На вечеринке мы вдвоем (2/2)
По члену снова течет предэякулят, он трясется, словно Марк вот-вот будет готов кончить только от анальной стимуляции. Он закрывает свой рот двумя руками, слюнявя стену, закрывая глаза и жмуря их, словно с ума сойдет.
Голодный взгляд Торреса врезается прямо в выгибающую спину под серой кофтой, на распушившиеся волосы, которые, как у псины, встали дыбом, на дрожащие руки, сдирающие до крови пальцы и сжимающиеся в кулаки, когда его сильнее и грубее жмут к стене. Когда же пальцы выходит, а Цезарь хватает аппарат за «хвостик», начиная вытягивать его, как можно быстрее, то Хитклифф чуть ли не сползает по стенке на колени, сбито и громко дыша, изредка мыча.
Торресу это не нравится. Его не устраивает подобный ответ со стороны своей псины, поэтому он резко вздымает его пояс, заставив его выпятить зад и грубо, глубоко, до самой простаты входя своим вставшим членом. Все-таки сегодня он примет его.
Марк уже не может сдерживаться, громкие стоны не утихают, прикушенный палец с отпечатками от зубов, не помогал, он лишь мог судорожно выдыхать и вдыхать горячий воздух, пока по щекам течет соленая вода от слез, а губы расплываются в неведомой ранее улыбке блаженства, поехавшего удовольствия.
Он из последних сил прижимается плотнее к органу, от чего на животе образуется небольшой бугорок. Хитклифф плачет. Неясно от чего, от боли, унижения, от того, что кто-то продолбил ему весь анус и дошел до прямой кишки или от дикого желания получить сперму прямо туда, а после бояться сходить в туалет, чтобы потерять это семя.
Он дрожит, а Торрес беспощадно долбит его, разнося бугристый анальный проход в клочья до момента, пока по ногам не начнет течь алая жидкость, но Марк не просит остановиться, он лишь закусывает губу, закатывая глаза. Он умоляет продолжать разъебывать его, продолжать любить и войти глубже. Люди уже оторвались от наркоты, своего секса, наблюдая за ними. Хитклиффу и Цезарю абсолютно все равно, что на них смотрят. Оба прямо сейчас просто хотят получать от друг друга блядства, заразить друг друга, а потом уже вырубиться, в судорогах вспоминая об произошедшем этой ночью.
Младший уже теряет сознание от боли и усталости, как Торрес хватает его за шкирку и притягивает к себе, заставляя член немного выйти из нутра, тут же касаясь мягких губ, покрытых слюной и немного кровью, слишком сильно он их искусал, сдерживая себя.
Несмотря на всю атмосферу поцелуи Цезаря были… Были самыми нежными. Их можно было сравнить с бабочками, которые без задней мысли собираются на поле, переносят пыльцу. Марк любил его за это. На секунду мысли даже заполнились не одним органом, который так нещадно дробил внутренности бедного, а даже… Искренней любовью?
Однако этот короткий перерыв резко заканчивается, когда орган снова входит глубже положенного и глаза закатываются. Короткая пауза и внутри ощущается невероятная заполненность. Хитклифф дрожит, а после падает на грудь Торреса спиной. Все-таки вырубился. Это был, к слову, первый раз, когда они кончили одновременно.
Обои от спермы никто так и не отмыл.
Может, Марк и получил невероятное удовольствие от этого, но каждый подобный приход может означать лишь одно — его травма все сильнее прогрессирует. А Цезарь не против. Зачем ее прорабатывать, если в ней столько всего хорошего? Круглосуточный, незабываемый секс, огромное количество любви…
Несмотря на все осуждающие взгляды, они уснули вдвоем в одной кровати в обнимку. Торрес тихо шептал все самое-самое хорошее на ухо Марка, чтобы он снова не проснулся от жуткого кошмара. Лишь бы спал хорошо…