорты и белье до лодыжек. Из-за кровати я видела только его лицо, плечи и грудь, но по движениям догадывалась, что он приспустил штаны.

Я ожидала, что Феб сейчас поднимется на ноги, но вместо этого он легко похлопал по моим коленям, намекая, что нужно их раздвинуть.

Я так и сделала — и даже со стыда не сгорела. Это же Фабиан, мы дюжину раз лежали с ним в спальне.