Часть 8 (1/2)

Удивительно, насколько сильно в жизни может везти одному человеку. Как будто судьба долго и упорно ходит хвостиком, оберегая от всех возможных проблем. Но у каждого такого везунчика всегда есть край. Та самая грань или переломный момент, после которого всё катится по накатанной. Словно стоит только один раз запнуться о незаметно торчащие из-под земли корни какого-то древнего дерева, как вся выстроенная годами защита рушится без надежды на восстановление.

У Сынмина всё так и случилось. Спасение несчастного Феликса стало концом его прекрасной беззаботной жизни и началом пути по адским кругам. Бок о бок с прямыми участниками сего инцидента, конечно, так что не то чтобы Ким жалел. Но жаловался. И достаточно часто.

Даже если любые его аргументы разбивались о сказанное Феликсом с широкой улыбкой: «Зато с нами весело».

Ага. Очень весело. Что ни день, то какая-то новая драма.

И Сынмин, видимо, этой «весёлостью» очень охотно заразился. Иначе как ещё объяснить тот факт, что вечно холодный ко всем альфам и абсолютно незаинтересованный в отношениях омега вдруг в кого-то втрескался.

Мистика, заговор или приворот — не иначе.

Рассказывать никому о своих чувствах омега, естественно, не стал. Даже себе с большим трудом признавался, что влюбился в какого-то глупого, импульсивного малолетку (что Хёнджин потом множество раз подтвердил своим поведением).

Сынмин за время своей работы столько историй любви наслушался, и даже успел поучаствовать, что создавать свою у него не было никакого желания. Тем более зная, как этот человек один раз уже поступил с партнёром (вроде бы даже любимым).

Всё это, кажется, задевало Сынмина даже больше, чем самого Феликса, хотя на тот момент то была не первая история на его памяти про бедного брошенного беременного омегу, но именно эта вывернула душу, а после, когда Сынмин впервые встретился с Хёнджином, связала в узел. Да так и не вернула всё в изначальное состояние.

Омега так и остался наедине со своими противоречивыми чувствами, постоянно ловя какие-то вертолётики, когда Феликс или Минхо что-то рассказывали про своего друга (Хёнджин был другом Минхо ещё до всего этого, вероятно, это одна из причин, почему примирение прошло успешно, но это не точно). В какой-то момент Сынмин даже начал признавать, что возможно (лишь возможно) альфа не такой уж и плохой. Пока Хёнджин не начал проявлять внимание к нему.

Такое развитие событий по новой разразило войну миров в подсознании Сынмина, вызывая самую яркую защитную реакцию из всех, что можно было от него дождаться: полное игнорирование с редкими пассивно-агрессивными ответами на разного рода подкаты Хёнджина.

Ну, первое время.

Есть ли вообще человек, который в какой-то момент не поддался бы природному обаянию Хёнджина и не растаял от его милых дурачеств? Вряд ли.

Правда, даже тогда они сошлись лишь на том, что Сынмин помогал Хёнджину научиться управлять феромоном (раз уж этого несчастного никто не научил, пока тот был подростком). И когда дело доходило до каких-то романтических намёков со стороны Хёнджина, омега просто максимально холодно и грубо отшивал его. Из раза в раз.

Но, по общепринятым нормам, они дружили, да.

Было много событий после которых Сынмин мог бы признаться Хёнджину (или хотя бы кому-то) в своих чувствах. Но для него намного проще молчать. Всегда проще молчать.

А потом вот он увидел, как Хёнджин применяет то, чему он его научил, на Феликсе, и в его голове что-то замкнуло. Все те чувства, что он держал в себе последние пару лет, нахлынули с новой силой, и он понял, что так больше жить нельзя. Что нужно взять себя в руки или… Или вернуться к первоначальному плану и игнорировать Хёнджина, как несуществующий элемент в этом мире.

Вот только на этот раз Хёнджин такое отношение терпеть не станет. Окончательно разобравшись в отношениях с Феликсом, ему больше ничего не нужно. Только Сынмин. И терпения у него ровно ноль.

Поэтому он и заходит к Сынмину в конце его рабочего дня, когда пациентов уже совсем нет, а омега уже собирается домой. Сильно задумчивый, занятый какими-то своими мыслями, и не заметивший, как к нему зашли.

— Привет.

Сынмин едва не вскрикивает от голоса за спиной.

— Хёнджин! Мне давно нужно было завести кольцо с тревожной кнопкой против тебя!

Почти три недели молчания разбиваются вдребезги за одну секунду. И почему вообще все сотрудники на его работе уже знают Хёнджина и не предупреждают о его приходе?

Он оседает на свой стул, прикрывая глаза.

За что ему всё это?

— Мог бы хоть предупредить.

— Чтобы ты, как всегда, мастерски избежал встречи со мной? Я хотел сделать сюрприз.

Тут даже не поспорить. Омега бы точно сбежал.

Хёнджин заправляет длинные пряди волос за уши и садится на край кушетки, а Сынмин вздыхает, растирая руками щёки.

И почему, почему именно Хван Хёнджин?

— Отлично. У тебя получилось. Что-то ещё?

— Я выпил четыре чашки эспрессо за последний час.

— Ты идиот, а это не новость. Что-то ещё?

— Ещё ты мне нравишься.

Сынмин распахивает глаза и удивлённо смотрит на Хёнджина, не в состоянии и слова сказать.

Да, альфа давно подавал множество знаков внимания, но никогда не говорил напрямую. А теперь, когда сказал, у Сынмина просто нет слов. Ни единого аргумента о том, почему это не правда или наоборот. Сплошное перекати поле в голове в сумме с обезьянками бьющими в тарелки.

Хёнджин смотрит в упор, кажется, даже не моргая.

Это длится всего несколько секунд. Пока телефон Сынмина не начинает звонить.

От этого звука омега пугается чуть ли не до инфаркта уже второй раз за день. Просто потому, что эта мелодия у него стоит на одного конкретного друга, который звонит ему примерно никогда. И раз это случилось сейчас — это что-то действительно срочное.

Он отвечает в ту же секунду.

— Лино? Что случилось? Что-то с Феликсом?

Почему-то это первое, что приходит Сынмину в голову, и звучит он крайне взволнованно. Серьёзно, из-за чего ещё Минхо мог ему позвонить?

Настолько, что даже стоящий рядом Хёнджин начинает нервничать, хотя он виделся с Феликсом всего пару часов назад, и всё было отлично. Он же должен быть с Чанбином сейчас, разве нет?

— Сынмин, это Хан. — Молодой альфа на том конце явно очень растерян, это слышно даже по его голосу (обычно он очень взрывной и громкий, но не сейчас). — У Минхо проблемы.

Очень вовремя.

***</p>

— Слушай, почему ты никогда не пускаешь меня в свою комнату?

Хан сидит на высоком стуле за барной стойкой и пьёт свой сомнительный бананово-клубничный смузи. Сомнительный только из-за того, что Минхо его сделал пару минут назад. Минхо, который сейчас стоит за плитой и пытается приготовить им хотя бы минимально адекватный обед из всего, что осталось у них в холодильнике (чтобы накормить досыта Джисона, оказалось, нужно как-то слишком много еды, учитывая то, что он всё ещё мелкая квокка).

И вообще, альфе стоило начинать этот диалог с вопроса о том, почему Минхо в принципе не часто пускает его в свою квартиру. Но это вторичное.

Ответ всё равно будет один.

— Потому.

Разве могло быть иначе? Но за всё то время, что они общаются, это никогда не останавливало Джисона. Ни единого раза, серьёзно.

Это только ещё больше распаляет его интерес.

Он с мерзким сюрпаньем, которое издаёт трубочка, допивает свой напиток и поворачивается лицом к Минхо (точнее к его спине, потому что омега всё ещё пытается что-то порешать с мясом на сковородке), тогда как до этого пристально разглядывал дверь в комнату омеги.

— У тебя там гнездо? — совершенно бестактно спрашивает Хан, и Минхо чуть лопатку не роняет в горячую посудину.

— Что, блять?..

Некоторые вопросы слишком даже для Джисона. Минхо иногда всё ещё удивляется, что это тот же самый альфа, который позвал его на свидание в парк развлечений. То, что потом Хан предложил заняться сексом в зеркальной комнате — это уже детали.

— Ну а что, — как ни в чём не бывало продолжает альфа, будто не заметил недоумение (это скорее пассивная агрессия, вообще-то, но кого это тут волнует) старшего. — Это было бы логично.

Минхо крайне резко выключает конфорку и оборачивается лицом к Джисону, только ради того, чтобы почти под самый нос сунуть ему сложенный из пальцев жест.

Средний палец с покрашенным в чёрный (именно Джисоном) ногтем на фоне лица альфы выглядит отлично.

— Катись нахер со своим логично.

Но даже это не останавливает Джисона. Он только шире улыбается.

— Ну, если ты хочешь, то…

— Да, у меня там гнездо, — перебивает Минхо уже начавшего что-то там предлагать альфу. Вот уж спасибо, знает он, чем это всё может кончиться. Вовремя заткнуть Джисона в этом деле очень важный квест. Потому что одна ошибка и вы уже пытаетесь не заляпать всё вокруг в зеркальной комнате своими голыми участками тела. — Только заткнись.

В этот раз омега успевает остановить поток сомнительных предложений, и уже хочет вернуться к еде (Джисон кивнул, значит вопрос решён, так ведь?), как Хан снова открывает свой бездонный рот. Минхо для того и сделал ему напиток, чтобы тот хотя бы немного помолчал, но, очевидно, этого было слишком мало.

— Покажешь — заткнусь.

О, нет. Минхо не поведётся на это.

Он же шантажирует его. Почти не скрывает даже свои хитрые глаза.

Проклятая квокка.

— Ты же хотел есть, — припоминает Хану его долгую тираду о том, что он растущий организм и ему просто необходимо стабильное плотное питание, которую он закатил ему около получаса назад, пока они смотрели невероятно сомнительную дораму про зомби.

— Я хотел перекусить! — Поправляет Джисон, на что Минхо лишь закатывает глаза и кивает куда-то в сторону.

— Ну, вот провода, вперёд. Зачем было просить меня готовить?

От такого даже Джисон сначала зависает, проводя параллели от сказанного им и до следующих за этим слов Минхо. И как только до него доходит смысл сказанного, он делает самое оскорблённое лицо, какое только может: