17. Поттер (2/2)

— Какой ты догадливый, мудила.

— А она правда, ну, дает?

— Да я-то откуда знаю! — взъерепенился Джеймс. — Мне же готова была дать. Так может и с другими так же. Я не знаю.

— Так проверь, — спокойно сказал Сириус, откидываясь обратно на кровать.

Джеймс уставился на него. Бродяга говорил об этом так легко, будто советовал проверить метлу перед полетом.

— Конечно, Эванс ведь с радостью раздвинет ноги после моих слов. Как же я сам не догадался.

— Думаешь, все-таки обиделась? Хотя они всегда обижаются на такое, даже если это полная-преполная правда, — задумчиво протянул Бродяга. — В их девчачьей среде вроде как не принято признаваться в том, что любишь трахаться.

— Делать мне чего? — грубо прервал его размышления Джеймс.

— Извиняться не пробовал?

— Не собираюсь я извиняться! — взвился он. Сириус почесал темную щеку. Они оба брились все реже. — Может, мне и не за что извиняться.

Он вспомнил, как Эванс обжималась с Колдэуллом в коридоре. Этот урод ее чуть не сожрал, весь из себя такой влюбленный.

— А нельзя оставить как есть? Я часто так делаю. Поверь мне, Сохатый, самый простой и изящный способ решить любую проблему — игнорировать ее.

Джеймс выдохнул. Становилось жарко; он снял мантию и швырнул ее в чемодан. Будет сложно игнорировать, когда Эванс таскается на почти все те же уроки, что и они. Пытался уже и продержался сраные две недели. К тому же, Джеймс все еще собирался вставить ей. Ему даже казалось, что с того дня в раздевалке он постоянно возбужден. Бродяга, наверное, прочитал его мысли.

— Или просто сделай это. Выеби ее. Заодно узнаешь, может, тебе не за что извиняться, — повторил Сириус слова Джеймса.

Джеймс тоже лег на кровать и уставился в потолок. Он боялся. Но не самих извинений, а того, что Эванс его пошлет. Ему хотелось подойти к ней и рассказать все: что он постоянно думает о ее губах, о ее сиськах и ногах. О том, что хочет намотать ее длинные волосы на руку — чтобы она не могла сопротивляться — и ебать до бессилия. О том, что он устроил сегодняшнее представление с Патронусом только ради нее, чтобы Колдуэлл с его стремным веником смотрелся бледно на фоне. И о том, что не было никакого запасного места в команде, а Макдональд попала туда по одной причине — Джеймс надеялся видеть Эванс на трибунах чаще, чем никогда.

Только ничего из этого Джеймс ей не скажет, потому что он же не тряпка типа Колдуэлла. Он не опустится до того, чтобы лить сопли и делать эти блевотные признания. И извиняться не будет. Эванс за эту неделю сосалась по меньшей мере с двумя, так что все правильно он сказал. Эванс — давалка.

А Колдуэлл — кретин, который считает, что он у нее один-единственный. Сам виноват, не поверил, хотя Джеймс его предупредил.

Он вытер лоб и понял, что рубашка насквозь мокрая от пота.