36. Поттер (2/2)
Она знала, что ее хотел Колдуэлл, и как ее хочет Джеймс.
Кажется, она наслаждалась этим.
После урока, длившегося, по ощущениям, от окна и до вечера, Джеймс решительно схватил Эванс за руку и повел за собой в сторону коридора, о котором большинство студентов узнавало в лучшем случае к пятому курсу.
Она покорно шла за ним, словно ожидала чего-то такого.
Джеймс остановился у окна, посадил ее на подоконник, чтобы их глаза были на одном уровне, и выпалил:
— Эванс, а что вообще между нами происходит, а?
Она удивилась так, что аж рот раскрыла. Наверное, думала, что Джеймс сейчас будет оправдываться и снова отрицать вину, но он вчера ей уже все сказал. Должна была запомнить. А верить или нет — это ее эвансовское дело.
— Что ты имеешь в виду? — она слегка нахмурила брови и стала просто преступно красивой.
— Ну, сколько раз мы трахались?
— Я не помню, — недоуменно ответила Эванс.
— А я помню. Четырнадцать, не считая того раза, когда ты брала у меня в рот. Кстати, где ты научилась сосать? На каких-нибудь маггловских курсах? Или ты баловалась с Колдуэллом? Ему уже все равно, так что не молчи.
До Джеймса как будто только сейчас начал доходить смысл слов отца. Он чувствовал, как его заполняет обида, и давился собственным унижением.
Что же такого увидел отец в ее голове? Видел, как Эванс сосала у Колдуэлла — и сделал вывод, что за такое Джеймс из ревности мог убить? Или он видел еще кого-то, о ком Джеймс не подозревает?
— Так что, Эванс, — он придвинулся к ней, встав между ног, — кто я тебе? Теперь, когда Колдуэлла нет, ты позволишь мне быть твоим парнем? Или для этого недостаточно просто ебать тебя, и нужны какие-то особые заслуги? — Джеймс отвратительно ухмыльнулся. — Ну, что мне сделать?
Она испуганно смотрела на него.
— Это ты убил Дэнниса?
— Да какая разница? — назло ей расхохотался Поттер. — Тебе же плевать, Эванс. Тебе же насрать, хоть мы все тут переубиваем друг друга из-за тебя. Нравится думать, что ради тебя я готов убить? — Он придвинулся так близко, что шептал ей в рот. — А если меня грохнут, тоже не заплачешь?
— Замолчи, — выдохнула Эванс.
— Тогда ты скажи, — он услышал в собственном голосе дрожь и сорвался, саданув по стене кулаком: — Скажи мне что-нибудь! Будешь навещать меня в Азкабане? Или сразу ляжешь под кого-нибудь другого?
Она пихнула его в грудь обеими руками, соскочила с подоконника и бросилась прочь.
Джеймс, тяжело дыша, прислонился к стене, сполз по ней и сел на задницу.
Он снял очки и с силой потер глаза.
Ему грозила тюрьма за преступление, которого не совершал, и к Рождеству он возможно уже не будет студентом Хогвартса.
Джеймс представил, как сломают его палочку, как переоденут из школьной формы в робу, и как Эванс отдадут кому-нибудь другому.
Эванс не вещь, одернул он себя, ее не могут отдать. Она сама выберет другого.
Этот другой будет целовать ее за завтраком и называть по имени.
«Лили», — Джеймс попробовал беззвучно произнести его и поморщился. Пусть сами зовут ее так.
Кстати, а кого она выберет после Джеймса? Эванс вроде бы никого особо не выделяла.
Он хмыкнул. Похоже, с гибелью Колдуэлла у него действительно не осталось соперников.
И времени не осталось.
Джеймс листал на каникулах какие-то сборники из кабинета отца: за убийство полагается от трех лет до пожизненного. Он несовершеннолетний, значит, дадут лет семь-восемь, выйдет двадцатипятилетним стариком.
Эванс на него даже не взглянет после такого. Общение с дементорами никого не красит.
В том, что он выживет в тюрьме, Джеймс не сомневался. Он прожил счастливые семнадцать лет: его все любили, он творил что хотел, не слушая никого, и выходил сухим из воды. У него были братья, хотя у его родителей не рождалось детей, кроме него.
У него даже была Эванс — целых четырнадцать раз. Только воспоминаний об Эванс с лихвой хватит, чтобы накормить всех дементоров Азкабана. И еще останется.
Отец потребовал оставить ее, но легче было попросить Джеймса разучиться летать.
Он надел очки, встал с пола и закинул на плечо сумку. Пора было отправляться на травологию — по той тропе, где когда-то началась его история с Эванс.