27-б. Прюитт (2/2)

— Я… пожалуй, позже зайду, — еле слышно пролепетала Лили.

Фабиан смотрел на нее, и ему уже во второй раз за последнюю неделю захотелось сдохнуть.

— Эванс? Ты какого хрена не спишь? — прошептала Мэри, приподнявшись на локтях.

Лили явно не знала куда себя девать, но, узнав Мэри, от неожиданности почти спокойно ответила:

— Я тут палочку вечером забыла.

Она попятилась, натолкнулась на косяк спиной, поморщилась от боли — и выскочила в коридор.

Фабиан смотрел на то место, где она стояла, и пытался унять дрожь. Мэри выглядела растерянной — но не расстроенной.

— Я с ней… поговорю утром, — сказала она.

Фабиан заставил себя вернуться к их занятию.

Он перевернул Мэри, поставил на четвереньки и быстро довел дело до конца.

— Ну, классно потрахались, — протянула та, напяливая трусы.

Фабиан рухнул на кровать, даже не подумав прикрыться. Он откинул волосы со лба и равнодушно сказал:

— Так даже лучше. Надоело врать.

— Мы не врали, мы недоговаривали.

— Подмена понятий не упрощает дерьмовую ситуацию.

— Зато теперь нам нет смысла прекращать, раз Эванс все знает. Ты ведь из-за нее хотел это сделать, — подняла брови Мэри, и Фабиан через силу улыбнулся:

— Я передумал. — Он ударил себя по коленям и бодро заявил: — Так, я тебя выебал, ты обещала кое-что рассказать.

— А, про это. Да нечего рассказывать, — коротко пожала плечами Мэри. — Эванс нравится, когда ее грязно ебут на столе. Кто бы мог подумать, да? С ее-то глазищами — и такая… э-э… особенность. У нее на спине живого места нет. Я, кстати, не сплетница, рассказываю только тебе. — Она сделала паузу и тихо добавила: — Ты же наш друг.

Фабиан не смотрел на нее. Ему было так паршиво, будто выпил Оборотного зелья, и он воспользовался испытанным способом, чтобы прийти в себя — расхохотался.

— Ты чего ржешь? — прищурилась Мэри.

— А мы с Эванс теперь в расчете. Я только сейчас это понял.

— Ты о чем?

— Ну, а ты трахни меня, тогда расскажу, — передразнил Фабиан ее собственные слова.

— Ну что ты за мудак, — беззлобно отозвалась Мэри и, уходя, показала ему средний палец.

Фабиан забрался под одеяло, переложил подушку на другую сторону, чтобы оказаться лицом к окну, и завел руки за голову.

Он смотрел, как луна бледнеет в небе, словно на нее наложили скверно выполненное заклятие исчезновения.

И точно так же, как эта луна, иссякали в нем стыд и нужда притворяться.

Фабиан закрыл глаза и слепо ухмыльнулся темноте за окном — он знал, что теперь может говорить только правду.