28. Эванс (1/2)

Я не знала, как на это реагировать.

У меня была отличная фантазия, и я могла представить себе все, что угодно, кроме двух вещей. Первое — я до последнего не верила, что я волшебница. Даже когда принесли письмо, и Сев мне все уши прожужжал про магический мир, я не верила, пока не преодолела барьер на платформе девять и три четверти.

А второе — несмотря на то, что видела Шмэри и Феба своими глазами, я до сих пор не могла осознать, что они трахались.

Забравшись на кровать с ногами, я задернула полог, сжала виски пальцами и попыталась уложить все это в голове.

Как у них вообще дошло до секса? Они даже ни разу не целовались.

Но я с Поттером тоже почти не целовалась. Мэри с Фабианом хотя бы разговаривают каждый день.

Ладно, наверное, я думаю не с того конца.

Почему я не заметила, что между ними что-то есть? Получается либо я слепая, либо между ними и нет ничего.

Ага, секс-то был? Был.

Блин, да как Шмэри вообще оказалась в госпитале?

Ногами пришла, это же логично. То есть она пришла его навестить после полуночи и… а потом что? Пришла — и…

Дальше воображение отказывало.

Пришла ногами и легла к нему в постель голая, раздвинув их?

Может, Феб случайно съел пирожки Медоуз, и те как-то не так сработали?

Я накрылась подушкой и решительно поставила себя на место Шмэри.

Фабиан красивый, высокий, у него потрясающий голос, он самый обаятельный человек, которого я знаю. Которого Мэри знает — я же на ее месте. Он всякий раз перед экзаменами давал нам свои прошлогодние записи и именно он вытирал мне слезы, когда меня впервые обозвали грязнокровкой. Шмэри вроде не ревела, когда ее оскорбили так же, но Феб, я знаю, обучил ее Летучемышиному сглазу на такие случаи.

Так, ну хорошо, отбросив тот факт, что мы дружим со второго курса, я допускаю, что Мэри просто захотелось. С ней бывает. Она слаба на передок, обожает красивые члены и может вспоминать их часами.

Но не член же Фабиана.

А чем он, собственно, хуже?

Я не должна думать сейчас о члене Феба, хотя, благодаря Поттеру и Ричарду, теперь знаю в подробностях, как они выглядят.

Конечно, у Прюитта есть член — я не знаю, как он выглядит — ведь Феб им трахает всех своих девушек. У него не может не быть члена. Даже у папы он есть, и с этим стоит смириться.

Итак, у Феба есть член, Шмэри пришла его навестить — Феба, а не член — и что, Фабиан взял и поимел ее? Вот так просто снял штаны, достал и засунул ей, будто пописать сходил?

Это не его стиль.

Да ты-то откуда знаешь, какой у него стиль, Эванс?

Хм, не зря же Прюитта обожают всем Хогвартсом. Однокурсницы Феба частенько упоминали в своих туалетных хихиканьях его язык, но я старалась не прислушиваться. Может, зря?

Отбросив подушку, я вспомнила, как Фабиан угощал меня сегодня лягушкой — и попыталась додумать, как это простое действие могло бы закончиться сексом.

Наверное, никак.

Он никогда не целовал ни меня, ни Мэри в губы. Обычно же с этого начинают, и именно так Феб поступал с девушками в коридорах. Не стеснялся даже учителей. Интересно, его поэтому сделали старостой школы? Сложно ослушаться того, кто сделал тебе ночью хорошо.

Поттер меня тоже не целовал. А потом взял и выебал. Дважды. Выходит, не обязательно сосаться, чтобы трахаться.

Получается, Феб тоже взял и выебал Шмэри? Она не смогла бы ему отказать. Да и кто смог бы?

Ну я, конечно, смогла бы, потому что прежде сгорела бы со стыда — особенно после того, что он видел в раздевалке.

Если Фабиан трахнул каждую, кого поцеловал, то для него Мэри была примерно тридцать второй. Или тридцать третьей. Или тридцать восьмой, не знаю. А он у нее?

Ты опять не о том, думаешь, Эванс.

Я глянула на часы и отвернулась к стене. До рассвета два часа, нужно постараться уснуть.

Вообще мне стоит сделать вид, что ничего не случилось. Эти двое к утру поди и забудут, что трахались. Шмэри всегда так делала. Хотя на этот раз вряд ли, они же видятся каждый день.

Но мне как забыть, что они умеют трахаться?

Почему я ничего не заметила? Как можно быть такой дурой.

И они молчали.

Может, обидеться?

Да вроде не на что. С этим Поттером я совсем перестала замечать, что творится вокруг.

Им бы в аврорате работать. Или в отделе тайн. Как же по-маленькому хочется. И кушать.

Когда я проснулась, моя палочка лежала на тумбочке, и пришлось поверить, что все это мне не приснилось. Палочку явно принесла Шмэри.

У нее первый урок был свободен, поэтому она продолжала безмятежно спать, пока мы трое собирались.

На завтраке я поковырялась в тарелке, размышляя, как себя вести: притвориться, что ничего не видела, или принять увиденное как должное. Все трахаются. Нужно привыкать и перестать удивляться.

Нужное зелье на уроке Горация я сварила только благодаря интуиции и лишь краем уха услышала, что в следующий раз будем изучать теорию любовных зелий. Кто-то даже присвистнул от предвкушения.

— Ну все, скоро даже самых страшных и сопливых разберут, — объявил Блэк, и все заржали.

Когда Шмэри явилась на защиту и как ни в чем не бывало уселась рядом, я глубоко вздохнула и тихо спросила:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Она вытащила из сумки по порядку: потрепанный учебник, чернильницу, перо, пергамент, нашу спальню и целый мир — и только после этого посмотрела на меня.

— Я захватила вчера твою палочку. Не за что.

— Ты извини, что я вчера так ворвалась, — начала я, еще понизив голос, — я просто не ожидала, что...

— ...что Прюитт трахаться умеет? — усмехнулась Шмэри. — О, еще как умеет. — Она явно смаковала момент.

— Да нет же. Об этом я догадывалась, но вчера он трахался… с тобой.

— А чем я хуже остальных? — злобно вскинулась Мэри, и я с трудом узнала в ней свою подругу.